Эсфирь по началу весьма скучающе слушала собеседника, но вовлеченность в разговор со временем взяла верх. Ей стала интересна даже трещина в канделябре, который не успели заменить. Она жадно впитывала в себя информацию, внимательно осматривала каждый уголок. Такая перемена в себе не поддавалась объяснениям.

– Красиво, правда? – довольно спрашивает Себастьян, когда они выходят в королевский сад.

Он прекрасно помнил скудную местность Малвармы, где блеск исходил лишь от мерцания льда и снега.

Эсфирь даёт положительный ответ, теряясь в великолепии зелени и журчании воды. Прежде ей никогда не доводилось видеть природу такой. На её фоне ведьма чувствовала себя чем-то гнилым, что давно должно уйти на покой. Вот почему взгляд Видара всегда наполнен презрением к ней. Она не считается с тем, что так блистательно. Нарушает естественный порядок только лишь своим существованием. Она – грязь у сияющих ступней природы.

– Всё хорошо? – интересуется Себастьян, опираясь копчиком о высокий бордюр.

Он приподнимает подбородок, цепляясь взглядом за один из балконов. Там стоит король. Его разгневанный взгляд испепеляет друга. Себастьян быстро прикрывает глаза, делая вид, что и вовсе не заметил Видара. Король плотно стискивает зубы, наверняка до характерного скрипа.

– Могу я задать вопрос личного характера? – холодный голос Эсфирь заставляет Себастьяна чуть повернуть голову.

Она была ниже него на целую голову, такая хрупкая и воздушная в альвийском платье. Кожа чуть сверкала на солнце, а острые ушки не опошлялись бесчисленным количеством цепочек, которыми местные жительницы буквально переусердствовали.

Она была кем угодно, но не кровожадной ведьмой из легенд и слухов. Её взгляд заволакивала туманная пелена задумчивости, а лёгкий ветерок нежно ласкал кожу и аккуратные завитки рыжих прядей.

– Конечно, – добродушно поджимает губы Баш.

– Почему Вы так добры ко мне?

В первый раз он видит её робость. Или это только кажется под натиском буравящего взгляда короля.

– Я думал, мы перешли на «ты», – улыбку приходится скрыть. Она поворачивает на него голову, ища ответ в глазах. – Дело в том, что я знаю, каково это чувствовать всеобщее презрение. Особенно, когда не совершал ничего постыдного или криминального для этих альвов.

– Я совершила много зла.

– Но не Первой Тэрре.

– Я пытала неугодных в Пандемониуме.

– На то они и неугодные.

– Не стоит так беспечно пожимать плечами. Я грозилась сжечь все ваши деревни и города. Многие из ваших прощались с жизнями, когда мне это было на руку.

– Вы тогда потеряли семью. Это объяснимо.

– Я – дочь того, кто вечно ставил альвам палки в колёса. Ваш народ способствовал исчезновению моего. Мы должны ненавидеть друг друга, но никак не служить и уважать.

– Глупости. Вам не удастся поменять моё отношение. – Себастьян, наконец, усмехается. – Во времена Холодной войны я был юнцом. Мы с Видаром попали туда случайно, нас командовали с людской службы. По воле одного ублюдка мы попали не к своим отрядам. В отряды маржан. Это был нонсенс для нас самих. Альвийский принц и его правая рука воюют на стороне противника. Никто не знал, кто мы. Знали лишь расу. Нас ненавидели. Пытали по началу. Порывались убить, думая, что мы – шпионы. Ваш брат – Паскаль (оговорюсь, что это не повлияло на мое отношение к Вам) – был первым, кто посмотрел на меня как на обычного солдата, не принимая в расчет происхождение. Война стёрла все грани. Хотя их отношения с Видаром до сих пор оставляют желать лучшего, но только потому, что таковы их характеры, не мне Вам об это рассказывать.

– Вы… Вы воевали за нас? – Эсфирь изумленно замирает.

– Да.

Эсфирь ошарашенно хлопает глазами. Братья практически ничего не говорили о военных годах, а если говорили – то вскользь, не раскрывая деталей.

– И до сих пор сохранили всё в тайне?

– С нашего отряда, после Ледяного Пожара, вернулись только мы вдвоём. Я был при смерти. Видар тащил меня несколько суток на себе.

– Он не похож на того, кто будет спасать от смерти.

– Согласен. Но он спас. Тогда мы воевали за жизнь. Слишком поздно поняли, кто стоит за войной. А как поняли – смогли повернуть армию альвов вспять. Вразумили их.

Молчание окутывает обоих. Эсфирь вспоминала Холодную войну, Себастьян – возвращение в родную Тэрру. Боль разрасталась в сердцах.

– Я должна поблагодарить Вас. Обоих.

– Не стоит. Высшей благодарностью будет служба нам…

Наконец, Баш позволяет себе слегка улыбнуться.

– Это само собой разумеющееся. Отчасти моим воспитанием занимались Всадники, иначе и быть не может.

– Могу я задать встречный вопрос?

– Разумеется.

– Довольно личный, я, полагаю. Но мне безумно интересно знать. Почему ко мне ты обращаешься на «вы», а король слышит лишь панибратства?

От окончания вопроса Эсфирь не удерживает задорный смешок. Она медленно проводит ладонью по камню, чувствуя шероховатость поверхности. Каждый раз, когда король упоминался по имени или титулу, её сердце замирало в неясной дрожи. То ли это была ярость, то ли предвкушение следующей встречи. Так как последнее не имело никакого шанса на существование, мозг обманывал сердце.

– Ты смог расположить меня к себе. Единственный альв, что смотрит на меня без предубеждений – это о многом говорит.

Она отвечает честно, стараясь не произносить ничего, что связано с долбанным альвом.

– Не играйся с его сдержанностью и самолюбием. В конце концов, он – король.

– Он не мой король. Надеюсь, что когда-то это изменится. Ведь, каждой советнице полагается во всём поддерживать короля?

– Именно так, – улыбается Баш.

Генерала Себастьяна окликает служанка, оповещая, что Его Величество назначило аудиенцию в переговорной.

– Прошу прощения, – ослепительно улыбается генерал, склоняя голову.

Эсфирь кланяется в ответ. Генерал быстро удаляется, а ведьма обводит замок скучающим взглядом. Волчий взгляд короля Первой Тэрры, что всё ещё стоял на балконе, не был сокрыт от её зоркости.

Она, еле сдерживая хитрую улыбку, разворачивается к нему спиной, удаляясь в глубь сада. С каждым шагом утончённую фигуру всё больше скрывали сиреневые ранункулюсы…

Видар, тем временем, зло усмехается.

Смотря на неё, он не то, чтобы сомневается в её преданности, он абсолютно уверен в предательстве. В ней течёт маржанская кровь, её кожа бела, как альвийский мрамор, а мысли не отличаются дипломатическими мотивами. Она совершенно точно променяет Первую Тэрру на ещё одного ворона или дорогущее платье.

Король оборачивается сразу же, как только его друг входит в кабинет.

Видар устрашающе ухмыляется.

– Охмуряешь ведьм?

– Оказываю тёплый приём, – дёргает левой бровью Себастьян. Он бесцеремонно усаживается на дубовый длинный стол. – Она очень похожа на своих братьев. Выдержка старшего, озорство младшего.

– Ведьма охмуряет тебя, – резюмирует король, театрально прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу.

– Она красива, остроумна и независима – прямо-таки мечта, – пожимает плечами Себастьян.

В поле его зрения попадается разложенная карта на другом конце стола. Он спрыгивает с импровизированной тахты, намереваясь рассмотреть бумагу ближе.

– Маржанка, – презрительно фыркает Видар.

Себастьян упирается руками по обе стороны от карты, внимательно оглядывая её.

– И что?

– А то, мой дорогой брат, что её появление именно сейчас не несёт чего-то хорошего. Видишь тёмные пятна? Земли Узурпаторов расширяются, ещё несколько недель и дело дойдёт до Великого Бассаама. Саламы, демон бы их подрал, быстрее сдадутся сами, чем начнут отвоёвывать себя. У них почти нет армии.

– Ведьма вряд ли имеет отношение к этому, Видар. Всадники обезглавят её, если узнают о предательстве.

– Возможно… Но на её стороне Война. Верховная, Война и Генерал Узурпаторов – адская смесь, не находишь?

– С чего ты взял, что Войне есть до этого дело?