Все будут есть, пить, улыбаться. Делать вид, будто бы я — такая, как все.

Чтобы развеять отвращение и подкатывающую к горлу тоску, я переписываюсь с Ульрике.

«Ты — тупая, сиськастая малолетка!» — пишет она.

«А ты — перекроенная старуха!»

«Мне всего тридцать девять лет!»

«Твои года — твое единственное имущество! На твоем месте я бы в это уже не вкладывала!»

— Эй, ты оглохла? — спрашивает Филипп, оторвав меня от советов по инвестированию.

— В чем дело? Ты же сказал не беспокоить тебя до трех.

Он молча сует мне под нос часы. Не так, как делал Фуражка, гордясь и пылая. А спокойно, чтобы я могла узнать время. Почти что четыре...

— О! Я не заметила.

Телефон тренькает и я кидаюсь к нему, как ястреб. Видимо, тема бедности задела Ульрике всерьез. Филипп ждет... Терпеливо ждет.

— Я думал, у тебя нет друзей.

— Я переписываюсь с врагами.

— Как мило. Скажи-ка, здесь можно где-нибудь что-нибудь здоровое съесть?

Я поднимаю к нему глаза. Здоровое? Здесь!?

— Разве что друг друга.

Мой тон выдает меня. Я не сумела бы очевиднее донести до него обиду, даже если бы купила баллончик краски и написала все это на стене. Умом я понимаю: Фил — взрослый. Он то ли гей, то ли гетеро, то ли бисексуал, — но у него куча денег и мир для него открыт. Как будет завтра вечером открыт буфет на длинном столе. Мужчины, женщины, трансгендеры, сиамские близнецы... Филипп может иметь любого. Не по любви, так за деньги.

Богатство и красота — всегда хорошая комбинация.

Но так я лишь себе говорю. В глубине души скопилось уже немало обид. «Да как ты смеешь меня не любить, козел?! В моих мечтах ты лишь об этом мечтал!» Я чувствую себя преданной, обманутой, обворованной... Наверное, именно так сейчас ощущает себя Ульрике. Схватив телефон, я пишу не глядя. Пишу поверх двадцати ее сообщений:

«Я тебе одно скажу: в твоем возрасте надо сперва убедиться, что он кошелек достанет, а уже потом совать его член в свой рот!»

Айфон летит на кровать. Низко летит, наверное будет дождик. Филипп глядит на меня как-то странно. Видимо, делает выводы, как я ценю все то, чего добивалась.

— Злишься?

— Радуюсь!

— А ты можешь, радуясь, приготовить поесть?

Может быть, Джессика его поэтому ненавидит? Зачем кому-то нужен мужик, который не хочет трахаться, но требует, чтобы его кормили.

— Я не умею готовить.

Моя спина говорит ему: «Убирайся! Ты должен был любить меня, припав на одно колено. А я — щебетать: «Ох, Фил, не люби же меня так сильно!»

«Равнодушный, — шипит спина, — ты вовсе не нужен мне. Так что не пошел бы ты к черту?»

Ни звука: он продолжает стоять. В груди теплеет: холодная неприязнь превращается в жгучую. Повинуясь обязанностям хозяйки, я иду на кухню — организовать холодный обед. Хлеб, овощи, может, пара куриных грудок или вареные яйца.

— Ты голодная?

Меня разбирает дурацкий смех.

Вспоминается Лона с ее мечтами о Доминанте. Возмущенный вопль в защиту Адины: «Она о нормальных отношениях мечтала...» и ответ Наташи: «Нормальные бывают с нормальными!» Как самоуверенна я была. Каким реальным казалось, будто узнав меня, Филипп станет есть у меня из рук.

Да, как же! Спасибо, хоть руку не откусил.

— Что смешного?

— Ах, да отстань ты, мать твою!

Его рука вылетает вперед, словно змеиная голова: пальцы смыкаются на запястье. Рывок такой сильный, что я буквально падаю животом на стол и наши лица оказываются так близко друг к другу, что я ощущаю почти выдохшийся запах его лосьона после бритья.

— Не заходи за флажки.

Я медленно поднимаюсь, осознав, что он больше не держит меня.

— Я все расскажу Ральфу.

— Валяй. Только кофе сначала сделай.

Дотопав до кофеварки, я понимаю, что могла бы прямо сейчас обжарить горсть кофейных зерен прямо в руке. В голове, словно муха зудит вопрос: Джессика уже была сумасшедшей, когда выходила замуж. Или спятила в браке с ним?

— Жалеешь, что я остался? — спрашивает Филипп.

Я оборачиваюсь. Посмотреть, не издевается ли он. Нет. Вроде бы, абсолютно спокойно спрашивает. Только этот взгляд... Я по инерции запускаю пальцы в волосы. К черты Ральфа и его эстетические заскоки. Надо снова закрасить корни. И на автозагар сходить. Раньше я никогда себя так не запускала... Но раньше меня не любил только один мужчина. Теперь они не любят меня вдвоем.

За приоткрытым окном проносится черная сверкающая махина. Воспользовавшись моментом, я бегу встречать Ральфа.

Глава 6.

«ПРАВДА ИЛИ НЕТ?»

— Это правда, что Антон предложил тебе выйти замуж? — он швыряет ключи на полку и спиной прижимает дверь.

— Я ему отказала.

Ральф слегка успокаивается.

— Иди сюда, — он кладет ладонь мне на голову и притягивает — чмокнуть в лоб. — Где Фил?

— На кухне.

— Фил!? — Ральф шагает через гостиную, мимо каминной полки, мимо коврика на котором мы в первый раз занимались сексом. — Ты слышал новость?..

По его тону можно решить, что случилось что-то важное и серьезное, но речь лишь о деловых вопросах. Даже странно видеть Ральфа одетым во все мирское, говорящим о бизнесе. Словно это и не Ральф вовсе, а какой-то незнакомый мне молодой человек. У него те же зеленые глаза и те же черные волосы, но его тон, выражение его лица...

Я не знаю этого человека.

Я разливаю кофе по чашкам и Ральф не глядя, притягивает меня к себе на колени. Как притянул бы собаку. Филипп коротко скользит взглядом по его руке, лежащей на моей талии. Но тут же поднимает взгляд на его лицо.

— Я как раз спрашивал твою сестру, не жалеет ли она, что я не уехал.

Ральф умолкает, словно выключенное радио. На его лице возникает привычное выражение.

— И что ты ему ответила? — спрашивает он, не глядя на меня.

— Она промолчала, — с готовностью улыбается Филипп, подпирая кулаком щеку.

— Жалею, — говорю я.

Рука Ральфа чуть вздрагивает. Он смотрит на меня.

— Тогда зачем?..

— Я неправильно ситуацию оценила. И он делает все, чтобы я пожалела о том, что сказала утром.

— Понятно. Значит, идея сходить куда-нибудь всем вместе — утопическая. Когда поедешь?

— Завтра с утра. Куда ты хотел сходить?

Ральф пожимает плечами. Судя по его лицу, он передумал и хочет уйти один. Подальше от нас обоих.

— Забудь, — он бросает взгляд на меня и, — более внимательный на пробор. — Ты подумала насчет школы?

— Ральф, я не вернусь больше в школу.

Он кусает губу. Эта тема еще неприятнее, чем та, что с Филиппом. Он смотрит на мое лицо. очень внимательно смотрит.

— У меня нет выбора.

Я улыбаюсь; другого ответа я не ждала. Он прав: у него нет выбора. И Филипп об этом знает. Я сразу догадалась, когда он вернулся, глядя мимо меня. Словно на собаку, которую собираются усыпить. Вся эта мнимая беременность — чушь собачья. И все эти фантазии, которыми со мной делилась Ульрике. Я сама себе соврала.. Пусть у меня едва не лопнуло сердце, когда он бросил конверт на стол.

Если бы там оказались мои анализы, я умерла бы на месте.

— Ты с самого начала все для себя решил? — я даже не пытаюсь подняться на ноги. Что толку прыгать, упираться, сопротивляться. — Поэтому и купил телефон. В плане шага навстречу?..

— Похоже, я единственный, кого пока что не поставили в курс, — бросает Филипп.

— Я сама догадалась, — я поднимаю к нему глаза.

— Поделишься?

Ральф убирает руку. Я могу встать. Слава богу, у него хватает совести не сказать сейчас: «Это для твоего же блага!» Филипп слегка поднимает голову. Но я не собираюсь ему рассказывать. Анализы я спрятала в пожелтевшей «Русалочке». Оригинал. Копии остались в Гремице. Пока Ральф дома, почту епископа разбирает Райнер.

Лишь вопрос времени, когда все станет известно.

— Да поделюсь, — я отворачиваюсь и нагибаюсь к микроволновке. В черной зеркальной поверхности отражается мое лицо.