В один миг мой лук взорвался выстрелом, в следующий миг взгляд Зверя потух, затем он взорвался яркой вспышкой красного, и потом все замерло. Ореол кровавого месива повис за головой оленя, охотники стояли как вкопанные, другие олени также словно замерзли на своих местах в тех позах, в которых они были до момента выстрела … а затем туша упала и все пришло в движение: стадо синхронно, словно стая птиц в небе, рвануло от нас вверх по склону, готовые подстраховать меня двое охотников разрядили луки, но стрелы ушли мимо целей, они вообще не должны были стрелять, так как я свалил оленя, одной туши нам более чем достаточно на несколько дней, но видимо они были ошарашены моментом. Вот уже и стада нет, только молча стоящие полукольцом охотники.

- Интересно девки пляшут, - первым отмер следопыт, что вывел нас на животных.

- Меня как будто по голове приложило.

- А у меня ощущение такое, что это мои мозги разлетелись в разные стороны, - держась за голову просипел Изяслав.

Ратибор же двинулся в сторону туши оленя, подошел к ней в упор, стал и молча разглядывал, повернул голову в мою сторону, хотел что-то сказать открыв было рот, а потом что-то крякнул себе под нос, отвернулся и стал чесать затылок. Следом за главой к оленю подошел и Светодар.

- Положил прямо в глаз, стрела вошла в голову, там сломалась … и должна была бы там и застрять, однако вместо этого вышибла заднюю стенку черепа вместе с мозгами … блин, как из жахателя стрельнули. Да, Ратибор, а парень то и правда талант.

Они не ощущали, но воздух вокруг места смерти животного все еще был очень вязкий, я подходил к туше и ощущал это всё чётче и чётче.

- Это был Зверь, - сказал я громко, когда дошёл, - и сейчас вокруг нас жуткое возмущение Силы, я чувствую как по мне словно грубой кожей проходят. Не надо было мне в него стрелять.

- Да какой там зверь, - влез Изяслав, уже стоящий близко к нам, - Зверей ты не видел, парень! Не, ты, конечно, знатно в него пальнул, такое у нас разве что Следок может, да всё же не так.

- Стрелой я такого побоища сделать не смогу, как ни старайся, - это был следопыт, Следок было то ли его имя, то ли прозвище, - да и прав Изяслав, не похож этот олень на Зверя то очень, обычно то Зверь один ходит, да силищи он неимоверной, чуткий, жуткий, сам бы нас выследил, к тому же этот то - олень!

- Я тоже чувствую силу, пусть и слабо, но душновато от нее что-то становится, что-то ты Мирослав наколдовал такое, что просто продырявил этому хозяину леса черепушку и теперь нам из этого так просто не выбраться.

- Зверь значит, - задумчиво проговорил Светодар, - и дурное чувствуете, хм, ну тут у нас один выход есть - будем просить прощения и заступничества.

- Не мы будем просить, а Мирослав, - начал действовать Ратибор, - Светодар, доставай жертвенный нож, дай парню, объясни что надо делать, остальные ищут подходящее место для алтаря, только не далеко, чую далеко нас не отпустят.

От того, что мне приходилось сейчас делать, меня изрядно тошнило, хорошо хоть ел я давно, иначе бы меня вывернуло наизнанку. Вообще я уже имел опыт разделывания животных. Как кожевенник не будет уметь снять шкуру, а потом разделать тушу на мясо? В нашем краю любой мужчина умеет худо-бедно охотиться и научен пользоваться результатами своей охоты. Однако отсекать голову от туши, такую здоровую голову с большими размашистыми рогами, которые мешают как следует взять упор, от толстой такой шеи, позвоночник внутри которой жутко хрустит и упирается моим попыткам его разорвать, это то еще удовольствие, тошнотворное, отупляющее … еще один рвотный позыв настиг.

Хорошо, хотя бы камень, пригодный для алтаря, оказался прямо на вершине холма, как будто специально он был там положен. Делать мне все надо было самому - сам убил, сам тащи тушу, а весила она пудов пятнадцать, на верх холма, пакость. Один тащи… как же я устал. Потом надо отделить голову от тела на жертвенном месте, не, ну можно было бы и голову отделить внизу и не тащить всю тушу в горку, но я как представил, что буду на влажной почве это делать, так сразу же взялся за рога. На камне, который выполнял функцию разделочного стола, всё же дело как-то но шло.

- Правильно ты сделал, что целиком притащил его сюда, - заметил серьезно Изяслав, - первую кровь обряда ты пролил прямо на жертвенник, так нам вернее зачтётся.

Как будто у меня был особый выбор. Взял бы так башку животинке, открутил бы аккуратно, как соединение на инструментах лекарских, которые нам в школе показывал учитель в качестве самых современных веяний в познании, дабы мы, оболтусы, стремились к этому познанию всею своея душой и мыслию. Так он примерно и сказал. Инструменты он эти взял на показ в нашем лекарском доме. Думал я это про себя, но вслух ничего не говорил, так как обряд должен проходить согласно правилам и страшно мне было на первое своё приношение богам опозориться.

Приношение, кстати, было одному Богу, а точнее Богине, которую я успел помянуть пару раз бездумно на своих упражнениях с луком - Деване. Именно она могла нам помочь задобрить ту силу, которая стояла сейчас вокруг нас плотным куполом, не позволяя просто уйти от тела оленя. Нрав у этой богини считался крутой, шутить тут шутки никому не хотелось, все стояли вокруг алтаря кругом и меня в его центре. Наконец хрящ хрустнул и голова повисла на остатках кожи и мясо снизу, дело осталось за малым - окончательно отделить голову, убрать тушу в сторону, расположить голову правильно на алтаре - мордой к югу и произнести жертвенные слова.

- Прими дар от меня, о справедливейшая, дух и силу этого Зверя, что по неведению своему убил я в лесах твоих. Зверя достойного и могучего, достойного лишь тебя, Девана, что наверняка охранял покой этих лесов долго время, Зверя статного и прекрасного, своей красотой восхваляющего твою красоту, несравненная Девана, владычица зверей! Прими и прости Девана меня, Мирослава, что своей неосмотрительностью испортил твой замысел, оставь возможность мне и моим спутникам исправить эту оплошность и прославлять твое имя дальше, как делами своими, так и дарами!

Такую речь я произнес над камнем и никто меня не прервал. Конечно, жрецы богов иначе общаются с высшими, но главное, что я уяснил из наставлений старшего жреца храма Дажьбога в нашем городе, это четкость своих помыслов при обращении к Богам и уважение, заученные же речи стоит оставить для служителей святилищ.

Так мы простояли какое-то время в тишине, сумерки спустились на лес, в пору было уже разводить огонь, чтобы согреться в вечерней прохладе и приготовить еду, но никто из нас не торопился этого делать, все ждали результата, а он оказался неожиданным. В начале я почувствовал, что тяжесть уходит, стало легче дышать, это хороший знак, но чувствовал его только я, зато как кожа, а потом и мясо стало уходить с головы оленя, оставив под конец голую кость с не менее голыми рогами, это уже заметили все. Как только только это произошло, все вздохнули с облегчением.

- Вот теперь уже можно и отдохнуть, - с усталой улыбкой проговорил Ратибор, повернув голову в сторону своих людей, - разведите костёр. А ты, Мирослав, молодец: сам испортил - сам исправил. Теперь нам надо поесть и отдать должную часть добычи огню, не стоит обижать других богов.

- Да сколько же можно искать этот мокрое место, - третий раз бубнил себе под нос Изяслав за последний час, - мы уже пол дня ходим тут кругами.

Как оказалось за то время, что мы двигались к источнику силы, Изяслав был самым нетерпеливым участником команды, я даже удивлялся, как опытный охотник может столько жаловаться на лес, то мошкары слишком много, но дождь слишком сильный и капли с полога леса мерзко падают ему за шиворот, то дождь слишком мелкий, а мелкая морось постоянно засыпает глаза и снижает видимость, то почва под ногами твердая, но слишком мягкая и вообще чего это все прутся по этому болоту.

Ратибор, когда я уже раз в десятый с удивленным лицом смотрел на жалующегося Изяслава, объяснил мне, что подобные дальние походы не свойственны их отряду, леса в нашем краю богаты на добычу, и для постоянного промысла хватает расстояния в два-три дневных перехода. Да и в лесу они уже с месяц, а места Силы привлекают не только людей, но и животных, в том числе Сильных и всё это сильно беспокоит Изяслава, который не очень то верит в результат похода.