–У меня нет вашего номера, или это снова приказ?

–Именно он,–директор протянул мне визитку.

–Спасибо,–я искренне улыбнулась и развернулась уходить.

Обернувшись, я увидела, как директор уже ехал в свою идеальную обитель. Должно быть, я выглядела совсем уж жалко. Не люблю, когда меня жалеют, но эта проклятая фобия единственное, что не дает мне быть собой в полной мере. Ведь я не могу вечно жить в страхе, и если хочу получить эту работу, то должна справиться с собой. Как будто это так просто. Менять себя сложно, перекраивать своё мировоззрение, но не для того, чтобы подстроиться, а чтобы стать лучшей версией себя прошлой. Отсутствие близких людей рядом это не есть вина окружающих. Только моя, ведь я всю жизнь отталкивала людей, аргументируя тем, что они меня не понимают, наши взгляды на жизнь не совпадают. Научилась быть в одиночестве, более того, я им наслаждалась. Мне нравились прогулки со стаканчиком кофе и наушниками, вечера с книгой, сон на односпальной кровати, и моё внутреннее тепло обогревало только меня одну, не выходя за пределы моей комнаты, студии, души.

Стоя на улице, попрощавшись с директором, я всё же ощутила укол одиночества, вопреки всем доводам разума, и мне стало жаль себя. Всего на минуту, мне показалось словно я в арктической пустыне посреди черной пурги. От такого не спасет ни кофе, ни чай, ни все обогреватели мира.

Я прошлась вдоль по улице, вдохнула свежего сентябрьского воздуха, наполненного запахом цветения, и мне стало немного легче, но та льдинка внутри меня больно колола, мне отчаянно захотелось избавиться от неё, но одна я не справлюсь. Мне нужна причина. Очень веская, чтобы я собственными руками разрушила крепость, которой была окружена.

Оставшуюся часть дня я провела прохаживаясь по магазинам с тканями, искала и подбирала фурнитуру для будущего костюма директора. Мне нравятся такие походы. Они успокаивают. Дома меня ждала постель, ромашковый чай и несколько заказов, которые я взяла на дом. Часть моей студии была отведена под рабочую зону. Не так давно на сбережения я приобрела швейную машинку, чтобы была возможность брать заказы на дом.

В студии пахло чем–то неуловимым, давно знакомым и родным. Запахом уходящего всё ещё жаркого дня, листвы, остывающего от дневного зноя асфальта. Стояла приятная прохлада и, приняв душ, я в одном полотенце могла расхаживать, не опасаясь простудиться. Мне не нравилось растирать себя до полной сухости, а походить немного влажной после душа, чтобы кожа высохла сама. Сложенные аккуратной стопкой ткани ждали, когда я превращу их в платья, пиджаки и джинсы. Собрав волосы в пучок, чтобы не мешались, я хотела было переодеться в домашнюю одежду, как внезапный, настойчивый стук в дверь заставил почти подпрыгнуть на месте. Испугавшись, я подбежала и открыла, забыв, что на мне лишь полотенце.

–Директор?! –я едва не вскрикнула,– что–то случилось? Вы чего тут делаете?

–Ты дома? –лицо Генри Аллена было бледным как мел. Синие глаза лихорадочно бегали по моему лицу. Его зрачки медленно расширялись, превращая глаза в чёрный омут.

–Да, а где должна быть?–я правда ничего не могла понять.

–Я очень волновался, и не придумал ничего лучше, чем прийти сюда, в новостях сказали, что девушка, похожая по описанию на тебя спрыгнула с крыши и разбилась насмерть. К тому же, ты не отвечала на звонки.

– Вам не стоило так беспокоиться, ведь со мной всё в порядке, –придерживая рукой полотенце, я мялась с ноги на ногу, не зная куда себя деть, и что сказать.

Властный тон его голоса и та забота, которую он проявлял, шли в разрез друг другу. Это немного сбивало с толку и несомненно льстило.

–Можно стакан воды?–спросил директор, словно ничего и не было, словно я не стою перед ним почти голая. Похоже, волнует это только меня.

–Проходите,–я отошла в сторону, пропуская Генри Алена в свою обитель.

–Спасибо,–натянув маску надменности, он прошел внутрь и огляделся,– ты живешь довольно скромно.

–Я знаю, но меня всё устраивает,–схватив халат, я отправилась за ширму, чтобы переодеться. Не самый лучший вариант, ведь он предназначен только для того, чтобы прикрывать минимальное количество открытой кожи, но это лучше, чем ничего.

–Неужели?–директор не верил что можно жить в таком маленьком помещении, с минимальным количеством мебели.

–Почему вы решили, что я могу покончить с собой?–я перевела тему.

–Ты выглядела очень расстроенной, когда уходила, поэтому я заволновался.

–А откуда мой адрес?

–Ты заполняла резюме, вот я и посмотрел,–буднично заявил директор.

–Директор, я…

–Генри, меня зовут Генри, и можешь перейти на «ты»,–перебил меня он. Неужели он всем сотрудникам разрешает звать его по имени, да ещё и неформально? Сомневаюсь.

–Хорошо, Генри,–сдалась я,–мне бы не хватило духу покончить с собой. Точно не прыгать с крыши. Это ведь доставит столько проблем окружающим.

–Ты ведь шутишь?! Тебя волнует не возможность мучительной смерти, а перспектива доставить хлопоты другим?

–Конечно нет, –я попыталась всё перевести в шутку.

–Мало ценить свою жизнь, нужно её любить,–сказал Генри, и по–хозяйски сел на мой единственный бежевый диван.

Я ничего не ответила, просто набрала воды в одну из моих многочисленных керамических кружек.

–Вода,–я протянула кружку и отошла подальше. Генри Аллен заметил это и слегка ухмыльнулся. Ямочка.

–Почему ты отошла?

–Мне неловко, что я почти без одежды,–призналась я, утаивая один момент.

–Неужели?

–Да, мы не в тех отношениях, чтобы ты смотрел на меня вот так.

–Как? –глаза директора будто потемнели.

–Как на кусок мяса. Это смущает и немало раздражает.

Генри Аллен порывисто встал и подошел ко мне. Он был всего в нескольких миллиметрах от моего лица. Он смотрел на меня сверху вниз, это напрягало. Моя грудь касалась его рубашки, и только тонкий слой атласного халата отделял меня от него.

–Это не так,–сказал директор тоном не терпящим возражений.

–Я не привыкла к таким взглядам, поэтому смутилась,– почему я оправдываюсь перед ним?

–А к каким привыкла? –мне пришлось немного отступить, чтобы смотреть в глаза.

–На меня не смотрят,–честно ответила я.

–Не понимаю почему. Я смотрю и хочу прикоснуться,–рука директора потянулась к моему лицу, но он её тут же убрал.

–Генри, ты не можешь.

–Твое присутствие странным образом влияет на меня, Анни Кристенсен. Я привык контролировать, то, что чувствую, –директор дышал учащенно, сбивчиво,–рядом с тобой это проблематично. Жутко раздражает.

– Тогда почему ты всё ещё здесь? Когда ты находишься в такой близости, я начинаю нервничать. Поэтому тебе лучше отойти, пока всё не зашло непоправимо далеко. Ты не знаешь меня, а я тебя, поэтому нам стоит остановиться.

– Да, прости, иногда я не вижу границ, рад, что ты в безопасности.

Директор медленно отстранился и направился к выходу. От чего я чувствовала себя виноватой? Хотелось выбежать за ним в коридор и крикнуть: «Эй! Я не договорила!» Однако это было бы так по–детски, и я сдержалась. У этого мужчины и так слишком много власти над женщинами, чтобы позволить ему смотреть на меня как на капризного ребёнка.

Ранним утром, собравшись с духом, я надела лёгкое бежевое платье свободного кроя, черные балетки, и маленькую сумку через плечо в тон. Волосы были как–то особенно непослушны, и собрала их в объемный пучок. Долго и придирчиво я разглядывала себя в зеркале, и не находила ничего примечательного. Карие глаза, темные волосы, среднее телосложение с выпуклостями в нужных местах, но это всего лишь обложка, тот образ, который мы демонстрируем обществу. Настоящая "я" глубоко внутри под покровом сарказма и неуверенности в себе. Я всё ещё работаю над собой, и после походов к психотерапевту мне, конечно же стало лучше, но лишь не на долго.

Офисное здание казалось непреодолимой высотой, на которую мне предстояло взобраться. Ноги уже предательски дрожали, и я решила, что больше ни за что не поднимусь на лифте. Двадцать этажей веселья, но лучше пешком, чем снова в эту стеклянную тюрьму.