— Твой материал. Не узнаёшь? — удивился моей реакции Рябинин.

— Борис Михайлович, — произнёс я казённым голосом, — я его принимать не буду.

— Это ещё что за новости? — удивился мой новый шеф.

— Не буду, и всё тут. Это же чистый отказной, пусть сыщики и отказывают. Нет тут никакого преступления. По нему что, уже и карточки на возбуждение отправлены?

Рябинин пристально посмотрел на меня, и выражение лица его было неопределенно. Потом оно стало весьма лукавым.

— Быть тебе настоящим начальником следствия. От горшка два вершка, а гонору сколько. Молодец!

И Борис Михайлович, дабы избежать дальнейших вопросов, быстренько ретировался.

Всё ещё кипя негодованием, я взялся листать знакомые материалы. Такого я от Титана не ожидал, а ещё считается профессионалом высшего класса. И как начальник-то пропустил этот материал в следствие? Я взглянул на резолюцию Семёнова.

«В СО». Так, это понятно. А дальше — «т. Воронцову А. Н.» Теперь непонятно. Начальнику не пристало указывать конкретных исполнителей, на это начальники отделений имеются. Им виднее.

Я перевернул пару листов и увидел пришпиленную записочку, не замеченную сразу. Почерк с левым наклоном, почерк Титана.

«Алексей, поступи с этим материалом как подскажет тебе твоя совесть».

И витиеватая загогулина моего товарища.

Мне стало неловко. По-хорошему, надо было не сбрасывать этот материал на чьи-то руки, а доделать самому. Неважно, какая на это возникла причина.

Мои угрызения совести прервал телефонный звонок. Я взял трубку — Рябинин.

— Ну что, определился с материалом?

— Да, — хмуро ответил я.

— Так я тебе сообщаю, что карточки на возбуждение не выставлены.

— Догадался, — ответил я не менее хмуро.

— Вот и хорошо. Да, чуть не забыл, Титанова срочно в командировку закинули.

И Борис Михайлович завершил разговор.

Какой болезненный микроскопический урок. Вот Титан мог ведь бы и сам материал принести, неужто бы не разобрались? Зачем такая комбинация, да ещё с участием Семёнова и Рябинина? Тут я вспомнил, что и сам этот материал спихнул Титанову заочно. Опять стало неловко. Что ж, терпи. Какая дача, такая и отдача, как свидетельствует третий закон Ньютона.

И я погрузился в работу. Ладно, Титан, я на тебя не в обиде. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела вынесу сам.

Мой временный начальник Борис Михайлович сидел и внимательно читал постановления о прекращении уголовных дел. При этом, усиленно качал головой и пытался сохранять серьезный вид, но в особо интересных местах не выдерживал, а фыркал.

— Леша, а откуда в подъезде бродячая собака взялась? — не удержался он от вопроса.

— А я откуда знаю? — пожал я плечами. — Собаке не объяснишь, что это не ее территория. Гуляет, где хочет. У нас же подъезды не запирают, двери настежь — заходи, кто хочет. Вон, сколько зверья по помойкам ходит, так может какая псина в подъезд зашла? Или кто-то из жильцов прикормил? Но она никого не покусала, а так, попрыгала.

— Попрыгала она… — глубокомысленно хмыкнул Борис, вернувшись к тексту.

Это Боря читает мой опус, касающийся причинения тяжких телесных повреждений молодым сожителем своей, скажем так, уже не юной сожительнице. Ну да, пошли они погулять — заметим, что оба были трезвыми, а сверху на них напала большая злая собака, а мужчина, пытаясь отбиться, ударил собаку, но не удержав равновесия, сбил с ног супругу и оба они покатились вниз. А нож, ну да, лежал в кармане, в открытом виде, потому что накануне ходил в этом же пиджаке за грибами, а нож, как там лежал, так и лежит. Никто же не виноват, что клинок воткнулся женщине под коленку? Считаем, что это был казус, то есть, случай, который никто не предвидел, да и не мог предвидеть. Нет, может отыскаться какой-нибудь твердолобый преподаватель права, который станет с пеной у рта доказывать, что гражданин должен был предвидеть несчастный случай, если он носит в кармане нож, но в прокуратуре, которая должна утвердить прекращение дела, дураков нет.

Все же правдоподобно, правильно? Вот протокол допроса потерпевшей, вот протокол допроса ее сожителя. Ну да, допросил я его как свидетеля, который не перешел ни в разряд «подозреваемого» ни, тем более, «обвиняемого». Я ведь не поленился сходить к ним домой, и допросить по месту жительства. Сами бы они ко мне в кабинет не за что бы не собрались, потому что у этой парочки только два состояния — либо пить, либо работать. А доставлять их принудительно? Можно, но зачем. Я уж лучше сам, ножками, допрошу в домашней обстановке и, в расслабленном, так сказать, состоянии.

Как «и. о. следователя» я человек крайне добросовестный, сам себе удивляюсь. В уголовном деле даже имеется отдельное поручение участковому инспектору, в котором исполняющий обязанности следователя Воронцов требует установить владельца собаки, чтобы принять к нему меры общественного воздействия на товарищеском суде по месту жительства, за выгул животного без намордника и за то, что отпустил псину на «самовыгул». Правда, и.о. следователя Воронцов, как бывший участковый знает, что товарищеские суды только по месту работы эффективны, то есть там, где общественное мнение подкрепляется начальственными возможностями. А по месту жительства — это так, видимость одна. Но в рамках данного уголовного дела он думать над такими тонкостями не обязан.

Участковый, которому на исполнение попалось отдельное поручение, тоже оказался крайне исполнительным сотрудником и всё сделал быстро и качественно. (Это я в коридоре поймал за ремень планшетки своего другана Саньку Барыкина, затащил в кабинет и продиктовал ему, что надо). Санька и написал, что работа велась, но принятыми мерами установить владельца животного не удалось. Возможно, что собака вообще бесхозная, их у нас много болтается.

Можно бы еще накатать «телегу» куда-нибудь в жилищные органы, чтобы те обязали управдомов проверять — хорошо ли закрываются двери подъездов, но это уже перебор.

Значит, прекращаем уголовное дело за отсутствием состава преступления, потому что выявленная виновница всего этого — злая собака, субъектом преступления не является.

Внимательно изучив дело, Борис Михайлович кивнул: «Пойдет» и принялся читать другое постановление, параллельно листая само дело.

Второе дело тоже возбуждалось по 108-й, части первой. Там гражданин Тимофеев, рабочий «Коксохиммонтажа» получил проникающее ранение в области груди. Дескать — шел он домой, встретился с неизвестными и один из них, ни с того, ни с сего ударил его чем-то похожим на нож.

Вот так вот, ударил ножом, и ни с того, ни с сего? А так разве бывает? Нет, иной раз бывает, но крайне редко. Как правило, девяносто процентов тяжких телесных наносят друг другу знакомые люди — мужья, сослуживцы или собутыльники, а потерпевший просто не желает «сдавать» обидчика. А у нас нераскрытые дела растут.

При повторном допросе потерпевший гражданин пояснил, что травму получил, когда сбивал ржавчину с днища автомобиля своего соседа, стоявшего на смотровой яме. Промахнулся слегка и ударил стамеской самого себя в грудь. Ну, не стамеской, а чем-то на неё похожим, только потоньше. С помощью хозяина автомобиля кое-как дошел до дома, а там жена вызвала скорую. Пока везли, пока перевязывали, испугался, что заявив о причиненной самому себе травме, останется без больничного и, соответствующе, без денег. А то и вообще могут уволить. И сосед приходил, Христом-богом просил, чтобы тот его не выдавал, потому что боится наказания. Смотровая-то яма была не его личная, а таксопарка, куда он свое заржавленное авто загнал самовольно.

Не хотел Тимофеев правду говорить, пришлось на него слегка «нажать». И не одному, а вместе с Джексоном, который был не меньше меня заинтересован в снятии «глухаря». Зона-то его. Сыграли мы с ним в «доброго» и «злого» следователей. И пообещали, что за правду никаких репрессий не будет. Да и не наше это дело привлекать граждан за враки, не до того нам. Дай бог с реальными делами разобраться.