Но до этого надо еще дорасти.

Мои умения в этом плане гораздо скромнее. Да, мне никогда не быть супером, я никогда не смогу в одно лицо выкашивать сотни противников. Но и на моих ветках развития есть такие плюшки, что остается только облизываться. И самая ближайшая «конфетка» будет уже совсем скоро — на двадцатом уровне.

На пятнадцатом левеле конструктор достиг четвертого этапа развития. Теперь он мог делать химические соединения. Главное — загружай в него необходимые элементы. Причем, он мог спокойно делать поатомную пересборку, спокойно превращая одно химическое вещество в другое. Единственное, что смущало так это время этой пересборки: на создание десяти грамм одного вещества из другого могло уйти больше суток. Но это и понятно — нужно отнять нужное количество электронов от одного вещества или добавить их к другому. И так поступить с каждым атомом. А сколько их в одном, например, грамме? Миллионы? Миллиарды?

Поэтому проще было добавлять уже созданные химические вещества, тогда время сокращалось в разы.

Также теперь снизилось время на создание одного боевого импланта — всего двадцать четыре часа. И сейчас, сутки спустя, я держал в руках тонкий белый пластырь с зародышем и размышлял, кому его предложить. Кому раскрыть свой секрет, кто станет моим вторым последователем.

А затем, хлопнув себя по лбу, выскочил из-за стола и начал одеваться. Я понял, кому могу довериться, кто поймет и примет боевой имплант.

Валерия!

Глава 19

Я вспоминал.

Я одевался и вспоминал. Я шел и вспоминал.

Всё вокруг говорило и напоминало мне о ней.

Вот кровать, на которой я покрывал ее обнаженное тело поцелуями, а она в порыве страсти царапала мне спину. А потом дула на царапинки и промокала их йодом. Это было совсем недавно. Буквально полтора года назад.

А вот подоконник в подъезде, прямо напротив покореженных почтовых ящиков. Именно здесь был наш первый поцелуй. В девятом классе, насколько я помню. Тогда мы возвращались домой из школы, и на полпути нас догнал первый весенний ливень. Смеясь и шлепая по лужам, прикрываясь сумками, мы забежали в мой подъезд и в окно рассматривали, как веселые ручейки бегут по дорогам.

И я обнял ее. До сих пор помню эти ощущения на кончиках пальцев. Структуру ее легкой вязаной кофточки с крупными петлями. Я неумело ткнулся губами в ее губы и она внезапно не отпрянула. А она ответила.

Вот первый этаж в подъезде. Если приглядеться, тут видны коряво нацарапанные буквы «Д+В=ДРУЖБА». Это я написал, глядя ей в глаза, когда мы учились в первом классе. А в десятом кто-то зачеркнул слово «дружба» и написал «жених и невеста». Подозреваю, что это сделала она. Я был не против.

Вышел во двор. Скамейка, на которой мы сидели. Песочница, где мы, неуклюжие детсадовцы, лепили куличики и строили дворцы. Где она, Валерия, была принцессой, а я рыцарем, спасающим ее от злого дракона.

Принцесса Лера.

И еще я увидел балкон Петьки-Лопаты. Вспомнил, как она шла туда. Ее нагое, окровавленное тело под тонкой простыней.

И это полоснуло ножом по моему сердцу. Оставило кровавую, незаживающую рану.

Я до сих пор любил принцессу Валерию. И в глубине души надеялся, что она вернётся ко мне. И я обязательно прощу ее, и у нас всё будет по-прежнему.

Автобус, лязгнув дверьми, высадил меня рядом с больницей. Забежав в ближайший цветочный, купил ей розы. Алые розы.

Все принцессы любят алые розы.

Еще вчера Валерию перевели из реанимации в обычную палату хирургического отделения, так что теперь ее можно было навестить.

Взбежал по лестнице, дернув двери, оказался в холле и узнав где находится нужное мне, завертел головой, ориентируясь куда идти. Определившись с направлением, нацепил на кроссовки бахилы и, осторожно переступая ногами по недавно помытому, остро пахнувшему дезинфекцией полу, направился к своей принцессе.

На входе в хирургическое отделение меня встретил полицейский пост. Попросив мой паспорт, молодой паренек в неуклюже сидящей, мешковатой форме, поинтересовался к кому я иду. Я назвал.

— Эта гражданка проходит как свидетель, — напрягся полицейский. — Доступ к ней ограничен и вашей фамилии нет в списке.

Он вернул мне паспорт, и я от растерянности уже было собрался поворачивать назад, но что-то во взгляде охранника меня озадачило. В некоторых делах я сильный тугодум. Что есть, то есть.

Хм.

— Проверьте, пожалуйста, еще раз, — я вернул полисмену свой документ, вложив туда красненькую банкноту.

— Да, — деланно удивился тот. — Действительно, есть ваша фамилия.

Купюра стремительно исчезла из паспорта, открыв мне все двери и запреты.

— Палата номер семнадцать, — подсказал ставший удивительно вежливым охранник. — На входе в нее есть еще пост, вы скажите, что я вас пропустил.

— Спасибо, — поблагодарил я его и пошел по ярко освещенному коридору в указанном направлении.

Второй охранный пост я увидел издали. Крупный, можно даже сказать огромный полицейский с крайне «широкой» костью сидел на лавочке у входа в нужную мне палату и с вожделением смотрел на запакованную шаурму.

— Мне… — начал было я, указывая то на видневшегося вдали первого полицейского, то на вход в комнату.

— Проходите, — махнул мне рукой толстячок, покосившись на мой букет. — Только недолго!

— Конечно-конечно, — зашептал я, толкая дверь.

Сердце бешено колотилось.

Небольшая одноместная палата. В углу бормочет небольшой пузатый телевизор, в другом — тихонько гудит холодильник. Рядом дверь в туалет. Посреди кровать и тумбочка, на которой в вазе стоят уже чуть повядшие цветы. Не розы.

Бледная Валерия, закутанная в одеяло, сидевшая на краю кровати, выглянула из-за телефона, находившегося у нее в руках. Увидела меня.

— Димочка, — радостно сказала она, убирая гаджет в сторонку. — Я так рада, что ты пришел!

Внутри меня сладким, теплым, липким медом растекалась истома.

«Димочка».

Как давно я не слышал от нее такого. Настолько давно, что я был готов броситься ей в колени и целовать их, в благодарность за такое обращение.

— Привет, Лерочка, — мои губы растянулись в улыбке. Протянул ей цветы. — Вот, держи. Твои любимые.

— Ты помнишь, — мило посмотрев на меня, взяла букет из моих рук. — Так приятно, спасибо, Мить.

Присел рядышком на краешек кровати, восторженно заглядывая ей в глаза. Мы поболтали обо всём и ни о чем, она поблагодарила за спасение и вообще за всё. За то, что я такой есть.

Я достал белую пластинку импланта, начал крутить её между пальцев. В горле пересохло от волнения.

— Лера, — охрипшим голосом начал я. — А может… ты… мы… снова?

Улыбка сошла с ее губ, глаза потухли.

— Нет, Дим, — девушка покачала головой. — Снова не будет.

Она отвернулась. Волосы водопадом рассыпались по плечам.

— Ну почему? — в груди всё рухнуло куда-то в пропасть, но я не мог остановиться. Я думал, я надеялся, что смогу уговорить ее. — Ведь у нас всё было хорошо. Ведь мы были счастливы.

— Были, — чуть слышно произнесла она. — Но всё в прошлом. И давай больше не будем к этому возвращаться. Чтобы не ссориться. Пожалуйста.

Я молчал. Я крутил ослепительно белый зародыш боевого импланта. В голове было пусто.

— Не обижайся, — не глядя на меня попросила Лера.

— Ладно, — ответил я. — Ладно.

Поднялся, убирая прямоугольник концентрированных инопланетных технологий обратно.

Молча — сил не было сказать «прощай» — вышел из палаты.

Толстяк-полисмен усиленно жевал шаурму и только кивнул мне, когда я прошел мимо. Длинный коридор пульсировал белым, сердце стучало, во рту стало горько и противно. По спине тёк противный холодный пот. В глазах стало темно, и я, не заметив, столкнулся с каким-то мужчиной, шедшим по коридору.

— Извините, — я обернулся, глядя ему в след.

— Ерунда, — бросил он, не оборачиваясь, поправляя рукой букет. Букет алых роз. На его плечи наброшен белый медицинский халат, лысина отражает потолочные лампы.