После занятий мы с Алекс сидим в городской библиотеке: она помогает мне с учебой, разъясняет те темы, которые я не понимаю. Часа через два я уезжаю домой.
Проходя мимо кухни, слышу, как отец высказывает матери свои обиды на одного из начальников:
– Они меня обвиняют, понимаешь? У них в компании крыса, а в краже информации винят меня! Неблагодарные! Я им чиню их долбанные компьютеры, а один из этих молокососов говорит мне: "Вы сделали что-то с компьютером Валентины, иначе как материал, который мы готовили с таким трудом, оказался у наших конкурентов? Такой огромный проект потеряли! Сколько они вам заплатили, отвечайте!" Тьфу! Всё, ни один ноутбук на дом не возьму. Будут ждать своей очереди, болваны!
– Надеюсь, тебе не грозят увольнением? – с волнением спрашивает мама.
– Нет у них никаких доказательств! – злорадно хмыкнув, продолжает негодовать отец. – Не нашли в моем компьютере ничего. И ноутбук Валентины проверили левые хакеры, которых они наняли на период расследования. Уже три недели возятся с этим. Задолбали уже эти косые взгляды! Видят во мне шпиона, представляешь? Чертовы засранцы!
– Не переживай, пройдет время, и злые языки умолкнут…
Я захлопываю дверь своей комнаты, хмуро размышляя над подслушанным разговором. Ничего себе, какая нешуточная страсть происходит в сфере рекламы: погоня за крупными клиентами, нечестная конкуренция, тайные шпионы, кража чужих разработок. Не соскучишься, блин.
– Папа до сих пор не в духе? – спрашивает сестра, повернувшись лицом ко мне, как только я вошла.
– Ага, – я киваю и подхожу к шкафу.
– Ладно, за яблоком схожу попозже, – вздыхает Лиса, снова склонившись над разбросанными по столу тетрадями и учебниками.
Пока я складываю в большую дорожную сумку кое-что из своей одежды с намерением перебраться уже наконец на квартиру, сестра за пять минут дописывает сочинение по литературе.
– Искусственный интеллект это мощь, – делает итог она, с довольным видом закрывая тетрадку.
Я усмехаюсь:
– А я в твое время по пять часов сидела и корпела над характерами персонажей и попыткой понять и расписать их поступки. Я просто ненавидела эти сочинения, потому что у меня ничего не получалось. Я вообще не умею писать красиво и на две страницы расписывать образы этих чудных героев.
– И все равно получала "отлично", – фыркает она, открывая учебник по геометрии.
– У меня был синдром отличницы, – Я морщу нос от той версии себя, которой была долгие одиннадцать лет, что училась в школе. – Слава богу, теперь я нормальная.
– Лера-а-а, – вдруг зовет меня Лиса, и я снова оборачиваюсь.
– Что? – Я вижу в ее щенячьих глазах невинную мольбу и строго бросаю: – Нет.
– Ну, помоги, а. Ну, пожалуйста. Я не поняла тему, училка что-то говорила, у нас почти весь класс ничего не понял. Елена Юрьевна нормально ничего не объяснила.
Я непреклонна и говорю ей, что ей пора самой разбираться в теоремах и выстраивать логику математических задач, но когда она вскакивает с места и подбегает ко мне, обнимает со спины, виснет на шее, и мне физически становится тяжело ее выносить, я с раздражением выплевываю:
– Ладно, ладно! Только слезь с меня, ты просто невыносима.
Она смеется, и я усмехаюсь над тем, что она почти всегда получает, чего хочет. Хитрая, эгоистичная и приставучая.
Я бросаю несложенные черные джинсы на раскрытую сумку, решив закончить с вещами после того, как решу задачу по геометрии за девятый класс. Уж если кто и разбирается в нашей семье в математике, это я и Арсений. У Арсения полный завал с математическим анализом в универе, поэтому у него нет времени на то, чтобы заниматься еще и с младшей сестрой.
– Катет известен, угол известен, в чем проблема? – Прочитав условие, смотрю на аккуратный рисунок треугольника, сделанного Лисой, а потом на нее саму.
Сестра сжимает губы, в усиленном раздумье сводит брови к переносице и с невинным непониманием смотрит на меня. На ее лице крупными буквами написано: "Не ругай меня, ладно? Я правда не понимаю, как ты видишь то, что не вижу я".
Я вздыхаю: у нее совсем не математический склад ума. Вот не ее математика, и точка. Хоть об стенку бейся, она любит историю и обществознание, а всё остальное ей в тягость. В том числе моя любимая химия.
– Вырази гипотенузу через синус данного угла. У тебя же катет есть…
– А-а… – до нее медленно начинает доходить, с какого угла в решение этой задачи нужно заходить, – вот я балда.
– Дальше сама, – я встаю со стула, но Лиса тут же меня останавливает мертвой хваткой.
– Нет, не уходи, у меня еще химия. Училка на дом контрольную дала. Надо обязательно сделать на "отлично".
– Кто вообще дает контрольные на дом? – удивляюсь я.
– Умные учителя, – подмечает сестра, – они понимают, что так успеваемость их учеников возрастет, потому что в классах все пишут на одни двойки и тройки. У них там какие-то дополнительные премии за хорошую успеваемость учеников, сама знаешь.
Без комментариев, я промолчу. Меня уже не волнует, куда катится мир и образование. Раньше волновало, теперь уже нет. Теперь я даже считаю, что оно вовсе необязательно, когда есть любимое дело. Когда есть, чем жить и дышать.
– Хорошо, дописывай пока задачу, а я вещи соберу.
– Ага, – радостно произносит Лиса, отпуская мою руку. – И ты проверишь.
– Зачем? – Складывая черное платье максимально бережно, я бросаю взгляд на эту невозможную девчонку, которая ничего сама не хочет делать. – Ты же всё поняла.
– Всё равно проверишь, мало ли.
Я цокаю:
– Когда ты научишься полагаться только на себя, Лиса? Пора самой всё решать и принимать последствия, какими бы неправильными они ни были.
– Ну, не будь занудой, Лера, – легким, беспечным тоном отвечает она, и я просто забиваю на это, продолжив и дальше собираться.
Сегодня я в первый раз буду ночевать в своем собственном доме. Совершенно одна. Немного страшно, но это должно случиться в любом случае. Думаю, я готова. И плевать, если родителям не понравится мой преждевременный переезд. Ведь ремонт полностью не окончен, очень многое нужно еще сделать. Приобрести кучу мебели, повесить зеркало в ванной, покрасить потолок в прихожей, соорудить гардероб в комнате, но прежде, наверное, поменять линолеум, оставшийся от прежних хозяев, на нормальный твердый паркет: ненавижу мягкие полы.
В квартиру после крайне напряженного диспута с родителями я вваливаюсь уже глубоко под вечер. На часах восемь двадцать три, когда мой телефон издает звон.
Я молча таращусь на последние цифры, сидя за чаем на кухне, и пропускаю первый звонок. Но не проходит и минуты, раздается повторный сигнал. Я пропускаю и его, страшась услышать голос того, кто находится на том конце провода. Боясь взять трубку, не зная, что, в общем-то, говорить.
Однако на третий звонок я отвечаю после некоторой внутренней борьбы с самой собой.
Беру, и несколько секунд не говорю ни слова. Молчат и на том конце, пока, видимо, не понимают, что таки да, дозвонились.
– Привет, – слышу я красивый мужской голос. Глубокий и неторопливый. Такой, какой бывает только у поистине уверенных личностей, без лицемерия, без веселой фальши, без прикрас и заигрываний. Голос, какой он есть. Почти бесстрастный, толику любопытный, капельку скучный.
Пару мгновений я молчу, делаю глубокий вдох и выдох. Просто дышу в телефон, а потом подаю голос, ровный и спокойный, под стать собеседнику:
– Привет.
Молчание.
– Приглашаю в клуб. Сегодня. Придешь?
– Зачем?
– Надо поговорить.
– Поговорить можно и по телефону.
– Не телефонный разговор.
– О чем нам с тобой говорить? Мы не знакомились, проходили мимо одного забора, – отвечаю прямо, бросив тонюсенькую шпильку правды, о которой он сам же не так давно напомнил. – По сути, нет тем, затрагивающих нас обоих. Я не понимаю.
Пауза. В волнующем напряжении ожидаю, что он скажет. Я слышу его дыхание, и как будто слышу в этой тишине, как он думает. Сердце так сильно скачет, я сглатываю. Я близка к тому, чтобы просто взять и бросить трубку: слишком некомфортно себя чувствую.