Я осмотрел наше войско. Его можно было смело разделить на две части: рабочую и организующую. К рабочей я отнёс двух мужичков-поисковиков и ещё двоих — с лопатами. Организующая выглядела посерьёзней: два строгих дяди несомненно номенклатурного масштаба, наверное, из райкома или райисполкома, плюс председательша Ягановского сельсовета собственной персоной и мы с Татьяной Ивановной и Аэлитой Львовной. Итого шесть — четыре в нашу пользу. То — то работы будет!

К поисковой операции мы готовились всяк по-своему. Я захватил с собой недавно приобретённый «Зоркий-4», на который потратил все свободные деньги. Не «зеркалка», конечно, типа ФЭДа, но тоже аппарат ничего, и опыт пользования имеется. В первой жизни был у меня такой. В то время, когда я мечтал запечатлеть на фото обнаруженный клад, то есть посягал на шкуру неубитого медведя, директриса Татьяна Ивановна вполне меркантильно запаслась мотивирующими жидкостями, которые стеклянно позвякивали в её сумке. На мой недоумённый взгляд она шепнула:

— А без этого ни одна раскопка не состоится, Алексей Николаевич.

В тот момент я не понял сказанного и, грешен, даже подумал нехорошо о музейных работниках. Ладно хоть вслух ничего не сказал.

Мы стояли на лужайке перед полуразрушенной церквушкой, за которой виднелось старое кладбище с проржавевшими оградками и памятниками, а где и без таковых. Здесь уже давно никого не хоронили, а ухаживать за могилками было явно некому. Скорей всего даже и внуки погребённых перебрались к этому времени в другой мир, а кто-то просто сменил место жительства, навсегда покинув эти края. Действующее кладбище располагалось совсем в другой стороне и к такому пережитку времени, как церковь, привязано не было.

Собравшийся народ потихоньку осматривался, заодно пытаясь угадать, кто тут главный, кому рулить? Как там у Высоцкого — настоящих буйных мало, вот и нету вожаков? Наконец один из номенклатурных товарищей отпочковался в сторонку и протянул руку за схемой, которую в это время разглядывал поисковик постарше — Игорь.

Так, нашёлся самовыдвиженец, значит райкомовский, определил я.

— Ну вот, кладбищенская церковь, — ткнул пальцем в схему самовыдвиженец. — От алтаря на юго-восток тридцать метров.

В этом направлении была дорога, а за ней — прибрежная полоска земли метров пятидесяти шириной. Могил здесь не было — слишком близко к реке, хоть берег и высокий. В те времена люди без всякой санитарной науки знали, что можно, а что нельзя.

— Не метров, а саженей, — поправила товарища из райкома Татьяна Ивановна. — В те времена еще в метрах и километрах не мерили. — Потом, задумчиво поправив очки, хмыкнула: — А может быть, вообще не саженей, а тридцать аршин.

— И как же тут искать? — обиделся на такую неопределённость райкомовец. — А если уже кто-то выкопал?

Я вспомнил рассказ тёти Вали. Икона у её брата появилась ещё в гражданскую. Стало быть, больше полувека прошло. Всё могло случиться. И выкопать сокровища могли даже по чистой случайности, если, конечно, они там были. Это сейчас кладбище захирело, а в то время вполне могло быть действующим. Да и в более позднее время случаи подхоронения к ранее погребённым родственникам наверняка случались. Вон в просвещённой Европе что творилось. Бывал я в той жизни в Праге, видел старое еврейское кладбище, где на небольшом участке земли похоронено сто тысяч человек, захоронения идут в десять, если не в двадцать «этажей». Нас, правда, от такой напасти просторы спасают — «широка страна моя родная», есть, слава богу, где человека похоронить.

Так что, вполне возможно, что пресловутый клад кто-нибудь да отыскал. Мы невольно перевели взгляд на председателя сельсовета — немолодую женщину учительского вида. Тамара Сергеевна и на самом деле была бывшей учительницей, не так давно избранной главным человеком в округе. Та нас поняла и лишь пожала плечами:

— Я здесь с рождения живу. Не слышала, чтобы клад находили.

Мы тоже пожали плечами. Если умный человек находит клад, он государству об этом не сообщает. Получить четверть от стоимости клада, если можно взять все — дураков нет.

Пока мы бесполезно размышляли, выкопали клад или нет ещё, да в метрах от алтаря он был спрятан или в аршинах, наши поисковики оказались прагматичнее. Они тихонько о чём-то пошушукались между собой и, немного стесняясь большого начальства заявили:

— Да не метров и не саженей скорей всего, а шагов. Кто же тут тщательные измерения будет делать, если впопыхах дело происходило?

Насчёт «попыхов» у меня никакой информации не имелось, но предположить такое было вполне разумно. Все же люди знают, что сокровища прячут обычно в обстановке таинственности, а она не предполагает демонстративной работы: вот, граждане, смотрите, я туточки клад закапываю, так что никому ни-ни. Значит и не до измерительных приспособлений в такой обстановке — зарыл, где больше понравилось, да шагами отмерил от надёжного ориентира — вот и вся недолга.

Мы дружно и с удовольствием согласились с предложенной версией. Хоть что-то прояснилось. Даже если и окажется мимо, то это всё равно лучше, чем ничего. Ребята прикинули направление и расстояние, немного поспорив при этом: а от алтаря — это откуда, если он не сохранился, и определили изрядный круг на земле, после чего с энтузиазмом взялись за работу. Сельсоветовские мужички, приданные нам в качестве копарей, переглянулись и тоже подхватили лопаты. Дело в том, что Татьяна Ивановна ещё в самом начале встречи отвела их в сторонку и легонько потрясла сумкой, из недр которой раздались заманчивые звуки — плата за успех. Видимо, теперь копари решили, что поисковики покушаются на их добычу, поэтому решительно отторгли энтузиастов в сторонку и сами энергично заработали лопатами.

Однако, по мере углубления ямы энтузиазм работников стал потихоньку гаснуть, а представитель райкома начал укоризненно на меня поглядывать — что же вы, товарищ, красноречиво говорил его взгляд, поиздеваться над нами решили? Где обещанные сокровища?

Была тут одна загвоздочка. Направление и дальность худо — бедно определили, а вот в отношении глубины залегания, так сказать, полный туман. А что если это метр или того более?

И тут все отчего-то уставились на меня, видимо взгляд райкомовца оказался заразным. Можно подумать, что это я когда-то закапывал этот клад. Требовалось что-то сказать и при этом не убить боевой задор кладоискателей. Или всё полетит к чертям, и мы разойдёмся недовольные друг другом, а до клада окажется каких-нибудь десяток непрокопанных сантиметров.

— Полметра — максимум, — глубокомысленно заявил я, отвечая на незаданный вопрос. — Могли и вообще закопать на глубину сантиметров двадцать, а то, что выше — это уже культурный слой. Ну, пыль там, грязь, мусор разный. Осталось немного.

Услышав мои рассуждения второй представитель власти крякнул, скинул своё пальто и удалился в заросли чапарыжника, окружающие церквушку. Вернулся через несколько минут весь в какой-то трухе и совсем не похожий теперь на сотрудника райисполкома, каковым отрекомендовала его нам Тамара Сергеевна — обычный местный житель с заострённой металлической пикой, не иначе, как от старой ограды, которых здесь полным-полно.

— Иван Федорович, а вы чего? — удивленно вытаращилась на него Татьяна Ивановна.

— Я после войны еще пацаном был, так нас под Ошту отправляли, финские мины искать, — пояснил сотрудник райисполкома. — Сапером не стал, но кое-что еще помню.

Мы уважительно переглянулись. Во время Великой Отечественной войны Вологодская область считалась прифронтовой территорией, но и у нас проходили наземные бои — Оштинская оборона. Правда, воевали не с немцами, а с их союзниками — финнами, но от этого было не легче. Финнам удалось форсировать реку Свирь и захватить плацдарм шириной до 100 км и до 20 км в глубину на южном берегу Свири. Дети Суоми пытались пройти отсюда к Тихвину и установить второе кольцо блокады вокруг Ленинграда.