– И какой же у меня характер?

– Честно? – Анни приподняла аккуратную бровь.

– Мне не нужна лесть, я слышу её предостаточно в офисе.

– Ты властный, любишь доминировать, не привык, что твои приказы обсуждаются, но…Но это лишь одна сторона медали. Та сторона, которую ты никому не показываешь иная. В тебе есть доброта, желание помогать, и какая–то душевная боль. Она угнетает, мучает и не отпускает. Это видно по глазам в тот момент, когда тебе кажется, что на тебя никто не смотрит. Э

Эта девчонка попала во все цели. Мне стало очень не по себе. Она не должна видеть меня насквозь. Это слишком опасно. Для меня. Она не должна знать, что я сделал, и чем пожертвовал, чтобы стать тем, кто я есть. Сколько человечности мне пришлось задушить в себе, чтобы больше не привязываться ни к кому.

– Ты фантазируешь, Анни, –я постарался сменить тему.

– Наверно так, – девушка погрустнела. Вот идиот.

– Приготовить для тебя кофе? – нужно как–то реабилитироваться. Эта девушка очень чувствительная, остро реагирует на всё.

–Нет, я не хочу,– Анни опустила глаза в свой планшет, и больше ничего не ответила.

Я был так высокомерен и заносчив, что не мог признать её правоты. Не мог смириться с тем, что кто–то разгадал меня так быстро. Не такая уж я великая загадка.

Анни поднялась, и держась за край стола, направилась в сторону постели. Я хотел было помочь, но увидев, как я встаю, девушка выставила вперед ладонь, и покачав головой, сама забралась под одеяло, в этой своей пижаме с авокадо. Это был удар ниже пояса.

Она была такой хрупкой, и почти в равной степени одинокой, не знала прикосновений мужчины. Всякий раз, когда мои пальцы касались её кожи, Анни вздрагивала, и опускала взгляд, но наслаждалась. Я видел это по расширенным зрачкам, по едва слышным вздохам, срывавшимся с её манящих, словно приглашающих поцеловать, губ. Мне с первой нашей встречи хотелось заботиться о ней, и не меньше завладеть всем её пространством и вниманием. Чего стоит один её взгляд полный паники, словно у испуганной лани, когда она смотрит на высотные здания.

Я еще немного посидел за компьютером, разгребая письма сотрудников. Решив уйти на удалённую работу, я не рассчитывал, что весь день буду пялиться в монитор.

Малиновый закат окрасил комнату в розовую дымку, и я решил, что нельзя его встречать в одиночестве. Когда я вошел в спальню, Анни стояла недалеко от окна, видимо боясь к нему даже подходить, глядела перед собой. Я приблизился к ней вплотную, так близко, что чувствовал запах её волос.

– Так красиво, – слегка дрожащим голосом сказала она.

– Да, тут иногда потрясающе.

– Я даже забыла, на каком мы этаже,–Анни отступила на шаг и коснулась меня спиной. Медленно обернувшись, она всматривалась моё лицо. Карие с темными крапинками, её глаза были словно растопленный шоколад. Под солнечными лучами они неуловимо меняли цвет. Я боролся с желанием снова поцеловать её. В этот раз, я не хотел сдерживаться.

– Прости, Генри, я не хотела задеть тебя своими словами. Я не имею права влезать в твою душу, – Анни опустила голову, словно провинившийся ребёнок.

– Забудь,– я коснулся кончиками пальцев её подбородка, и приподнял. Глаза Анни блестели от слез.

Я снова поцеловал её, нежно и осторожно, ведь одно неправильное действие, и я разрушу то, что только может зародиться. Анни ответила на поцелуй, и её маленькие ладошки коснулись моего лица. Меня словно ударило разрядом в двести двадцать вольт. Очень давно никто не прикасается ко мне так. Просто, не ожидая ничего взамен.€ти инстинктивно, я крепко прижал Анни к груди.

– Спасибо, –прошептал я, и перед глазами снова возникло лицо Грейс. Усталое, измученное, любимое.

Дыхание сбилось, и сердце, словно не моё, стучало так сильно, что зашумело в ушах. Генри слегка дрожал, что было так на него не похоже. Что–то внутри у него было сломано, разрушено, и он отчаянно старался это скрыть. Имею ли я право заглядывать и прикасаться к тому, что так ранит его? Осторожный поцелуй дрожал на моих губах, но это всё ещё не повод забираться ему под кожу и искать там ответы на свои вопросы.

– В этом мире так много боли и страданий, и у всего есть свой срок, произнесла я, отстраняясь, чтобы ясно видеть затуманенные болью глаза, –нельзя забыть боль, но можно заглушить её радостью. Не запрещай себе.

– Я прислушаюсь к твоему совету, – директор погладил мои волосы.

– Было бы неплохо. Наверное, завтра я вернусь домой,– начала было я, но Генри приложил палец к моим губам.

– Не стоит, тебе ещё тяжело ходить,– Генри выглядел очень усталым.

– Нам обоим нужно вернуться к обычной жизни. Как долго мы сможем сидеть тут в самоизоляции?

– Столько, сколько потребуется для твоего восстановления.

– Мне лучше, я почти могу наступать на ногу, – конечно, это ложь, но я должна побыть немного в отдалении, чтобы понять, как быть дальше, потому что дело принимает тот оборот после которого трудно повернуть назад.

Я как трусиха искала пути отхода. Это был всего лишь поцелуй, но каждый вложил в него слишком много, чтобы считать его мимолётным.

Незабываемое, и несравнимое ощущение, когда сердце бьётся сильно–сильно, заходя от собственного ритма, дыхание перехватывает, и иногда медленно, а иногда очень быстро твой мир сужается до одной улыбки, одной ямочки, одних голубых глаз, кажется, что дальше без них ты не сможешь сделать и вздоха. Просто ни одного крошечного вздоха.

– Хорошо,– Аллен провел рукой по волосам, и одна непослушная прядка упала на хмурый лоб.

– Спасибо за заботу, я очень давно не чувствовала себя так.

– Как? –рассеяно произнес Генри.

– Как маленькая принцесса, – я невольно рассмеялась.

– Это ведь хорошо, – Генри немного расслабился.

– Ой, забыла сказать! – вдруг вспомнила я,– к тебе приходил какой–то мужчина, когда ты ездил за моими вещами. Он был немного не в себе, как мне показалось.

– Что? Он не представился?

– Нет, спросил, кто я, дома ли ты, когда сказала, он ушёл. Выглядел рассерженным. Кажется, сегодня такой день, что все кто приходит к вам злятся на меня.

– Странно,– директор провел рукой по волосам, что свидетельствовало о его озадаченности или раздражённости,– никому не открывай без меня, ладно?

– Да, к тому же я завтра возвращаюсь к себе.

– Точно, скажешь об этом ещё раз, и я тебя привяжу, – Генри отступил, позволяя мне присесть на диван.

Боль в ноге слегка притупилась, я регулярно принимала обезболивающие таблетки, но от них голова была словно ватная. Директор весь день провёл рядом со мной, особо не пытаясь разговаривать. Каждый занимался чем–то своим. Он был молчалив и погружён в свои мысли. Я не решилась его беспокоить. Мы молча поужинали, и я направилась к своей постели. Генри был рядом, помогал улечься.

– Анни, побудь ещё дома, отдохни и выходи на работу в офис только когда почувствуешь себя здоровой. Я распоряжусь, чтобы в твоём кабинете установили жалюзи. Тебе так будет спокойнее работать,– присев на край кровати сказал Генри.

– Не стоит так стараться ради меня.

– Я сам решу, что стоит, а что нет, – строго сказал директор, –комфорт моих сотрудников имеет первостепенное значение.

– Диктатор, как я и говорила,– я искренне улыбнулась. В глубине души мне даже нравится слушаться его приказов, но как же приятно их нарушать.

– Отдыхай, завтра как будешь готова, я отвезу тебя домой,– Генри наклонился ко мне и почти невесомо поцеловал меня в лоб.

Мне совсем не спалось, нога к ночи снова разболелась, но и лежать в постели я больше не могла. Тишина казалась пугающей и словно липла ко всем окружающим предметам, обволакивая их тенью и холодом. Мне хотелось рассмотреть всё, увидеть каждую деталь интерьера подробнее. Обстановка в доме много говорит о его хозяине. Офис Генри мне показался таким безликим. Ни одной детали, которая говорила бы о нём, как о человеке, это невероятно смущало. Хотя, единственное, что я могла точно о нём сказать – он был до боли одинок, хоть и старался это скрыть.