Мычание. Он что-то хотел сказать, возразить, но мне было всё равно. Перед глазами сияли звёздным светом треклятые весы, и я понимал, что делаю всё правильно. Это капец как не просто — класть на эти невидимые чаши что-либо. Всё равно что, даже мелочь класть — закачаешься! Но при этом было понимание — всё делаю правильно. Душа, несмотря на грязь и кровь, пела.

— Если власть не хочет слышать слова — начинают говорить пушки, — задумчиво произнёс я. — Старый афоризм. Слышал, надеюсь? А я люблю всё старое. Даже девиз мы с группой себе взяли: «Всё, что есть — когда-то было». Не надо ничего выдумывать, надо лишь внимательно изучить былое, мой дорогой друг.

Какое-то время тело молчало, но потом опять завыло.

— Тихо! Лежать! — пнула его Сюзанна. Я же лишь грустно усмехнулся.

— Прими смерть как мужчина, придурок. А ты придурок, не спорь. Умный бы вместо того, чтобы колотить понты, плюхнулся в ноги, повинился, попросил снисхождения, скажем, не на пятнадцать лет, а на семь-восемь, и сдал бы всех, про кого есть хоть какая-то информация. А не выделывался бы, что у нас и так ничего не получится, зря мы это всё затеяли, большинство ваших всё равно будет отмазано. Не зря, нет. И У НАС как раз получится. Так что ты или умрёшь в унижениях, как дерьмо, или как мужчина с яйцами. Других вариантов нет.

Пассажир замолчал, осознав, наконец, что всё слишком серьёзно, и пощады ждать неоткуда. Это не просто не игра — это… Революция в подходе! Так на Венере никто до меня ещё не делал. Они, кто бы ни были эти «они», к такому не привыкли. И мне это нравилось — всегда нужен индикатор твоих поступков. Пока я удивляю, есть шанс победить, даже если выхожу против всего мира. Пока получается.

— А почему я тебе всё это говорю? — усмехнулся я своим мыслям. — Ни для чего, наверное. И нет, не сентиментальность. И однозначно не трёп киношного злодея перед главным сюжетным злодеянием. Это просто… — Задумался. — Да, наверное, так и есть. Я просто сам для себя хочу всё структурировать. Разложить по полочкам. Знаешь, последние три недели живу как в каком-то сне. Ни разу не выдалось с момента штурма дворца сесть, посидеть, подумать, что я делаю, и почему делаю это именно так, а не иначе. Всегда аврал, бегом-бегом. Сложнейшие решения надо принять за пять минут, и проработать, как именно другие будут их реализовывать. Некогда было думать о вывертах подсознания, почему оно хочет, чтобы я сделал вот так, а не иначе. И вот с тобой в машине, наконец, получилось. Не так и сложно это, оказывается!

Усмехнулся. Он же окончательно скис. А Сюзанна… Она и до этого смотрела странно, а теперь и подавно.

Настроение окончательно испортилось, и до конца маршрута я смотрел новости, подборку по конференции в Новом Орлеане. Сегодня утром, параллельно с моим выступлением в департаменте миграционной политики, наш флот начал-таки анонсированные ковровые бомбардировки Ванкувера из космоса. Не дождавшись ответа от официальных властей — а я вполне официально поставил условие мистеру Тафту, от имени и.о. королевы. Акт возмездия за гибель наших рабочих внизу. Местная полиция была там, смотрела, как наших избивают и убивают, и ничего не сделала. Канада так и не дала ответа на предложение о сотрудничестве в сфере, как покарать виновных, их новый президент даже с заявлением не выступил, что дескать осуждает это, сие неправильно. Вторым на очереди стоит Чикаго — там тоже среди наших много жертв, им займутся на днях, но там пусть уже у Фрейи голова болит — она тему на контроль взяла.

Подъезжаем. Увеличенное количество патрулей и полное отсутствие гражданских — нафиг всем мирных в радиусе двух куполов эвакуировали. Наш кортеж проверяли не то, что на въездах в каждый купол, а, скажем так, через каждые метров триста по всей занятой войсками зоне. И это радовало — серьёзный подход. Правда, не работает, на той стороне о нас всё равно всё знают, но сам подход правильный. Наконец, нужный купол. Я не поленился и сам вышел из машины.

— Где третья рота? — спросил у парнишки на часах.

— А? Чего? — не понял он, опасливо переводя взгляд с машины на машину, на вышедших из головной бойцов Сто двадцать пятого.

— Спрашиваю, где третья рота? Где их расположение? Первый батальон!

— А… Так это, там. — Неопределённый взмах рукой.

— Чем могу помочь? — заспешил ко мне выскочивший из помещения, оборудованного под караулку, молодой перец с погонами лейтёхи.

Представился. Продемонстрировал документы. А также бумагу от Фрейи, что «всё, что делает предъявитель сего — на благо Венеры и по моему приказу». Лейтенант вытянулся в струнку и отдал честь.

— Так где расположение третьей роты? — Мне формальности и отдача чести были даром не нужны, я — лицо сугубо гражданское, что бы ни происходило. Я ж даже ангельскую присягу до сих пор не принял!

— Поехали, я покажу, — принял решение он, видимо, подумав, как сложно в этом бардаке что-то объяснить чужому.

Поехали — пригласил в свою машину, которая теперь шла в голове колонны. Нежданный попутчик косился на так и валяющегося в проходе попутчика планового, на Сюзанну, по случаю нацепившую самую обворожительную свою улыбку, от которой даже у имеющего иммунитет меня по спине бежали мурашки. Наконец, сигнал, что цель достигнута — облегчённо выдохнул.

Вышли наружу. Поблагодарил офицера — тут недалеко, дойдёт обратно сам. Вышли парни Макса, девчонки — много кто. Дверь в помещение — тут была аптека, сейчас переоборудованная в штаб батальона. Вокруг полно парней с оружием, включая двоих перед входом — на часах. Мы стали центром внимания, и это хорошо.

— Жан-Поль, приём. Как меня видно и слышно? — снова произнёс я, настраиваясь на рабочих лад.

— Слышно хорошо, — отчитался оператор. — А вот видно… Встань на десять метров левее.

Он расставил и меня, и парней с точками съёма. Послушались — все всё сделали правильно.

— Вот теперь хорошо! — вердикт довольным голосом. Я непроизвольно вздохнул — это напоминало поход с сеньоритой по магазину. Где она выбирает тебе одежду и сто раз говорит надеть то или другое, встать так или эдак. Глупая аналогия, но у меня возникла.

— К записи все готовы? — Это я вслух.

— Так точно!

— Так точно!

— Так точно!.. — Нестройный ряд голосов, включая Макса и собственно Жан-Поля.

— Тогда начинаем. Командуй.

— Три. Два. Один… — голос нашего оператора. — … Мотор!

— Всем привет, — усмехнулся я. — Эта запись будет именно записью — больше в прямой эфир влезать не хочу. Но посмотреть её вы можете много где, включая портал дворца и уже упомянутые «Хроники борьбы за справедливость». Сегодня вы видели, как мы допрашивали тех, кто ставил подписи под легализацией мигрантов, после с оружием в руках убивавших наших сограждан. А после их, за грехи, порешили люди в форме ополчения. Подозреваю, их родные пострадали от диаспор, которых и протащили на планету эти упыри. Народный суд, понимаешь ли. Это, конечно, плохо, мандат на насилие должен быть только у власти, но, как мы также сегодня выяснили, кланы перехватили у власти этот мандат, введя в стране прорву выгодных им законов и процедур, благодаря которым можно отмазать от наказания самого чёрта. Так что у народа не осталось иного выбора, кроме прямого волеизъявления. САМОГО прямого, — усмехнулся я, вспоминая греческую демократию. — Сейчас у меня на руках мало данных, процесс пока ещё не пошёл лавинообразно, но даже спустя какой-то час зафиксировано уже три нападения на других представителей миграционного департамента, у кого тоже рыльце в пушку. Скольких из них сегодня убьют, кого мы не досчитаемся — не могу сказать, всё на совести ополчения. А пока мы находимся в расположении наших войск в куполе к северу от Сената. И сейчас подойдём к местным бойцам и спросим их мнения.

— Хуан, ничего не произноси вслух… Э-э-э-э… Короче, мы снова в прямом эфире на всю планету! — «обрадовал» вдруг Жан-Поль. — Я сам не знаю, как так, я не давал сигнал. Может кто-то из Дворца дал такую команду, но твоя мордаха сейчас снова светится на половине экранов и визоров Венеры. И только потому, что вторая половина в них не смотрит — другим занята.