Черт возьми, кажется, он пьян.

Сначала я делаю один нерешительный шаг назад, а потом, не отдавая себе отчета, разворачиваюсь и бегу к машине, на ходу доставая из кармана ключи.

Выставив вперед руку, быстро разблокировываю двери, а затем тянусь к ручке в желании поскорее сесть и уехать отсюда.

Но я не успеваю. Сэм хлопает дверцу прямо перед моим носом и разворачивает меня к себе. Я прижата спиной к машине.

– Куда ты бежишь? Я устал за тобой гнаться, – тяжело дыша, глухо рычит Шприц.

Его губы в ничтожных сантиметрах от моих, темная челка растрепалась и упала на лоб. Мы дышим с ним одним воздухом, и мне от этого дурно.

Зеленые глаза блестят в разреженном свете фонаря, я вижу в них опасность.

– Отпусти, – почти беззвучно кричу я, ошеломленная его действиями, чувствуя, как панически учащается дыхание, и глядя прямо ему в глаза, в безумной надежде, что я найду там что-то человеческое.

Несколько секунд Семен Шприц меня разглядывает, затем неожиданно сжимает сильными пальцами мое плечо и резко заталкивает меня в мою же машину, распахнув ее заднюю дверь.

– Что ты делаешь?! Отпусти! – Я ору во всю глотку, машу кулаками и колочу его в грудь, когда он поваливает меня на заднее сиденье.

Но ублюдок очень быстро догадывается обхватить мои запястья, чтобы я не рыпалась.

– Довожу начатое до конца, – хрипло рычит он, исследуя своим языком мою шею. – Если будешь послушной, даже получишь удовольствие.

Я с ужасом смотрю на это чудовище, бессильно дергаюсь под ним. Он тяжелый, мне его не сбросить с себя!

– Не надо, пожалуйста! – кричу я, из горла вырывается рыдание.

"Пожалуйста!" – верещит мой мозг, но парню все равно. Его идея фикс – изнасиловать меня, и ничто ему не помешает.

– Успокойся, – рявкает он и со всей страстью кусает мне шею в наказание. – И мы оба получим удовольствие. Ты же хочешь этого, правда же? Станешь моей девушкой. Я весь мир к твоим ногам положу.

– Иди к черту! – яростно шиплю я, не переставая вырываться и лягаться. Кусаю, не щадя, то, что попадается зубам. Его подбородок.

Он рычит, с шипением морщится от боли, но и заводится от укуса тоже. Я раззадорила зверя.

Миг – и по ушам ударяет звук от пряжки ремня, и страх застревает в горле. Меж ребрами сжимается воздух, а в висках бьет лихорадочный пульс.

Противные, мерзкие пальцы лезут мне в штаны, пытаясь их с меня стащить.

Мне конец! Сегодня же пойду и утоплюсь!

И когда я уже думаю, что у меня нет шанса спастись, мне приходят на помощь…

Сэма рывком кто-то утягивает на улицу, взявшись за дорогую ткань его верхней одежды. Я в слезах вскакиваю и начинаю судорожно поправлять одежду.

Мне очень холодно и одновременно жарко. Адреналин бешено гуляет по крови, пальцы трясутся.

Я запускаю нервно руку в волосы, провожу сквозь них пальцами, осматриваюсь бегло по сторонам, не замечая ничего, никого, не соображая, что должна сейчас делать. А в это время снаружи доносятся голоса, один из которых очень громкий: его обладатель вне себя от злости.

– Сука, чтоб я не видел тебя рядом с ней, понял! И мне плевать, кто твой отец! Мне вообще плевать на таких, как ты, гнида сволочарая!.. – Какой-то непонятный шум. – Повторяю, исчезни, если не хочешь, чтобы я выступил в суде свидетелем против тебя, насильника-душегуба! – Шаги вдаль, и финальный всплеск отборного мата: – Мразь ты! Сука! Желаю тебе сгнить за решеткой, денежная ты биомасса!

А потом в просвете двери появляется белобрысая голова, и к моей щеке бережно прижимается горячая мужская ладонь с разбитыми в кровь костяшками.

Металлический запах тотчас проникает в ноздри.

– Прости, я опоздал, – на меня, поставив одно колено на сиденье, с виноватым лицом смотрит Леша Прохоров, залезший в мою машину. – Должен был сразу тебя найти. Пойти за тобой. Прости. Прости меня, Лера.

Он обнимает меня, крепко прижимая к себе и обхватив затылок своей большой ладонью. И я больше не сдерживаю целый поток невыплаканных слез. Плачу на его плече громче, чем три минуты назад, и мое тело сотрясается от рыданий.

Минуты погодя, когда мои слезы идут на спад, он тяжелым шепотом, который ему несвойственен, спрашивает:

– Я успел? Не совсем опоздал ведь? Скажи, что успел. О, Лера, я должен был… Когда услышал твои крики… Он обидел тебя?..

Бессильная в попытке сказать хоть слово, я трясу головой, уткнувшись носом ему в шею. "Нет, не успел сделать то, что собирался".

– Значит, есть на свете Бог, – с облегчением выдыхает он мне в шею.

Да… наверное… сегодня он руками Алексея спас меня от суицида.

***

19 октября 2019.

Суббота.

За эту неделю случилось много событий. У нас новый преподаватель по эконометрике. Молодой, симпатичный. Я думала, он будет куда лучше того старого хрыча, который постоянно занижал мне оценки, но надежды не оправдались. Мужчина строг настолько, что заставил всю нашу группу переписать конспекты его лекций на тему уже пройденных нами тем со стариком, отчалившим на пенсию. А еще к его парам нельзя опаздывать, иначе он придумает такое наказание, что будет почти нереально его выполнить. Пропускать и вовсе нельзя – экзамен не сдадим. Так и сказал.

Мне же лично он насмешливо-сурово порекомендовал пропустить поход в клуб, когда я высказалась насчет того, что мы не успеем к следующему занятию выполнить его задание с конспектом лекций. Учитывая, что первая с ним пара была во вторник, а вторая уже в среду, то мое возмущение имело право на существование. И мне было обидно: я что, произвожу впечатление отвязной тусовщицы? Я староста группы, между прочим! Хотя, думаю, пришла пора избавиться от этой ноши: я уже не та, что прежде. Пропускаю занятия и почти забиваю на учебу. У меня уже только за эту неделю двойка и тройка по эконометрике, и я так зла на Игоря Константиновича, хотя понимаю, что сама виновата, что не уделяю его предмету то количество часов, что он от нас требует. Мне надоело быть старостой – неблагодарная работа, да и постоянный стресс, связанный с необходимостью постоянно с кем-то говорить, наведываться в деканат, невольно подслушивать все грязные сплетни университета из уст противной секретарши, которая там сидит. Ведь с самого начала знала, что, став старостой, я не изменю себя: социофобия никуда не денется, как бы я ни старалась это в себе искоренить. Борьба с собой – это худшее, что я могла придумать. Жалею теперь, что взяла на себя обязанности старосты. В самое ближайшее время пойду и откажусь, пусть выбирают кого-то другого, я умываю руки.

Далее из произошедших событий: я узнала, что Алекс, вечно влезающая в неприятности из-за своей любопытной натуры, загодя до знакомства с Игорем Константиновичем вступила с ним в стычку и успела поссориться. Они наговорили друг другу гадостей, а Алекс, после узнав, кто стал нашим новым преподавателем, долго еще по этому поводу переживала. На ней лица не было, она так боялась, что несносный преподаватель на ней отыграется, что пошла к нему извиняться и… Алекс впечаталась в дверь, которую со всего размаху распахнул преподаватель. Не знаю всей истории, но, думаю, после этого они нашли общий язык.

Что насчет меня, я стараюсь забыть ночь прошлой пятницы. Но время от времени страшная в своих частых визитах мысль, что меня едва не изнасиловали, бросает в дрожь. Заставляет всю передернуться от того, что едва не случилось. Мне звонил Матвей, писал Леша, но я ни тому, ни другому не отвечаю. Алкоголь с тех пор выветрился, и я снова прежняя: у меня нет никакого желания поддерживать с кем-то дружеские связи. Я люблю одиночество, я срослась с ним, меня пока всё устраивает. Кроме одного: мне не звонит Дан. Почему-то подтачивающее душу желание его увидеть никуда не делось. Но ведь если бы я была ему интересна, то он бы связался со мной, не так ли?

А еще в общий чат выложили фотографии с того вечера: и среди кадров с одноклассниками затесался один снимок, в которую попал Данила, и я имела дурость разглядывать его в присутствии Алекс. Ну и конечно, подруга о нем узнала и сочла его интересным, очень даже симпатичным. Но я уверила ее, что такой, как он, никогда не взглянет на такую, как я. Что не стоит и думать об этом…