Рядом со мной что-то зашипело, и я в испуге открыл глаза. Это подъехавший автобус открыл двери. Я так увлекся изучением своих новых свойств, что совсем не услышал его.

Значит, оставим всё на потом, сейчас едем в город и к Степанычу. Загрузил свое эмоционально вымотанное тело в скрипучее транспортное средство, оплатил проезд и, устроившись на сиденье, уставился в окно. Рассматривая спешащих людей, рассматривая улицы, рассматривая город.

А город жил и кипел в безумном круговороте дел и развлечений. Ему было плевать на чувства маленького меня, но он готов принять и посочувствовать любому. Главное, чтобы это отдалось ему сторицей, в двух, трех или десятикратном размере. Он звал яркими витринами модных магазинов, привлекал ароматами кафе и ресторанов, громко звучал танцполами. Иди сюда, мальчик, забудь свои проблемы, забудь всё, забудь себя. Окунись в буйство шоппинга, набей урчащий живот деликатесами, оторвись на гремящих музыкальных площадках. Только не забудь поблагодарить меня хрустом раскрываемого кошелька или блеском пластиковой карты. Я умею дарить свободу, я умею дарить забвение, я умею дарить счастье. Будь со мной и тебе никогда не придется быть с самим собой.

Я ехал в полу-пустом автобусе и во все глаза пожирал этот город, проносящийся за грязным стеклом. Хотелось упасть в него и забыть всё, что произошло за последний час. Но я упорно ехал, вцепившись руками в подголовник переднего сиденья. Ехал, сражаясь с собой, со своим искушением, со своим желанием. Я почти поддался магии города, его молчаливому, но такому сильному гипнозу, его ласковому и нежному искусу.

Почти.

Но я не мог бросить человека, на чьих руках умер мой отец. Поэтому я ехал к нему. В больницу.

Захрипевший динамик объявил нужную мне остановку и я, бросив последний взгляд в окно, зафиксировав на сетчатке глаза очередной кадр яркой, зовущей жизни, вышел из автобуса. Вышел и, не оглядываясь, стараясь не слушать звуков музыки и не обращая внимания на разноцветные отблески, гулявшие по стенам домов, пошел в сторону серой громады больничного комплекса. Где-то здесь, в паутине бесконечных коридоров и бессчётного количества палат, процедурных, кабинетов врачей и операционных лежит мой хороший знакомый. Тот, ради которого умер мой отец.

Заскочил по пути в местный магазинчик, набрав в пакет незамысловатой снеди, с обязательными апельсинами. Поглядел даже на букет цветов, чахнущий внутри прохладной витрины, но решив, что это уж слишком, пошел в сторону больницы.

Люблю новые технологии. Никаких контактов с персоналом лечебного заведения. Стойка с сенсорным экраном, строка поиска и вот, спустя минуту я знаю на каком этаже, в каком отделении и в какой палате лежит Степаныч. Зеленая галочка напротив его фамилии подтвердила, что к нему допускаются посетители. Хотя, уверен, он никого и не ждет. Его родители умерли достаточно рано, а своей семьей обзавестись не успел. А потом война, ранение, ампутация ноги и тихий алкоголизм в кругу таких же неудачников по жизни. Так что я буду для него приятным сюрпризом.

Что на самом деле так и оказалось. Увидев меня входящим в палату, Степаныч по своей давней привычке радостно закричал про Димона, и начал представлять меня остальным больным.

Отчего я дико смутился. Потому что в его рассказах я был разве что не героем, несшим тягостное бремя просвещения полу-диким племенам людоедов. Что, кстати, было недалеко от истины.

Вадим Степаныч держался бодрячком, весело скакал на костылях, иногда кривя лицо от боли в синяках, и я бы ни за что не поверил бы, если бы сам не знал, что его несколько часов назад привезли сюда на скорой. Он дико обрадовался моему визиту, пустил слезу, когда я выложил перед ним купленное в магазине и даже назвал меня «сынком».

И тут я увидел знакомого доктора. Того самого, что вчера осматривал меня. Он проходил мимо раскрытой двери и, увидев знакомый профиль, мне захотелось кое-что расспросить. Как там его?

— Вячеслав Васильичь, — окликнул я, вспомнив имя врача. Обернулся к соседу по дому. — Степаныч, я сейчас!

Врач затормозил, пристально разглядывая меня и мучительно вспоминая. Наконец его лицо озарила догадка:

— А-а-а, наш уникум! Ну как ты? Ничего не болит?

— Нет, спасибо, я здоров как бык. Можно вас спросить о своем спасителе? Вы не знаете, в какой палате он лежит? Хотелось бы поблагодарить человека.

Врач вновь уставился на меня, задумчиво рассматривая:

— Нет, боюсь это невозможно. Он умер не приходя в сознание.

Ну что ж, это не было для меня неожиданностью, но тем не менее я изобразил скорбь на лице:

— Ох, как же жаль. А его родственники? Кто-то ведь искал его, приходили на опознание?

Врач оторвал от меня взгляд и посмотрел по сторонам. Затем, махнув рукой, мол, пошли за мной, зашел в пустой процедурный кабинет.

— Вообще, — начал он, плотно закрыв за мной дверь, — это не мое дело. Да и не твое тоже. И я никогда не узнал бы, что в итоге произошло, если бы ко мне вчера не приходили люди с серьезными лицами. Тело погибшего было похищено из морга через час после того, как его туда привезли. Неизвестные, связав санитаров, и ничего больше не тронув, вытащили труп из холодильника и были таковы. А раз тогда в приемнике была моя смена, ну когда я принимал и тебя и его, то ко мне и пришли с расспросами.

Ого, вот это всё очень серьезно!

— А что за люди к вам приходили? Полиция?

— Бери выше! ФСБ! О тебе они тоже спрашивали, но вскользь. И я ничего такого по поводу твоего чудесного исцеления, им не сказал. И, возможно, ты их не заинтересовал. Но если что — имей в виду.

— Спасибо, Вячеслав Васильевич, должен буду.

— Ай, ерунда. В общем, я тебя предупредил, мотай на ус.

Он распахнул дверь и стремительно ушел в глубину коридоров.

Я же, попрощавшись со Степанычем, обдумывая сказанное, медленно побрел на остановку.

Сегодня у меня было еще одно дело, не терпящее промедления. Мой зуд к новому не дал бы мне уснуть. Поэтому, увидев вывеску спортивного магазина, я без сомнения зашел в заботливо распахнувшиеся двери.

Где тут у них штанги? Очаровательная продавщица в спортивной футболке и обтягивающих стройные ноги лосинах, с показным удовольствием показала мне нужный отдел, заботливо предложив помощь в выборе. Я, конечно, отказался и пару мгновений смотрел ей в след, задумчиво рассматривая ее пятую точку.

Ого, вот это я понимаю — цены! Брать за кусок железа такие деньги — это надо всю совесть потерять. Но идти искать дешевле мне жутко не хотелось. Так что «блин» для штанги весом в два с половиной килограмма обошелся мне в мою двухдневную зарплату. Соглашусь, практикант получает не так много, но всё же…

Щеголяя модным пакетом, в который мне завернули мою покупку, я приехал домой и, успокоив встревоженную маму, быстренько перекусил и захватив «блин» пошел в свою комнату.

Немного помучившись с интерфейсом своего импланта, наконец понял как открыть приемную емкость конструктора. Прямо передо мной возник, казалось сотканный из полу-прозрачных нитей куб, размер стороны которого был с полметра. Сверху крышки не было и я аккуратно вложил туда «блин», опасаясь что он, порвав образующие его нити упадет на пол.

Но такого не случилось.

Загружено две тысячи четыреста тридцать грамм металлического сплава. Идет переработка. Ожидайте. Примерное время переработки: 300 минут.

Музыка у Петра-Лопаты сегодня играла еле слышно.

Глава 5.

Дороги. Глиняные, разбитые дороги. С огромными колеями, оставленными танками. Со здоровыми воронками, оставленными бомбами наших бравых авиаторов. Теперь эту дорогу штурмуем мы.

Дождь, ливший неделю, пропитал водой эту буро-желтую смесь, некогда именую дорожным покрытием, до самого предела. От этого каждый шаг давался с трудом. Ботинки с обмотками сдергивало с ног, засасывало в вязкую и липкую жижу.

Наш батальон, «отдохнувший» и пополненный новобранцами до нормы, шел вперед. Давя грязь, сгибаясь под тяжестью промокнувших насквозь шинелей, мы отсчитывали километры и мечтали о теплых и сухих постелях.