— Так ты тоже выглядишь не так, как обычно, — подковырнула её Лаки. — Вот вся позеленела аж, да и раздалась.

— Позеленеешь тут, когда твой муженёк всех по разным мирам да телам раскидал, — Силикона, конечно, не хотела сильно задеть Лаки, но у неё получилось. На этот раз она сжала когти от реакции на сказанное, и нам пришлось туго. — Нежнее, деточка, — крикнула ей орчанка. — Наши шкуры не из камня, в отличие от тебя.

— Всех-всех раскидал? — тихо спросила Лаки. — А я увидел, что в поле нашего зрения появилось огромное тёмное гнездо, вытесанное прямо в скале. — Я думала, только меня. Из-за ревности.

— Мы точно не знаем, — пожала плечами Силикона. — На Олимп вернуться не получается. Поэтому, если там кто и остался, то не подаёт никаких признаков жизни.

— Так из-за ревности, всё правильно, — проговорил я, когда горгулья нас аккуратно выпустила в чашеобразное углубление, служившее ей гнездом. — Сначала нажаловался Дзену, но потом ему показалось, что я получил слишком лёгкое наказание. И он послал за мной цербера. При этом специально натаскал так, чтобы я не мог обороняться.

— Это всё я виновата, — проговорила Лаки, усаживаясь рядом с нами. — Не скрывала, что ты мне симпатичен.

— На самом деле я думала, что это он только меня так, — призналась Лаки чуть погодя. — Решил наказать и закинул, подобрав столь уродливое тело, чтобы я прочувствовала, так сказать, всю глубину своей вины. Только лично я никакой вины за собой не ощущаю. А то ему, понимаешь, можно в разных телах сношать всё, что движется, а я дома сиди.

— Да, он — та ещё самодовольная скотина, — сказал я, вспоминая наш последний разговор. — Не надо было ему ничего говорить. Но прихвастнуть хотелось.

— Да чего уж теперь, — махнула Лаки крылом горгульи. — Я только жалею, что не научилась выстраивать отношения с изначальными хозяевами тел. И да, что тело такое уродливое тоже. Нет бы, в сексапильную красотку вселил или хотя бы в красавца, а тут просто кошмар какой-то.

— Это ещё что, — усмехнулась Силикона, которая с удовольствием разглядывала землю с высоты почти целого километра. — Ты бы видела, какой милаш нынче Ужоснах.

При одном упоминании и я не смог сдержать улыбку.

— А что с ним? Не могу даже представить, — проговорила заинтригованная Лаки. — Расскажите.

— Он нынче грудничок гномьей расы. Агукает и усиленно пьёт молоко, — ответил я, стараясь не рассмеяться. — Очень просил забрать его к себе, но я возразил, что за киднеппинг бородатые коротышки меня точно растерзают. Пришлось оставить его пока.

— Офигеть, — Лаки осталась всё той же восторженной девочкой, какой была на Олимпе. — Как же он теперь? Как мы все теперь? Вот бы отыскать этого уродского Попадоса, да заставить его вернуть нас всех назад.

Улыбки враз исчезли с наших лиц. Мы с Силиконой переглянулись, и она мне кивнула.

— Что? — от Лаки не укрылись наши действия. — Что случилось?

— Видишь ли, — проговорил я, стараясь тщательно подбирать слова. — Попадоса мы нашли…

— Сука! Где он⁈ Я щас этому козлу!.. Он с вами? — она выпалила это всё в одну секунду, и я видел, как блеснули глаза горгульи, что меня, надо сказать, напугало. Если бы он был с нами, то приговор бы ему был подписан. — Я ему сейчас горло перегрызу!

— Нет, Лаки, успокойся! — сказала на это Силикона. — Во-первых, в смертных телах и без божественной благодати боги могут быть смертны.

— Первая отличная новость за сегодняшний день! — горгулья обнажила клыки и облизнулась. — Проучу его на всю оставшуюся… смерть!

— Нельзя убивать богов, — согласился я с Силиконой. — Расплатой за это будут вечные мучения. Если не ещё что-нибудь похуже.

— Мне плевать, он мне и так всю жизнь настолько испортил, что никакие вечные мучения мне не страшны! — негодовала богиня и хлопала крыльями, видимо, предвкушая расправу. — Пусть возвращает меня на Олимп.

— А, во-вторых, — продолжила свою мысль Силикона, — он находится ровно в таком же положении, что и мы. Вернуться он не может. И никого вернуть тоже.

— Как это? — опешила Лаки и принялась хлопать глазами. — Если он всё это сделал, почему не может?

— Мы подозреваем, что он сделал что-то откровенно вредное на Олимпе, — медленно проговорил я, и сам ощущая ужас от своих собственных слов. — Раскидал богов и поломал что-то важное. А тот, кто ломает, далеко не всегда способен починить.

— Охренеть, — проговорила Лаки, прикрыв лицо крылом. — Вот это он попал. А что же Дзен?

— Дзен не отвечает, мы его призывали, — ответила ей Силикона, пожимая плечами. — Может, отдыхает где-то, пользуясь случаем. А может быть, случилось самое страшное, и его больше нет. Между этими вариантами существует просто немыслимое количество чего-то среднего. Например, что он ровно в таком же виде, как и мы все.

— То, что вы рассказываете, просто кошмар, — горгулья мотала головой, словно не хотела верить в то, о чём мы ей толковали. — Что же теперь делать?

— Для начала, — я вдруг вспомнил, зачем мы вообще тут оказались. — Нам нужно выяснить, кто и зачем превращает наших людей в детей, и как с этим можно бороться?

— Кто? — удивилась Лаки, словно мы не могли понять самых банальных вещей. — Феечки, конечно. Вы же их видели. А зачем? Они так обороняются. От орков, кажется.

Войска оцепили аномалию настолько оперативно, насколько это вообще было возможно. Приходилось ещё держаться довольно далеко от летающего острова, потому что психоделическая дрянь разлеталась с него во все стороны на приличные расстояния.

Плюс к этому, он мог начать движение в любую секунду, и тогда пришлось бы оперативно реагировать. Но хуже всего было даже не это, а невозможность понять, какое именно воздействие оказывается и как именно.

Собрав несколько добровольцев, Гагарин принялся потихоньку экспериментировать.

Они расположились на трассе — той самой, по которой некоторое время назад проехали три «Тигра» с Тумановым и Пожарским. Добровольца облачили в костюм химзащиты, после чего привязали надёжной верёвкой к лебёдке автомобиля и пустили вперёд.

На дисплее перед глазами Гагарина выводились все данные по Евгению, так звали облачившегося в химзащиту добровольца. Дыхание, сатурация, давление, пульс, импульсы мозга и так далее.

Первые сто метров всё шло отлично. Но в данном случае это обозначало лишь то, что Евгений не дошёл до опасной зоны.

Потом ещё несколько шагов. И ещё пара. И вдруг пульс у него усилился, а дыхание участилось. Но импульсы показывали невиданное: восторг. Причём, не простой восторг, а детский, ничем не ограниченный.

— Да, — донеслось до Гагарина, — мне очень нравится этот велосипедик! Спасибо! Спасибо!

— Тащите его назад, — распорядился Алексей. — Будем смотреть, через сколько времени его отпустит. И ещё несите защиту от радиации. Попробуем её.

И тут же ему позвонили с неопределяемого номера.

— Да, слушаю, — ответил Гагарин и стал слушать собеседника. Постепенно он бледнел и проявлял беспокойство. — Простите, я постараюсь этого не допустить. Свяжусь с вами в ближайшее время!

— Ну какие нафиг орки? — я развёл руками, показывая полный идиотизм подобного предположения. — Под нами люди, которые от вашей пыльцы впадают в детство и творят не пойми что.

— Не, орки были, — ответила Лаки и сглотнула, как от неприятных воспоминаний. — Дня три нас осаждали. Но они от пыльцы просто спали и ничего такого не делали. Ладно, тут уж ничего не поделаешь.

— В смысле ничего не поделаешь? — переспросил я, потому что не собирался мириться с подобным положением дел. — Там люди гибнут из-за этого. Надо феечек убедить перестать заниматься ерундой. Думаю, у меня получится их убедить.

— Вряд ли, — Лаки помахала крыльями, словно разминала их. — Показав им Силикону, вы только больше убедили их в том, что они правы. Они будут раскидывать эту пыльцу, пока она не закончится. А потом они же целиком и полностью убеждены в том, что делают добро. Поэтому твои шансы, как говорится, стремятся к нулю.