Я не выбираю слов, я бью прямо и по мишеням. Не хочу, чтобы этот парень заблуждался на мой счет и воображал себе, что может поступить со мной так, как со всеми. И я честно не знаю, откуда во мне эта смелость – говорить предельно откровенно. Обычно я не так словоохотлива.

Лицо его не выражает ничего, кроме внимания. И он какое-то время молчит, прежде чем, наконец, дать ответ:

– Матвей меня предупреждал, – он медленно кивает, ставя пустую кружку на стол, потом указательным пальцем почесывает бровь. – Хочу рассказать свою историю, чтобы ты поняла, почему я такой, какой есть. И не боялась, что я обижу тебя.

– Не обидишь, правда?

На мой тихий вопрос он отвечает твердым покачиванием головы и продолжает:

– Я люблю секс, это правда. Как все мужчины, собственно, – пожимает плечом. – Но если раньше у меня была одна любимая девушка, то сейчас их множество… нелюбимых. Понимаешь, что я хочу сказать?

Под его уверенным, будто уже давно не умеющим разочаровываться в людях взглядом я чувствую себя менее уязвимой и даже немножечко бесстрашной. Будто ему всё равно, какой шаг я предприму уже в следующую минуту. Главное – я ему понравилась, я его как-то и чем-то зацепила, и словно остальное для него уже неважно. Я расслабляюсь и незаметно для него выдыхаю.

– Ты тоже в поисках надежного человека? – спрашиваю первое, что приходит на ум после его слов.

Он ставит локоть на стол и, подперев ладонью подбородок, неожиданно долго вглядывается в мои глаза. Его широко расставленные пальцы почти полностью закрывают губы и касаются носа, взгляд нечитаемый, пронзительно-колючий, но и мужественно-теплый тоже. Он будто завис на мне, задумался над тем, подхожу ли я ему. Или… Дан таким образом хочет заглянуть в мою душу, узнать, какая она по ощущениям.

В любом случае мне импонирует вся безмятежность его позы: он не пытается мне понравиться, не пытается казаться тем, кем он сам себя не видит.

– Ты мне нравишься, – наконец произносит он, убрав с лица руку, а затем вдруг поднимается на ноги и начинает разглядывать стены, потолок и в целом мою новенькую кухню. Руки в карманах, взгляд перемещается с одного предмета на другой. С полок с идеально ровно расставленными стеклянными контейнерами на манер цилиндра, где у меня со вчерашнего дня хранятся крупы для каш, на бежевые легкие занавески и пустой подоконник, сияющий лаком и новизной.

– Ты только переехала? – замечает он, пока я продолжаю молча за ним следить.

– Да, сегодня. Переехала от родителей, – не вижу оснований скрывать.

– Сколько тебе? – интересуется он, повернувшись ко мне.

– Двадцать. А тебе?

– Двадцать два.

Я сощуриваю глаза.

– Сказать по правде, я удивлена.

– Отчего? Ты думала мне сколько? Тридцать?

Я вижу смех в его глазах и, почувствовав смятение, отвожу взгляд.

– Нет, – мне становится неловко смотреть ему в глаза. – Но производишь ты впечатление очень взрослого мужчины. Про таких говорят: умный манипулятор, умеющий кого надо дергать за ниточки.

– Разве? – Усмехнувшись, он выходит в коридор. – Я смотрю, тебе не терпелось съехать от родителей.

Дан показывает пальцем на некрашеный безобразный потолок, и я смеюсь.

– Я же говорю, ты умен и проницателен. Тебе не может быть двадцать два, – я добавляю в нашу беседу немного иронии, – ты меня безбожно обманываешь. Самое время признаться в этом.

– Да, ты меня раскусила, – вздыхает он шумно и притворно сокрушенно, – мне сорок семь.

Я поджимаю губы и с легкой улыбкой поднимаюсь со своего места, потому что парень исчез, нырнув через проем в мою комнату, единственную в этой квартире. У меня нет гостиной, я полностью переделала ее в спальню.

– Дан, это мое личное пространство. Не мог бы ты выйти? – Ловлю его вопросительно-удивленный взгляд. – Я серьезно. Выйди.

Пробежавшись глазами по комнате в последний раз, он проходит мимо меня с поднятыми ладонями.

– Ладно, – а потом добавляет: – Поехали.

Я смотрю на то, как он, шурша курткой, тянется за моей косухой, висящей одиноко на крючке, а потом раскрывает ее для меня. Дан многозначительно буравит меня взглядом, и я молча принимаю приглашение. Встаю перед ним спиной и с его помощью легко продеваю руки в рукава.

– Спасибо, – говорю я, обернувшись.

– Идем. – Он открывает дверь и пропускает меня.

Подхватив ключи с крючка и быстро обувшись в высокие кеды, я делаю шаг в коридор.

– Стоп, я забыла свой телефон. Погоди минутку. – Я пересекаю прихожую и хватаю с кухонного стола мобильник, в заднем чехле которого припрятана парочка купюр. Не хочу таскать кошелек.– Всё, теперь можно идти, – провернув ключ в замке, я разворачиваюсь к парню.

И тут он неожиданно берет меня за руку, переплетает наши пальцы и как-то очень решительно идет по направлению к лифту, ведя меня за собой. Я еле успеваю за ним: его шаг вдвое больше моего.

– Окей, куда мы торопимся? – посмеиваюсь я, слегка растерянная столь непреклонным упорством. И удивленная ощущению тепла в ладони, тому, как, оказывается, приятно чувствовать его кожу своей.

– Как насчет фотографий? – вносит предложение в наши планы Дан, остановившись и нажимая кнопку лифта.

– Каких фотографий? – не понимаю я.

– Хочу отвести тебя на свою студию. Сделаем пару фоток для моей предстоящей выставки. Ты должна там быть.

– Я? – я теряюсь, не понимая, что происходит и зачем мое фото должно быть частью некой выставки.

– Ты очень красивая. – Прищуренный взгляд исследует выражение моего лица. – Только не говори, что этого не знала.

Вместо ответа я резко упираюсь взглядом в кнопку лифта, пытаясь сдержать улыбку. Я красивая? И это после того, как он видел меня без макияжа, с влажной копной волос и в нелепой пижаме? Чувствую, моей самооценке пришла пора подняться на одну ступень выше.

– Тебе, наверное, часто об этом говорят. Почему ты смутилась?

Он таки заметил.

– На самом деле не часто, – мотаю я головой, на него не глядя. А потом все-таки не выдерживаю и поворачиваю голову. – До прошлой недели никто мне этого не говорил, – признаюсь я, обнаружив в его глазах искренний интерес.

– А на прошлой неделе?..

– А на прошлой неделе меня назвал красивой мой бывший одноклассник, который был влюблен в меня, как оказалось, с восьмого класса. И я по пьяни чуть его не поцеловала. Хорошо, что этого не сделала, иначе…

– Иначе?..

– Иначе было бы неловко потом объясняться, что поцелуй был ошибкой, – я вымученно улыбаюсь и отворачиваюсь.

Приезжает лифт, и мы входим в него. Я первая, Дан следом.

– Слушай, я не уверена, что мои фотки тебе подойдут, – заговариваю я вновь на тему студии и всей этой нелепой идеи. – Давай просто поедем сразу в клуб.

– Ты нервничаешь, – замечает он, посматривая на меня.

– Конечно, я нервничаю. Будь передо мной три стопки текила, я бы незамедлительно их выпила и, наконец, расслабилась.

– Я не кусаюсь, – сообщает Дан с довольной ухмылкой.

– О, правда? – отзываюсь я с сарказмом в голосе. – Тогда конечно же мне спокойно. Вот прям полегчало, как только ты это сказал.

Он на мгновение крепче сжимает мои пальцы и, чуть ослабив хватку, начинает гладить большим пальцем по тыльной стороне кисти.

– Я правда не кусаюсь. И я правда хочу показать тебе свою студии. Не хочешь фотографий – хорошо. Но, возможно, ты передумаешь… А после поедем в клуб.

– Ладно, – поджав губы, соглашаюсь я, избегая смотреть ему в глаза. Не понимаю, что со мной происходит: я опять слишком уязвима перед ним. Мне нужно выпить.

В студию мы приезжаем в одиннадцатом часу, по дороге заехав в суши-бар и купив роллы с пятью разными начинками.

– Поедим до клуба, ты же не против? Почему-то мне кажется, ты такая же голодная, как и я, – сказал он мне с кривой улыбкой, перед тем как остановить джип у заведения.

– У меня это на лице написано? – спросила я.