— Какая-то посудка у вас неглубокая, — заметила она низким неприятным голосом. — И всё такое маленькое?

Туманов-старший ничего на это не ответил, лишь развёл руками.

— Деточка, я привезу, какую надо, — бархатным голосом проговорил Селиванов, и сразу стало ясно, кого из детей он больше любит. — Всё, что пожелаешь, моё сокровище.

— А жених мой где? — она пододвинула к себе графин с водкой, сняла крышку и принялась глотать прямо из горлышка. Сделав несколько больших глотков, купеческая дочь отставила графин в сторону и громко рыгнула. — Посмотреть хочу на него. А то вдруг он страшный.

— Так вот же он, лапушка моя, — прощебетал Варфоломей, указывая на Тимура. — Будущий князь Туманов.

— А, этот, — с досадой в голосе проговорила Глафира, рассматривая поросячьими глазками Туманова-младшего. — Я-то думала тот, красивый. А этот худощав больно, боюсь переломлю.

— Ничего, моя хорошая, откормим, — пообещал Селиванов, гладя руку дочери.

Теперь пришла очередь Тимура сглатывать.

— Тогда отлично, — она обнажила лошадиные зубы в широкой улыбке, отпила ещё из супницы, затем из графина с водкой. После чего столовую огласил рыг словно у орка. Вытерев губы салфеточкой, Глаша встала с двух стульев и двинулась в сторону Туманова-младшего. — Надоть опробовать мужчинку, а то что ж я вся измученная любовью, а объятий и не чувствовала.

С этими словами она склонилась над Тимуром и буквально засосала его губы в свой рот. В глазах мужчины разлился первобытный страх, а затем безразличие, вызванное потерей им всяческих чувств.

— Ишь, как разомлел-то, охальник, — проговорила она, пристраивая Туманова на объёмной купеческой груди. — От счастья, поди. Такое мне по нраву. Но откормить надо, больно щупловат.

— А раз люб он тебе, — умилённо глядя на дочь, проговорил Варфоломей Селиванов, — так, значит, и свадебке быть. Николай Григорьевич, давайте-ка закрепим сие обстоятельство.

— А приданое? — изумился Туманов-старший, стараясь не коситься на лишившегося чувств сына. — Титул не шапка, чтобы им бросаться.

— После свадьбы порешаем, — прогрохотал Селиванов и ударил кулаком по столу, словно поставил точку под разговором.

Я позвал к себе Силикону. В конце концов, здесь и сейчас она была единственным, кто знал всю ситуацию от начала и до конца. И нам надо было обсудить, чем чревато то, что остров с феечками не исчез.

— Ну, а с чего ты взял, что именно три дня? — спросила меня богиня, когда я кратко ввёл её в курс дела. — Может, бывает и четыре? И вообще мы не знаем, что происходит на Олимпе.

— Я знаю одно, что Вселенная всегда стремится к равновесию, — ответил я, размышляя над её словами. — Даже когда всё рушится и летит в бездну, находятся некоторые закономерности, которые исполняются. Так и тут: три дня на сопряжение это была некая константа, которая давала нам возможность планировать. А теперь? Исчезнут ли феи? Откроется ли другое сопряжение, если не исчезнут?

— Кстати, ты упоминал, что оставил на острове какой-то маячок. Что это? — спросила Силикона. — Возможно, с этим как-то связано.

— Я оставил изображение своего символа на их летописи памяти, — ответил я, вспоминая этот момент. — Рассудил, что так я их не потеряю среди миров нашей ветки.

— Так вот ты и привязал их своей меткой, — пожала плечами зелёная богиня. — Они теперь и деться от тебя никуда не могут. Не скажу, что это плохо. Если не будет новых сопряжений, я, честно-пречестно, не расстроюсь.

— Да я тоже, — мне ничего не оставалось, кроме как согласиться с ней. — Как вспомню легионы демонов, уничтожающих на своём пути всё живое, так мурашки по спине бегут.

— Вот-вот, мало ли какие миры ещё есть, — согласилась со мной Силикона, но затем тяжело вздохнула. — Эх, и Дзен не отзывается. Как думаешь, нет никаких вариантов как-то разгрести всю эту ситуацию, а?

Мы сидели с ней в моём номере и потягивали вкусный зелёный чай. Я прикинул, что особо и не задумывался об этом с тех пор, как мы пытались вызвать Дзена. Нет, решения, конечно, имелись, но не хотелось пока к ним прибегать.

— А что тебе не нравится-то? — ухмыльнувшись, спросил я и откинулся на спинку кресла. — Что ни день, новые приключения. Ты в этом мире — звезда, заботиться ни о чём особо не надо. Благодати опять полная шкала, небось?

— Да ерунда эта благодать, — она махнула рукой, но улыбнулась мне в ответ. — Нет, могу откровенно признаться, рядом с тобой я жизнь не боюсь прожить. По крайней мере не будет скучно, в этом я уверена. Но, знаешь, очень хочется прожить свою, а не чужую, — и она указала на своё зелёное тело. — Да и Гладкогузка тоже хочет быть сама собой.

— Думаю, в целом, всё это устроить несложно, — проговорил я, уловив на себе удивлённый взгляд богини.

— Ты сейчас серьёзно? — спросила она, придвигаясь ко мне и вытягивая голову, словно боялась пропустить хоть слово.

— Абсолютно, — ответил я ей и даже хохотнул. — Кажется, кто-то пропустил половину уроков по технике безопасности.

— Три четверти, если быть точной, — сказала та. — Да, есть косяк.

— Так вот там нам Дзен чётко вдалбливал, что в случае апокалипсиса даже местного значения можно обратиться напрямую к Вселенной, — я припоминал точную формулировку. — В случае значимой угрозы можно обращаться.

— И что она сделает? — Силикона приподняла бровь, так как я полностью завладел её интересом.

— Если Вселенная сочтёт твою просьбу значимой, то обязательно ответит и поможет, — ответил я, хотя совершенно не был уверен, что так оно всё и будет. — Возможно, даже устранит причины конца света.

— А если нет? — уточнила богиня, скорчив смешную гримасу.

— А, если нет, то развоплотит, — ответил я, пожав плечами. — Чтобы не забивали своими тупыми вопросами эфир. Устранит помеху, так сказать.

— Да-а-а уж, — протянула Силикона, отодвигаясь от меня обратно. — Нынешняя ситуация на апокалипсис пока совершенно не тянет. Вот вообще.

— То-то и оно, — согласился я и хлебнул ещё чая. — Поэтому стоит расслабиться и получать удовольствие. В конце концов, жить нужно в кайф.

Императорский приём проходил сразу в двух залах: Георгиевском и Александровском. Но даже несмотря на это приглашённых было так много, что расхаживать меж гостей оказывалось иногда затруднительно.

Закуски были весьма изысканные, но очень ограниченного ассортимента. Шампанского и вовсе было три вида. Но зато лилось оно просто рекой.

— Съезд элит и нищеты, — усмехнулась Ксения Альбертовна, глядя на суету в залах.

Она шла, гордо подняв голову, взирая на всё, как на нечто мелкое и не особо значимое. Полагаю, что всё было бы иначе, не случись двадцать пять лет назад некие трагические события с наследником престола. Сейчас же мать Игоря прятала за вежливой улыбкой глубокую давнюю боль.

— Почему так считаешь? — спросил я, так как меня интересовало её мнение.

Я всё не мог определиться, как мне её называть. Мамой у меня язык не поворачивался. Это пускай Игорь пробует, хотя у него тоже были определённые проблемы. А тёткой и Ксенией Альбертовной — уже не актуально. Ксюшей… ну нет, точно нет.

— А ты посмотри, — сказала она, указав на разные стороны зала. — С одной стороны, жадно поглощают мясо, заливая его шампанским. С другой, спесивые и богатые, что кичатся друг перед другом обилием и размером драгоценных камней. Считай, вороны против попугаев.

— Как ты их, — усмехнулся я, видя, что её слова в точности описывают окружающее нас. — А мы тогда к кому относимся?

— Мы? — она даже усмехнулась. — К редкому виду диких журавлей, предпочитающих девственные озёра. Нет, — она одёрнула сама себя, — конечно, тут есть и нормальные, но в глаза всегда бросаются самые колоритные.

Тут я уже не мог с ней не согласиться. Императорская чета предпочитала держаться подальше и от тех, и от других. И только светлейший князь Тверской старался находиться в их ближнем круге, но его старательно игнорировали.