– Мы все это проходили, – сказала она. – Это не так уж и плохо. Плохо, когда пленник ты, все смеются и все такое, а когда кто-то другой, то весело. Мальчики смотрят…

– Где ты это услышала? – Барбара не повысила голос, но в нем явственно прозвучала угроза.

Синди встала с кровати и попятилась в безопасное место.

– Бобби так сказал за ужином. Он плакал. Они избили его и заставили пообещать, что он будет помогать.

– Ну, это конец! – Барбара посмотрела на свои запястья и сердито дернула веревки. – Немедленно приведи сюда Бобби, я имею в виду немедленно, или я закричу.

– Но тебе нельзя быть без кляпа, – испуганно произнесла Синди. Сердце у нее начало бешено колотиться, в голове заметались тревожные мысли.

– Я сказала, немедленно!

Синди недовольно вздохнула. Ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Другие дети устроят ей за это взбучку.

– Бобби! Боб-би-и-и! – закричала Барбара. – Бобби, вставай!

Затем она завизжала. Это был не совсем безудержный визг – в этом у нее было мало практики, – но достаточно громкий.

Перепуганная, Синди выбежала из комнаты в поисках Бобби, после чего раздался еще один крик, на этот раз гораздо более громкий. В коридоре она едва не сбила брата с ног.

Бледный, помятый, с выпученными глазами, мало что видящий и понимающий, он заметался взад и вперед, переступая с ноги на ногу и пытаясь пройти мимо Синди.

– В чем дело?

– Быстрее! – крикнула Синди.

– Она развязалась? – Бобби резко отпрянул, готовый броситься наутек.

– Нет. Нет! Она хочет поговорить с тобой, идем же! – Синди наконец заставила его двигаться, и вместе они ввалились в комнату к Барбаре.

Та продолжала дергать веревки и сотрясать кровать.

– Бобби, отпусти меня немедленно. Я серьезно. Развяжи меня.

Застигнутый врасплох страшным, не терпящим возражений тоном разгневанного взрослого и в то же время неспособный повиноваться, Бобби застыл на месте.

– Я сказала, развяжи меня!

– Банка, банка! – охваченная ужасом Синди, пыталась быстро что-то придумать. – Дай ей банку с той жидкостью.

Вместо этого Бобби повернулся к ней – на этот раз он потерял самообладание – и тоже принялся кричать.

– Ты вытащила у нее кляп! Ты сделала это! Теперь нам попадет! Нам обоим!

Потом Барбара снова закричала. На этот раз крик был что надо. Мощный, пронзительный, звериный и продолжительный. Он привел Бобби в чувство.

Подбежав, мальчик вытащил подушку из-под головы Барбары, бросил ей на лицо и прижал.

– Банка на комоде. На комоде, а не на туалетном столике!

Синди дважды обернулась, прежде чем разглядела ее. За спиной у нее творился пугающий хаос, который она предпочитала не видеть. Кровать качалась, как на сильном ветру. Бобби пытался не свалиться с нее и удержать подушку. Губа закушена, лицо полно решимости.

– Неси сюда, – крикнул он.

Из-под подушки доносились приглушенные звуки отчаяния.

– Теперь держи подушку. Можешь уже не бояться! Держи.

Синди стала держать, но от недостатка сил получалось у нее плохо. Барбара смогла повернуть голову в сторону и закричать. В ее приглушенном голосе звучал ужас.

– Прекратите. Прекратите это! Вы же меня задушите. Я не могу дышать! Прекратите!

Слышать все это Синди было невыносимо.

Трясущимися руками ее брат наконец открыл банку и вытащил пахучую тряпку.

– Продолжай держать. Мне все равно, что она говорит. – Он наклонился и сунул тряпку под подушку, откуда доносились крики. Затем подскочил к Синди, чтобы помочь ей удерживать подушку. Через некоторое время шум утих, и Барбара обмякла. После этого, все еще сильно дрожа, Бобби отбросил подушку с лица Барбары, чтобы дать ей немного воздуха. Через некоторое время дыхание у нее стало более или менее ровным. Тем не менее, он сел у кровати и еще долго ждал, прежде чем вернуть ей в рот кляп и зафиксировать его двойным слоем скотча.

Стоящая у двери и в любой момент готовая убежать Синди спросила:

– С ней все в порядке?

– Ты еще здесь? – Бобби, казалось, забыл о ней.

– Ага.

Он обернулся, все еще бледный. И лишь обычно розовые щеки теперь были ярко-красными.

– Она отключилась.

Синди осторожно вернулась к кровати.

– Смотри, она поранилась.

Так и есть. Веревки, которые Барбара дергала, соскользнули к запястьям, содрав кожу и оставив красные пятна. Бобби откинул мятую простыню и увидел, что Барбара исцарапала одну лодыжку до крови, но ни одна из ран не выглядела серьезной. Он вздохнул.

– В целом с ней все в порядке. – сказал он, вышел на заднее крыльцо и сел.

Какое-то время Синди пребывала в растерянности, затем, все еще напуганная, а теперь и раскаявшаяся, тоже вышла и молча села рядом с братом. Она стала смотреть на бредущих по небу гигантов – теперь они были еще дальше – и ждать, когда полиция, шериф или ФБР приедут на шум и арестуют их. Когда этого не произошло и ее стало клонить в сон, она ушла к себе и спряталась под одеяло.

Барбара проснулась, внезапно охваченная страхом. Кляп со скотчем походил на прижатую ко рту руку с тряпкой. Она не могла дышать. Чувствовала, что ее снова душат; подушка опять оказалась у нее на лице. Резко открыв глаза, она подняла голову. Напряглась, будто пытаясь вырваться на поверхность воды после глубокого погружения. А потом, конечно же, все вспомнила. Комната. Потолок. Она повернула голову – рядом спал усталый Бобби. Весь ее мир вернулся. Всего лишь еще один день, третий. Все остальное было прошлой ночью.

Опустив голову и снова закрыв глаза, она сделала несколько долгих медленных вздохов, как обычно бывало перед заплывом. У нее разболелась голова – причиной была нехватка кислорода, – поскольку прошлой ночью Бобби дал ей слишком много хлороформа. Кроме того, болели запястья и лодыжки в тех местах, где она поранила их в борьбе с Бобби. Руки и ноги заледенели и онемели. Все тело затекло, мышцы ныли. В памяти всплыли слова Синди о том, что они собираются еще снять с нее ночную сорочку.

Каждый день, вместо того чтобы начинаться по-новому, как обычно бывает, когда человек свободен, обрушивал на нее, беспомощную, всю тяжесть предыдущих дней, отчего казалось, будто она совсем не спала. Это был не сон, а какое-то забытье, которое не помогало организму восстановиться. Когда Барбара очнулась, ощущение было такое, будто она все еще спускалась по лестнице, шла вниз по дороге во тьму, дна которой не было видно.

Когда тяжесть осознания этого вновь легла на ее плечи, ее охватили какая-то странная грусть и чувство одиночества, или, скорее, потерянности. На улице наступал очередной тихий летний день. Ночная гроза снова миновала, и в небе появился мягкий свет – Барбара определила это по его присутствию в комнате. Вокруг дома пели птицы, как бывало только ранним утром. Вода в реке искрилась, и вид с кухни был очень красивым.

Если б я только могла…

У Барбары сложилось настолько широкое представление о свободе, что его нельзя было описать никакими словами. Она увидела себя сидящей на краю кровати, каким-то чудесным образом освободившейся и недоверчиво потирающей запястья. Затем встала и свободно пошла, практически побежала, куда глаза глядят. Свобода была чем-то обыденным. Эта короткая сценка, такая чарующая и недостижимая, настолько понравилась Барбаре, что она проигрывала ее в голове несколько раз. Пока та, конечно же, не потускнела.

Хоть бы кто-нибудь нашел меня, – подумала Барбара. Помогите мне. Пожалуйста, помогите мне.

Эти слова своим тоном немного напоминали ее детские молитвы. «Боже, пожалуйста, помоги мне найти новые наручные часики, которые подарил мне папа». «Боже, пожалуйста, помоги мне получить на Рождество то-то и то-то». «Боже, пожалуйста…»

На самом деле, и это вполне естественно, Барбара почти не получала помощи от Бога. При том, что ее природа нуждалась в Нем, она уже давно сделала вывод, что Он – не тот, кто решает мелкие проблемы по первому требованию. Можно было бы сделать вывод (чтобы сохранить уважение), что Он либо слишком занят, либо находится слишком далеко, на каком-то более высоком уровне управления.