Джон взял Барбару за волосы и дернул ее голову назад, чтобы она не смогла закрыть рот. Дайана заткнула его кляпом, а Пол и Бобби заклеили губы и челюсти скотчем. После этого слышен был лишь приглушенный стон. Они почти не смотрели друг на друга и, похоже, не могли смотреть на Барбару. Оставив Пола нести вахту и забрав Синди с собой, они вернулись в дом.

К

ак и ранее днем, члены Свободной Пятерки хмуро смотрели на небо. Нежно-голубое, с разбросанными по нему пушистыми облаками. Но на западе, ближе к окружной дороге, оно было цвета латуни, а еще дальше над линией деревьев виднелась темная полоса. Солнце утратило свою ослепляющую яркость – сквозь сгущающуюся дымку можно было смотреть прямо на него, а огненные лучи размылись и побледнели. Ветра почти не было, и жара стояла невыносимая. Мир превратился в коробку дискомфорта.

Из четверых детей, сидевших в скудной тени у реки, – отсутствовал только Пол, который стоял сейчас на страже. Бобби хмурился больше всех. Всегда наименее активный из заговорщиков, при этом он был самым добросовестным. Их общие проблемы тяготили его.

Хотя он на самом деле не считал необходимым захватывать Барбару в плен, раздевать ее (он пожалел, что они это сделали) или играть с ней. Бобби пошел на это, поскольку все остальные хотели этого. Однако то, что должно произойти, станет катастрофой. Он чувствовал ее запах. Чувствовал, как она медленно надвигается.

План Дайаны был неплохо продуман. Бобби признавал это. Такая идея могла бы сработать на телевидении или в кино. Только все должно было проходить идеально, а идеально не получалось.

– Будет дождь, – наконец произнес он. Сейчас всякий раз, когда он открывал рот, он знал, его ждет спор со всеми остальными.

– И правда, будет дождь, – невинным голосом сказала Синди.

– Ну и что?

– Следы автомобильных шин, – констатировал Бобби.

– Что? – спросил Джон.

– Следы автомобильных шин, – пожал плечами Бобби. – Типа если пойдет дождь, завтра будет полно грязи. Если вы повезете ее в домик прислуги, там останутся следы от шин. Это непременно укажет на нас.

– За рулем был Сборщик.

– Отпечатки пальцев.

– Вообще-то туда никто не ездит. – Невероятно, но Синди, похоже, понимала детали плана.

Все затихли. На деревьях снова запели цикады.

Дайана прищурила свои серые глаза и согласилась.

– Нам лучше отвезти ее до того, как мы пойдем по домам. Если будет дождь, он размоет следы. В противном случае, мы можем затереть их.

– Будет дождь, – сказал Джон.

– И сторожить ее там всю ночь? – сказал Бобби. – Угу.

Они поняли, что он имел в виду. Это был каркасный дом, старый, дешевый изначально, весь в щелях и почти без окон, довольно жутковатый днем (поэтому они и выбрали его в качестве своего клуба) и совершенно неприступный ночью. А если еще пойдет дождь с молниями и громом…

– Почему мы должны убивать ее именно там? – спросила Синди.

Бобби с благодарностью посмотрел на сестру, но промолчал.

– Так надо.

– Ага. Это должно случиться там, – сказал Джон.

Последовали кивки в знак согласия. Домик прислуги был тем местом, где можно было делать то, чего нельзя было делать в красивом доме доктора и миссис Адамс. Определенные вещи допустимы лишь в определенное время и в определенном месте.

– Но я не останусь там сторожить ее, – сказала Синди.

– Тебе и не обязательно.

– И в своем доме я тоже не останусь одна.

– Тебе придется выбирать что-то одно.

– Я хочу, чтобы Бобби был рядом, и хочу остаться в своей комнате.

– Мы могли бы отвезти Барбару туда и связать ее так, чтобы она не смогла сбежать, – сказал Джон.

– И на всю ночь оставить ее одну?

– Почему нет?

– Ни за что, – сказал Бобби.

– Почему?

– А что, если кто-то попытается спрятаться от дождя и зайдет туда? – спросил Бобби.

– Кто?.. – начал было Джон и осекся. Все переглянулись.

– Хочешь остаться там сторожить ее? – спросил Бобби.

– Сборщик.

– Ага.

Все посмотрели на Дайану. Она была настроена решительно.

– Нам все равно придется это сделать, – сказала она.

– Вы слышали, что я сказала. – Синди была непреклонна.

– Можешь переночевать у нас дома, – предложила Дайана.

– Зачем?

– Ты же только что сказала, что не хочешь здесь оставаться.

Синди растерялась. Смысл сказанного ею заключался в том, что ей страшно, и она не хочет оставаться одна и не хочет сторожить Барбару в домике прислуги. Она была настолько сосредоточена на этом, что любые другие мысли доходили до нее очень медленно.

– Ты можешь прийти к нам домой на ужин и остаться на ночь, – сказала Дайана. – Мы… можем испечь торт, чтобы в понедельник удивить Барбару и твоих родителей.

– Но Барбара…

– Так мы скажем, – пояснила Дайана.

Синди почувствовала слабую надежду.

– А-а.

– Хорошая идея, – сказал Джон.

– А как же Бобби?

Бобби посмотрел на Джона.

Выбор был невелик. Если Дайана, Пол и Синди отправятся в дом Маквеев, а Бобби будет сторожить пленницу, остается лишь один запасной игрок – Джон. Бобби посмотрел на него.

– Возможно, я мог бы помочь, – сказал Джон.

– Как?

– Не знаю. Мои предки не разрешат мне выходить ночью под дождь, разве что проверить лодку или вроде того, но они рано ложатся спать.

Некоторые вещи не стоит произносить вслух, но желание Бобби было слишком велико.

– Улизнуть удастся? – спросил он.

– Не знаю. Думаю, да, – ответил Джон. – Конечно.

– Когда? – спросил Бобби. – Как скоро? Как долго?

– Хммм. – Джон нахмурился.

– Как скоро ты сможешь улизнуть от родителей? Как долго сможешь сторожить?

Джон старался быть честным. Шутки здесь были неуместны.

– Не знаю. Все зависит от того, когда они лягут спать. Думаю, смогу добраться сюда около одиннадцати или двенадцати, а домой мне придется вернуться около четырех. Что-то вроде того. Может, чуть позже. – Джон огляделся, ища понимания в глазах остальных. – Просто я не могу шастать там в любое время, когда захочу.

– А я не могу бодрствовать двое суток подряд, – сказал Бобби.

– Ага.

– Так ты придешь сегодня вечером или нет?

– Приду.

– Когда?

– Я же сказал, что приду.

– Это последняя ночь, ты же знаешь, – сказала Дайана.

Все смотрели на нее.

– Я к тому, что завтра вечером все закончится.

– Да, закончится, – согласился Бобби.

Домик прислуги стоял по другую сторону от подъездной дороги, которая вела от почтового ящика к дому Адамсов и делала разворот. Он находился к югу от реки, в ярдах семидесяти пяти от нее, в поле с тщательно перебранной и высохшей от жары кукурузой, которая теперь шелестела и потрескивала при малейшем дуновении ветерка. Высокие, тесно растущие и теперь гибнущие стебли – поле простиралось до самого дома – перекрывали здание до середины окон первого этажа, так что казалось, что оно дрейфует, как серый деревянный остров на бурых волнах.

Его видимая часть была типичной для здешних мест. Это был обветшалый дощатый двухэтажный квадратный дом, сосновые бока которого деформировались, вспучились, вырвав из себя ржавые гвозди. И теперь в его стенах строили гнезда осы, по чердаку бегали белки, а под полом довольно комфортно жили мыши. Остальное было примерно в таком же состоянии. Проржавевшая насквозь кирпично-красная жестяная крыша; сгнившие подоконники и оконные рамы, разбитые стекла, дверь, которая не закрывалась, и тропа, ведущая от нее к развороту дороги.

Адамсы жили в этом домике летом и по выходным, пока новый дом не был достроен, но потом он снова пришел в упадок. Его не стали сносить, поскольку он никому не мешал и поскольку, по мнению доктора Адамса, являлся богатым источником дубовой «выдержанной древесины», которую больше нигде не достать. К тому же, он всегда там стоял.

Если брать его чисто как ландшафтный объект, то его можно рассматривать двояко. Из-за своего возраста, заброшенности, обветшалости и изолированности посреди поля он мог показаться – особенно перед грозой – мрачным, печальным и даже зловещим. При другом рассмотрении – в схожих условиях – он мог быть умиротворенным в том смысле, в каком бывают умиротворенными кладбища. Мог быть напоминанием о далеком деревенском прошлом, о простых добродетелях, о тихой жизни и покорном принятии смерти.