— Зачем это? Зачем я тебе? Зачем ты пришла ко мне? — с каждым вопросом колдовство, оплетающее меня спадало, вяло, пропадало.

Она поняла это. Заметила. Закусила губку. Ноги непроизвольно сжались, прикрывая сокровенное.

— Мы же были когда-то вместе. Счастливы. И я подумала, что, может, начнем все сначала. А, Дим?

Под ее левой грудью я разглядел небольшие щрамы-звездочки — следы от пуль киллера.

А еще я вспомнил, как она жадно смотрела на машину, которая приехала за мной. И на моего охранника, распахнувшего дверь автомобиля.

— Не думаю, — я покачал головой. — Ты стала другой. Ты изменилась. Тебя больше интересуют внешние проявления любви. То, что происходит внутри, тебе не интересно.

Я постучал по своей груди. По левой ее части. У меня там сейчас тоже медленно образовывался шрам. Огромный кровоточащий шрам. Прямо на сердце.

Я скривился. От боли. От ненависти к самому себе. Не каждый день убиваешь любовь.

— Но самое главное, — продолжил я. — Я стал другой. А ты этого даже не заметила. Не заметила, что я перерос тебя и твои интересы.

Не каждый день убиваешь любовь своей жизни.

Она растерялась. Глаза метались по комнате. Лера явно впервые попала в такую ситуацию и теперь не знала, что делать. В ситуацию, когда ее отвергают.

Привыкай, такое будет и еще не раз.

— Отвернись, я оденусь, — холодным тоном, ледяным голосом известила она свое решение.

— Нифига, — нагло ответил я, разваливаясь на стуле. — Это моя комната, что хочу, то и делаю.

Ее глаза полыхнули огнем. Она вскочила с кровати, тяжелые груди дерзко подпрыгнули вверх, выражая всю ярость своей хозяйки. Рывком натянула на бедра шорты, она оказывается без трусов ко мне пришла, напялила футболку.

Замерла, пристально разглядывая меня. Волосы на голове чуть взбились, и все равно она была ослепительно красива. Даже в гневе.

— Дурак, — негромко прошептала она, распахивая дверь.

— Дурак, — прошептал я, слушая, как она выходит в подъезд. Падая на кровать, которая все еще хранила тепло ее обнажённого тела.

— Молодец, — прошептала заглянувшая в мою комнату мама.

Мы отменили комендантский час через три дня. Потому что до нас донеслись отзвуки мировых новостей. Потому что поняли: после того, что произошло в мире, никому не интересен далекий Екатеринбург с его псевдотеррористами.

Мир за эту неделю стал другим.

Страшнее, злее, кровавее.

Глава 16.

США г. Вашингтон, округ Колумбия

Рядовой Брэндон Холл

Мы прикрывали южное направление. Наш взвод поставили сразу за мостом через реку Оккоквен, на девяносто пятом шоссе. Перед нами, на том берегу виднелся Вудбридж, а за нами были Лортон, Спрингфилд и, наконец, сам Вашингтон. И мы встали чертовски близко от столицы — на машине, минут пятнадцать езда.

Наш взвод занял позицию сразу за широким, многополосным мостом, перекрывая это направление и имел простую и четкую задачу — контролировать территорию и удерживать возможного противника. По правую руку от нас был еще один мост, но руководство, решив, что столько переправ через одну реку это для обороны слишком дофига, неделю назад, когда стало понятно, что на дальних подступах к столице не удержаться, успешно подорвало его в паре мест. Его обломки отлично просматриваются с нашего места. Они торчат посреди реки, словно пеньки сгнивших зубов в десне.

Наш командир, второй лейтенант Итан Ли ругался как тот мексиканец, которого мы не пропустили через мост на машине с огромным прицепом:

— Чем они, мать их, думают, когда дают мне взвод желторотиков и ставят такие задачи? — Далее он матерился, тщательно подбирая слова, вспоминая всю родословную командования, ставя их в очень неприглядном виде. Его широкий нос, с огромными ноздрями, раздувался еще шире, и, казалось, что он вот-вот взорвется от ярости. Даже черная кожа, как мне кажется, становилась чуть белее.

И я его понимал, мы все, только — только вышли из стен форта Джексон * (*форт Джексон — крупнейший центр начальной подготовки армии США, ежегодно обучающий 50% всех солдат). Так что мы, можно сказать, не кадровые военные, а только их заготовки. Мы, конечно умели и стрелять и с основой тактики были знакомы, а я даже получил значок «Марксмен». Благодаря этому, я теперь не простой рядовой пехотинец, а марксмен * (*пехотный снайпер, не путать со снайпером. Если задача снайпера — в любых условиях гарантированно поразить важную, возможно даже единственную цель, то задача же марксмена — максимально быстро поразить наибольшее количество целей).

Так что теперь я таскаю полуавтоматическую снайперскую винтовку М 21 «Кейт», вместо стандартной штурмовой винотвки М4А1, как у остальных парней из нашего взвода и держусь особняком.

Нет, понятное дело, что нас не кинули затыкать дыры без прикрытия. В усиление пригнали два броневика М2А4’Бредли' с автоматическими пушками, которые помимо нескольких ящиков боеприпасов и продовольствия, этого, привезли два Браунинга — тяжелых пулеметов пятидесятого калибра на треногах.

После подъехали саперы и опутали железобетонные столбы-опоры моста паутиной проводов, меж которых заложили десятки килограммов С4. Загнав концы проводов в трубы, они подвели их к нашей штабной палатке, установив там пульт дистанционного подрыва.

Так что зубы у нас имелись. Да, хотелось бы еще и «Абрамсов» увидеть, но танки сейчас на вес золота, их берегут для затыкания дыр.

Хотя чего уж там, понятно, что дело дрянь, коль на оборону столицы ставят таких новобранцев как мы. И это жутко тревожило. Раз уж это «Единство» перемололо наши кадровые части, то сомнения в нашей способности удержать их возникали все чаще.

Вонючие самосвалы привезли и высыпали рядом с дорогой несколько куч песка и мы все это время, всю эту неделю ожидания, только и делали, что с утра до ночи набивали им в мешки, да таскали их на оборонительный рубеж. Мимо проезжали машины, плелись толпы беженцев, а мы, знай себе, таскаем тяжеленые мешки, да складываем их в аккуратные ограждения да формируем стрелковые ячейки.

Кстати о беженцах.

Впервые они появились на второй день нашего дежурства на мосту. Сначала это был поток машин, что нескончаемой железной рекой тек с южного на северный берег реки. Он был настолько плотным, и так часто вставал из-за всевозможных заторов впереди, что наш лейтенант, плюнув на запрет, открыл для проезда встречные полосы движения. Все равно в ту сторону, кроме редких военных грузовиков никто не ехал.

А потом, когда машины, оставив на обочинах горы мусора, закончились, вслед за ними потянулись тонкие ручейки пешеходов. Сначала редкие, они со временем разрослись в бесконечно бурлящую людскую реку, что заполняла мост по всей его ширине, лишь сужаясь перед нашими песочными баррикадами.

Уставшие, изнеможенные люди, с потухшими взглядами медленно перебирая ноги, словно зомби из фильмов ужасов, плелись на север, и конца и края им не было. И это было страшно, это было жутко. Что испугало их настолько, что они, бросив свои жилища и большую часть вещей, решились уйти в неизвестность?

Я сам из Нью-Йорка, что гораздо севернее Ди-Си (сленговое название г. Вашингтон), поэтому не особо переживал за родителей, но несколько наших парней жили на юге, и теперь они место себе не находят, потому что потеряли связь с родными. Мне часто приходила в голову мысль об этом, как бы я повел себя, окажись в их положении. И понимал, что, скорее всего, давно бы сбежал, кинувшись разыскивать близких мне людей.

Беженцы шли три дня и три ночи. Ни на секунду не умолкал этот постоянный гул от многих голосов, это шорканье и топот от тысяч ног проходящих мимо нашего лагеря.

И где то на четвертую ночь мы услышали далекие взрывы, а небо на юге озарилось всполохами огня и света. С ревом пролетело над нами звено штурмовиков, затем в ту же сторону, разрывая воздух лопастями, пронеслись боевые вертолеты.