Так или иначе, лучше иметь возможность накрутить себе еще, если попадем в переплет. Так что я достала из укромного места давно не использовавшийся барабан под бумажный патрон и с удовольствием набила куртку всем необходимым.

Когда я покончила с застегиванием, направилась в отдел выдачи книг, чтобы дать задание занятому проверкой фондов библиотеки после прыжка Аиттли передать через самописные системы книг дату и место их возврата, как только мы окажемся в городе.

– Я возьму ботинки Красного Тая и вернусь через мост над ущельем на ту сторону, – сказала я, вытаскивая новую сигаретку. – Заберу книги и поищу Шустрика. Догоню вас.

Аиттли посмотрел на меня уничтожающе, и я сдалась, решив покурить на улице.

– Стойте, – окликнул меня господин Майрот и поспешил догнать на пороге. – Я с вами. Все знаю, но мне это очень нужно сейчас.

Я, не замедлив шагу, пока не открыла в пустоши дверь, привалилась у косяка и прикурила. Красный кончик сигаретки осветил мое лицо в наступивших сумерках. Ночь принялась заглатывать наш край.

От путешественников мне несколько раз доводилось слышать, что здесь у нас темнеет быстро, потому что низкий уровень индустриализации. Вроде меньше всяких газов в небе, и поэтому воздух не светится. Выходит, что у них там все настолько лучше, что и закаты красивее. Конечно, они не это имели в виду, но я это слышала.

Так вот, в этот раз у нас все вышло иначе. Небо над неровными, как край вырванного из блокнота листа, пиками гор окрасилось нежно-фиолетовой дымкой. Я знала, что там, высоко в небе, дули жестокие ветра. Они разметали каменную крошку, очистив окошечко, куда заглядывала к нам своим единственным глазом холодная механическая Луна собственной персоной. Не знаю, видела ли я ее когда-нибудь так четко. Откроем еще два предприятия в Дрю и будем, как Луна, тоже неприкаянным передвижным городом.

Мир меняется, этого не отнять. Он очищается, и если Красного Тая больше нет, то за его власть сейчас перегрызутся все. Столько бегунов, сколько поляжет в ближайшие пару дней, не отстрелили бы и две бригады оперативников Каменного Ветра, вооруженные до макушки.

А значит, может, и в наш край приходит другое время? Может, все это части какого-то рельсового пути в наше дурацкое будущее?

– Если хотите идти со мной, то деньги на стол, – сухо сказала я, затушив окурок, подошедшему сзади ко мне клиенту прежде, чем он что-то успел изречь. – И не смейте писать завещание. Я не собираюсь потом еще и за ним бегать.

Пока мы одевались, Майрот рассказывал о том, как он хорошо владеет ботинками. Пока мы проверяли провизию и воду, Майрот рассказывал о том, как он хорошо владеет ружьем. Пока мы проверяли списки книг, Майрот ничего не рассказывал, потому что я пообещала заклеить ему рот переплетным бинтом, но как только мы отправились за ботинками, он рассказал, как хорошо он ориентируется на открытой местности.

Потом мы обулись, вышли в спустившуюся ночь, он запутался в ногах и встал, испугавшись упасть.

– Вы знаете, – сказал он истончившимся голоском, – это все несколько отличается от… Одним словом, отличается.

– Отличается от того, что вы считали ботинками, ружьями и местностью? – саркастически поинтересовалась я, прилаживая к его ботинкам хорду, чтобы я могла вести обоих.

Когда я закончила, ему стало даже не обязательно переставлять ноги – оставалось только держаться прямо.

– Да… на фронтире все… другое, – с сухим унынием признался он.

Я посмотрела на него с чувством, настолько близко находящимся к жалости, насколько это вообще возможно, учитывая его личность. Потом повернулась спиной и двинулась в путь. Он следовал за мной молча, и я, приняв как данность, что какое-то время, пока его тут не застрелят, нам придется провести вместе, все-таки спросила:

– Вы могли нанять частного сыскаря, он все принес бы вам на блюдечке. Зачем вы сами полезли сюда? Здесь же ничего для вас нет.

– Откуда мне знать? – Лица Майрота я не видела, но в его голосе точно угадывалась грустная улыбка. – Вы сказали, что я ищу тот поворот своей жизни, что разлучил меня с идеалами моей тетушки. Его за меня никто найти не сможет.

– И давно вы перестали общаться?

Он промолчал вопрос о том, с чего я это решила, я промолчала на это ответ. Он просто признал:

– Я не заметил, когда это произошло. Наверное, именно этот момент я и ищу. И ради него… – Он поднял голову, вглядевшись в затухающую над горизонтом зарю, и умолк, не договорив то, что и без того ясно. Он неуклюже напрягся и сделал несколько шагов в ботинках почти сам. – Моя тетушка посвятила науке и полевым исследованиям всю свою жизнь. Ее детство, юность, зрелость и старость прошли в местах, очень похожих на это.

– На фронтире? – уточнила я как можно осторожнее, чтобы мой собеседник не понял, что я подозреваю его тетушку как минимум в излишнем тщеславии, а как максимум – в археологии, ориентированной на черный рынок.

– В осколках Кристального моря.

Я хохотнула. Сказать по правде, многие, особенно когда в баре срочно требовалось доказать, почему город конкретного пьяницы лучше всех остальных городов мира, а в особенности соседнего точно такого же города, в качестве аргумента приводили теорию, что на самом деле ландшафты вокруг нас – это никакие не пустоши, а поверхность древнего Кристального моря, опоясывавшего мир разлома, полного гигантских кварцевых и аметистовых камней, чье существование до сих пор не доказано ни одним заслуживающим доверия документом.

Ни одним, если, правда, не брать в расчет поэмы аэдов вроде «Имени Хаоса», «Сотворителя Золотого» и диалогов нескольких философов. Если верить им всем, то получалось, что во времена первого мира Кристальное море не просто выходило на поверхность, но служило естественной границей между многими городами, в итоге став своеобразным терминатором экономического благополучия.

С тех пор прошло как минимум два перерождения Хозяина Гор, мир вырос во много раз, и если такое море и существовало когда-то, все его кристаллы перемешались с землей так, что уже никто ничего не разберет. Так что можно говорить, что Кристальное море повсюду и мы все живем на его поверхности.

– У нас добывают апатиты, это правда, – крякнула я, разглядев впереди железнодорожный мост и слегка прибавив шагу, – но на этом основания считать, что тут дно древнего Кристального моря, и заканчиваются.

– Дело не в самоцветах, – поспешил пояснить мне Майрот. – Осколками Кристального моря в археологии называют места, где терраформирование вынесло к поверхности земли большие скопления артефактов первого мира. Под «артефактами» я, само собой, подразумеваю детали ног домов, черепки амфор и обрывки пергаменов, а под «большими скоплениями» – десяток на три-четыре квадратных километра.

– Тогда звучит реальнее, – согласилась я. – Значит, вы считаете, что денег у вашей тетушки так и не завелось. Что же тогда в завещании, если не карта сокровищ? Авторские права на статьи?

– Слова. Ее слова, обращенные ко мне. Не подумайте, что мне не нравится собственная жизнь…

– Но она вам не нравится, – заключила я. Он снова вздохнул.

– Моя тетя никогда не учила меня тому, что я должен на нее походить. Ей хотелось, чтобы я научился жить внутри самого себя, я… Да как же вам это сказать… – Он поднял глаза вверх, словно ища у звездной сетки поддержки, но та за беспокойным каменным пологом осталась туга на ухо и промолчала. – Знаете, как говорят: «в тебе умер ребенок»?

– В вас он не умер, с ним все хорошо, я сейчас веду его с собой за ручку, – просто так, для общего сведения, сообщила я, но Майрот и не думал обижаться, вместо этого подхватил:

– Я не понимаю, почему при всех усилиях, вложенных в меня, я… Почему я не научился видеть в этом вот всем, – он отдал широкий знак указания, куда попали и железнодорожный мост, и стадо цистерн на самоходных платформах, перегоняемых за ущельем, и хилый свет древних звезд, и ущелье, и бесконечность бессмысленных пространств, – почему я не вижу во всем мастеров наших мастеров?..