* * *
— Вперед, — приказал Чжу, когда юаньский патруль, проходящий поверху, миновал.
Сюй Да и Юйчунь потянули за свободный конец веревки, наброшенной на стенной зубец. Чжу поехала вверх, держась за другой конец и упираясь ногами в стену. Высоты она не боялась — все детство лазала по сверкающим монастырским крышам под облаками. Но именно потому, что лазание по стенам было ей знакомо, физическое увечье ощущалось остро, как никогда. Теперь у нее всего одна рука, а удержаться надо с тяжелым грузом на спине.
Несмотря на всю свою знаменитую криворукость, проявившуюся еще в монастыре при подготовке к календарным праздникам, на сей раз Сюй Да с задачей справился на ура. Нижняя рубаха Оюана, как и рассчитывала Чжу, была сшита из знаменитого монгольского шелка, который нельзя прорвать стрелой. При ранении тонкая, неимоверно прочная ткань облепляла вошедшее в тело древко, и вытащить стрелу становилось проще. В качестве строительного материала бумажная ткань, из которой монахи мастерили воздушных змеев к Новому году, не шла с этим шелком ни в какое сравнение.
Веревка, отсыревшая после заплыва, скрипела и терлась о камни стены, пока Чжу поднималась — на два, затем на три чжана вверх. Вот и амбразура. Она протиснулась сквозь узкий зазор между зубцами, подала Сюй Да знак отпустить веревку, смотала ее и закрепила на одном из зубцов, чтобы потом спуститься без чьей-либо помощи. Когда она снова махнула рукой, Сюй Да скользнул в темноту двора, туда, где в засаде ждали остальные.
Наверху, на укреплениях, ветер задувал куда сильнее, чем внизу. Чжу пришлось побороться с воздушным змеем, чтобы его не унесло, пока она благовонной палочкой поджигает висячие шнуры бомбочек. Затем, вместо того чтобы подкинуть его высоко в небо, как делала в монастыре, Чжу просто разжала руку.
Морской бриз подхватил змея так резко, что нить обожгла ладонь Чжу. К ее восторгу, этот был мощней всех предыдущих. Казалось, с привязи рвется сильное живое существо. Время от времени змей пытался парить на уровне крыши — бледный призрак на фоне черного неба.
Чжу рассчитала свою вылазку на стену так, чтобы дозорные в этот момент были как можно дальше от нее, но по спине поползли неуютные мурашки. Ожидание затягивалось. Пока бомбы не рванут, ей придется торчать тут у всех на виду. Вытянутая рука ныла от напряжения. Почему шнуры никак не прогорают? Внезапно ее одолели сомнения. Что, если морская вода просочилась в бомбы и порох отсырел? Они сработают? Не могли же все без исключения попортиться…
Чем дольше она там стояла, тем сильнее становились сомнения. По спине побежали мурашки.
И тут натяжение нити исчезло. Все исчезло, осталась только вспышка.
Сознание на миг отключилось. Словно из памяти вырезали лоскуток и сшили заново. Едва сообразив, что лежит в нескольких чжанах оттуда, где стояла, Чжу свернулась клубком. Сверху дождем сыпались щепки и каменная крошка. Наверное, они стучали о каменные укрепления, но она временно оглохла от взрыва. Над разбитой крышей сторожевого поста поднималось бледное облако. Вверх бил луч дрожащего фонарного света, словно открылось окно в черное небо.
Чжу с трудом поднялась на ноги, отшвырнула ненужную нитку. Юаньские стражи уже выбегали в полном беспорядке из башни во двор, одни при оружии, другие — явно только что из постели. Чжу дождалась, пока в дело вступят ее воины. Они все еще уступали юаньцам числом, но у них было преимущество неожиданности и выгодная позиция. Должны справиться.
Чжу обмоталась веревкой, приготовилась к спуску со стены. Дозорные изначально были далеко, однако теперь-то они уже несутся к ней со всех ног. Надо сматываться. Но… веревка как-то странно ослабла. Чжу дернула за нее, охваченная внезапным ужасом, и замерла при виде разлохмаченного кончика. Ей сразу вспомнилось, как зловеще веревка скрипела и терлась о камни. Лопнула, значит, когда ее сматывали наверх. Даже если привязать то, что осталось на поясе, к зубцу, этого хватит, только чтобы свеситься со стены.
Чжу бросила мрачный взгляд во двор. Три чжана — это в шесть с лишним раз больше, чем ее рост, а там все вымощено камнем. Что будет, если прыгнуть без веревки? Больно падать — это ничего, ее страданиями не напугаешь. Но выживет ли она вообще после такого падения? Видала Чжу воинов, истекших кровью на поле боя от какой-то царапины. И других, которым ломали кости при падении их собственные кони. Ей не нравились перспективы.
С другой стороны укреплений белая пена разбивалась об основание волнореза. Можно прыгнуть в воду. Она пробьет черную поверхность и будет тонуть, тонуть, и на этот раз рядом не окажется Оюана-спасителя. Тут шансов даже еще меньше…
А когда Чжу подняла глаза, на укреплениях сверкнули факелы: к ней бежал патруль.
* * *
Оюан, безоружный и всеми забытый, стоял на задворках и наблюдал разворачивающийся хаос с чувством яростной беспомощности и зря потраченных усилий.
Воины Чжу пошли в лобовую. Юаньцы отбрасывали в сторону факелы и кидались в рукопашную схватку с нападающими. Бой превратился в сплошную неразбериху теней. Спасти генерала Сюй Да было верным решением: под его невозмутимым руководством юнцы Чжу прекрасно держались против куда более многочисленного противника.
На укреплениях что-то происходило. Оюан с изумлением увидел, что к Чжу несутся два юаньских стражника с мечами наголо. Почему Чжу все еще наверху, ведь планировалось, что он спустится сразу же после взрыва? У него, правда, с собой сабля… Но двое на одного — Оюан не представлял, как Чжу выйдет победителем.
Он сорвался с места, еще даже толком не осознав собственное намерение. Врезался в гущу боя посреди двора, набросился сзади на ближайшего юаньского солдата в полном вооружении и сломал ему шею. Подобрал лук, две стрелы, впустую упавшие неподалеку. И после короткого раздумья наложил обе на тетиву. Невообразимый будет выстрел. Бегущие к Чжу стражники размытыми тенями мелькали в темноте меж зубцов. Быстро бегут… Оюан следил за ними с обостренным вниманием, ощущая, как замедляется стук сердца. Вот их от Чжу отделяет всего пять зубцов. Четыре, три…
Чжу бросился со стены.
Он падал. Сверхъественная сосредоточенность Оюана позволила ему рассмотреть каждую деталь: как болтаются в полете рука и ноги Чжу, словно у тряпичной куклы, как разматывается в воздухе за ним тонкая белая полоса… Последнее его удивило. Это была не та веревка, с которой Чжу поднимался. Прежде чем Оюан сообразил, что это и откуда, странная веревка размоталась на всю длину. Чжу заболтался в воздухе, пытаясь затормозить о стену. Лента — или что это вообще такое? — пугающе натянулась. Почему-то Оюану на ум пришли обмотки с собственных ног, хотя при чем тут они. Чжу не доставал до земли по меньшей мере на высоту в два собственных роста.
Стражники добежали до той точки, откуда спрыгнул Чжу, и уже перегнулись через стену, чтобы втащить его обратно, когда лента внезапно исчезла.
Чжу полетел стрелой.
Дозорные перегнулись через край стены, ища его глазами. Обрезанный конец ленты взвился высоко в воздух, потом, трепеща, опал. Видимо, Чжу сам перерезал веревку, понял Оюан. Силуэт упавшего темнел у подножия стены. И вдруг Чжу вскочил, невредимый, как сброшенный наземь муравей, и ринулся в бой с обнаженной саблей.
Оюан ошеломленно смотрел ему вслед. Какая-то немыслимая целеустремленность. Было ли Чжу страшно прыгать с крепостной стены, когда от смерти его отделяла тоненькая лента? Он вспомнил худое решительное лицо Чжу на борту лодки, когда он кинулся в воду, зная, что плавает как топор. Страшно — не страшно… все равно прыгаем. Такова была сила его желаний.
На секунду Оюан ощутил, как в душе шевельнулось то, что не мог назвать ненавистью.
Мимо просвистела стрела, вырвав его из непривычного ощущения. Он подумал с мысленным звериным стоном: я бежал спасать Чжу, только чтобы не дать ему проиграть. Я на него поставил. А потом все. Потому что даже с войском, полностью обеспеченным припасами, Чжу не выстоять против генерала Чжана. Войны на голой решимости не выигрывают.
