Еще на подходе к площади Нэвлис увидел густую гудящую толпу и раздраженно нахмурил брови. Слишком у многих любопытство побороло страх. К счастью, словно из-под земли, рядом вырос Сармик и избавил его от необходимости пробиваться в центр.
– Эй, пропустите господина Нэвлиса! Дорогу! – задорно заорал молодой шаман с двумя по-девичьи тонкими черными косами и узкими медовыми глазами. Он схватил кого-то за локоть и резко дернул в сторону, другого зеваку уверенно толкнул в плечо. Обиженные было горожане, натыкались на хищную вызывающую улыбку Сармика и молча потирали ушибленные места. А заметив Нэвлиса, они отодвигали в сторону своих соседей. Постепенно в толпе открылся узкий коридор, по которому княжеский сын и задорный шаман прошли в центр. Из театра вытащили ряд деревянных кресел с темно-синей обивкой. Часть мест уже заняли члены первого круга. В древние времена уважаемых людей всегда пропускали ближе к огню и пище – они составляли первый круг у костра, отсюда и пошло такое название местного совета.
Богатые дельцы из самого Талви и соседнего портового города Калари оживленно обменивались новостями на своих местах. Старая верховная шаманка Корбу успела задремать сидя. Один из ученых расчерчивал в блокноте табличку, готовясь заносить туда свои наблюдения. Наместника и князя дела заставили пропустить яркое событие, а горделивая шаманка Майма нарочно оставила без внимания появление в городе новичка. Легендарный Дархан старался не показываться в людных местах без крайней нужды, зато жадный до впечатлений Сармик не пропускал ни одного столпотворения. Он плюхнулся на кресло справа от Нэвлиса, и оба принялись разглядывать испытуемого – мужчину с внешностью могучего китобоя. Он смотрелся довольно сурово с короткими волосами ржавого оттенка, колючей щетиной и узкими глазами цвета пасмурного неба.
Кам неподвижно стоял в центре площади с безразличным видом, но люди все же держались на приличном расстоянии от мужчины, в чьем спокойствии сквозила угроза. Нэвлис отметил, что шаман безоружен и одет в простую походную одежду серого цвета с множеством карманов. На род его занятий отдаленно намекало только металлическое кольцо в носу и резной деревянный футляр для варгана, висящий на шее.
– И что тебе не сиделось в Калари, Кам? – резко и без приветствия начал Нэвлис, вольготно устроившись в кресле.
Толпа затихла.
– Долгая история, господин, давай сразу к делу, – не пожелал откровенничать Кам.
– Мы для того и собрались, чтобы узнать тебя поближе. Рассказывай, где родился, когда переболел, – отмел возражения Нэвлис.
Он много слышал о том, как шаманская болезнь настигала человека. Снаружи это выглядело как беспричинное недомогание – у кого недельная горячка, а у кого многомесячное оцепенение. Но сам больной в бреду видел, как на его теле пируют духи, разрывая на части и поглощая. Затем они притягивали откуда-то новые куски мяса и конечности, чтобы собрать бедолагу заново в улучшенном виде. По окончании инициации новоиспеченному шаману являлся амагят – дух-покровитель, который выбрал себе этого человека и намеревался помогать ему в делах. От силы амагят зависела и сила собеседника духов.
Кам вздохнул и скучающим голосом перебрал факты:
– Родился в Калари, отец – приезжий офицер, мать – коренная. Переболел в десять лет. В семье признают лишь Небесных родителей, поэтому мне отдали в наследство чум моего прадеда-оленевода и попросили из дому. Сперва жил со своей амагят в каньоне на плато Сандаасо, потом вернулся в город и скрытно применял дар для себя самого, но в пятнадцать все же прошел Три пользы и начал практику. Лет пять все были довольны, да и я не жаловался. А уехал из-за девушки.
– Поплыл! Я так и подумал, что тут в любви дело! – хлопнул рука об руку Сармик и с видом знатока взглянул на Нэвлиса. – Эх, Лис, надо было нам ставки делать.
– Я о тебе наслышан, хранитель бестий, – тихо проговорил Кам, исподлобья взглянув на шамана с двумя косами. – Но я не враг тебе, мы в одном стане, так что придержи язык.
– Не мешай, Смех, – отмахнулся от Сармика Нэвлис, и ободряюще кивнул Каму.
Тот продолжил:
– Этой зимой в город заезжал шаман из племени орочи, оленевод-кочевник. Она убежала с ним. Но не средний шаман то был, а «последний». Из тех, что без амагят. Ничтожный вещун, предсказатель. Стелил гладко, а может, просто был полоумным. Не стал об него руки марать, а женщину отпустил – сама себя наказала, после поймет. Но погано на душе стало, да и сплетни за спиной досаждали, вот и решил с обжитого места съехать.
– Так ты что, бросил своих подопечных? Жителей Калари без шамана оставил? – сурово спросила Корбу. Высокая, жилистая и морщинистая верховная шаманка в любое время года носила черную шапку, к которой с двух сторон прижимались вороновы крылья.
– Да брось, чтобы от пересудов укрыться, надо было в берлогу переезжать. Я о тебе наслышан уже тоже, – ехидно заметил Сармик и снова развернулся к Нэвлису. – Кам всем раструбил, что девица, мол, шаманства испугалась, вот и выбрала кого безобиднее. А на деле, говорят, скучно ей с ним было, не разжигал огонь в душе и в теле. Подружкам жаловалась, да на других поглядывала, а тут приехал красавчик полоумный – так сразу и ускакала, едва поманил. То есть и не в шаманстве дело-то было! Ой, не в нем!
Сармик запрокинул голову и так весело расхохотался, что и Нэвлис не удержался от улыбки. Кам сжал челюсть и поднес к губам варган, намереваясь проучить наглеца, но Корбу сама отвесила Сармику смачный подзатыльник. Весельчак примирительно поднял руки, а Кам ответил на вопрос Корбу:
– Ты забыла, Верховная, что в Калари есть еще средняя шаманка. Теперь она небось пирует там – все подношения в одни руки.
– А не переехать ли мне теперь в Калари? – сразу задумался Сармик.
– Вали, – доброжелательно кивнул Нэвлис. – Одной бедой меньше. А то вместе с Камом вас станет пятеро и город точно разорвет от шаманских войн.
Впрочем, чему удивляться. Это в древности один шаман приходился на пять-шесть стойбищ, и то они прытко перемещались, чтобы указать сопернику его место. А с тех пор, как предок короля Тортура отправил своих людей обживать и изучать богатую землю, вся жизнь закипела вокруг Талви и Калари. Конечно, и шаманы осели поблизости. Там, где они могли за свое уникальное ремесло получать славу и богатые подношения. Потому и бились так ярко и часто, что искры летели— каждый видел себя единственным объектом почитания. Нэвлис рассудил уже не одну ссору между ними, то запугивая участников изгнанием из города, то задабривая подарками и расположением. Отправить хотя бы Сармика в Калари пришлось бы весьма кстати. Но Сармик уже бросил раздумывать о переезде и принялся подначивать Кама:
– А правда, что как баба от тебя сбежала, ты ушел в тундру и чье-то стадо оленей замертво положил? По-моему, врут. Ты парень тяжелый, конечно. Сядешь на ездового самца, так он и хребет под тобой сломает. Но чтобы стадо… Докажешь?
Кам только закатил глаза и объяснил для Нэвлиса и Корбу:
– Было такое, но я владельцу ущерб возместил. А стадо положил криком. Мой амагят – дух Звука Эхта.
На этих словах толпа выплюнула в центр девушку, которая поддерживала под руку кругленькую старушку с палочкой. Девушка сложила руки над головой в знак почтения Первому Кругу и звонко обратилась к Каму:
– Дух Звука, говоришь? Так принеси первую пользу, шаман! Уже два года мы всей семьей срываем глотки в попытках докричаться до бабули.
Люди одобрительно рассмеялись. Бабуля даже глазом не моргнула, только укоризненно посмотрела на внучку. Нэвлис кивнул, разрешая испытуемому действовать. Кам привычно поднес к губам варган и ударил по язычку, одновременно затянув песню без слов. Звук его глубокого низкого голоса немедленно унес слушателей в первобытные времена. Гласные из открытого рта чередовались с мычанием сквозь сжатые губы. Дикое начало завибрировало внутри Нэвлиса – сердце забилось в ритм со звоном варгана, по телу пробежала горячая волна. Казалось, что его наполняет звериная сила, и, вместе с окончанием песни, он сам, как и каждый стоящий на площади, будет готов ожесточенно преследовать зверя, отчаянно убегать от опасности или безудержно сношаться. Кам замолчал. Его зрачки потемнели, лицо приобрело отстраненное выражение. Звучным голосом он позвал:
