Твоя жизнь – череда повторов. Помнишь позапрошлую школу поза-поза-прошлого города? На уроке биологии тебе в голову прилетел огрызок яблока. Учительница обернулась и наказала тебя за то, что ты мусоришь. А потом ты шел домой длинным путем, через гаражи, где, как тебе казалось, тебя ни за что не встретят обидчики. Но ты ошибался. Именно там они тебя и караулили.

Андрей осел на пол, согреваемый таким родным, таким понятным и теплым звуком голоса, исходящего из Книги, которая по-прежнему была в его руках.

Парень с фамилией Шурупов, еще один «Влад» невзлюбил тебя с твоего первого дня в школе. Его бесила твоя отстраненность, замкнутость, твой блуждающий поверх голов взгляд. Его бесило, что ты сын Верховного жреца, именитого огнепоклонца. Он давно хотел что-нибудь сделать, выбить из тебя спесь, заставить поверить, что ты – хуже других, а не лучше; хотя так ты никогда и не думал. Он толкнул тебя, и ты ударился спиной о зеленую дверь гаража. Шурупов обставил все так, словно ты сам виноват, напросился – своей немытой головой и стремным голосом. А когда ты попытался убежать, он схватил тебя за горло и сжал, сильно-сильно… И когда ты начал терять сознание, когда даже дружки Шурупова просили его остановиться, ты утратил связь с миром, с собой… но не с твоей Книгой, которая лежала в твоем рюкзаке, готовая вырваться в одно мгновение вместе со всеми ее обитателями.

Как и тогда, в гаражах, Андрей медленно утекал далеко-далеко. И он был даже благодарен немного, что все вот-вот закончится. Андрею давно хотелось, чтобы все закончилось. Он закрыл глаза. Сотни, если не тысячи пастей, нависали над ним, готовые оторвать ему голову, как Василисе. И та самая крыса возвышалась над всеми.

На следующий день в школу приходила полиция. Одноклассники рассказывали друг другу историю. Как ты отгрыз Шурупову палец, как кинулся на его дружка и расцарапал ему лицо, чудом не задев глаз, и как подвернувшимся под руку дрыном сломал ногу третьему. Рыдающая мама жалела тебя, а отец избил и снова заставил пройти ритуал очищения, причитая, что вам опять придется переехать.

И эта четверка людей с картин тут как тут. Каждый – в сотне вариаций. Женщина: в фиолетовом, в красном и в любом другом платье. Дворянин. Его брат. И дочь. Лица с разной техникой исполнения, разными эмоциями, в различных позах. Одни и те же люди, размазанные дьявольской краской Корнелиуса.

Но однажды ты вспомнил, что перед тем, как дать обидчикам сдачи, ты произнес одну-единственную фразу. Ты кое-что сказал, и все изменилось…

Да. Так и было. Ты знаешь меня. Ты чувствуешь меня. Ты – внутри меня. Ты – это я.

Что ты тогда сказал?

Андрей открыл глаза. Посмотрел прямо перед собой. Марево исчезло. Картинка обрела четкие очертания. Вокруг Андрея обвилась огромная змея. На голове сидели летучие мыши. Перед лицом скалилась гигантская крыса.

Что. Ты. Сказал?

Он улыбнулся.

– Действуй, – сказал Чернокнижник.

Андрей сидел, прислонившись к стене, как раненый воин к дереву. Каждая его клеточка болела и кричала. Хуже всего дело обстояло с царапиной на спине. Ее жгло так, что хотелось провалиться обратно в небытие. Не загноилось ли?

«Что случилось? – мелькнуло в голове, пока зрение не обрело фокус. Почему я… Где монстры?»

Андрей огляделся.

И не поверил своим глазам.

Коридор был усеян трупами. Бесчисленные полчища шерстистых, пернатых и чешуйчатых гадов. И людей. Всех тех, кто пытался его убить. Над ними возвышалась туша гигантской крысы со вспоротым брюхом. Крысиные глаза, стеклянные и безжизненные, уставились в бесконечность. Андрей закрыл рот ладонью и застонал. Его тошнило. От смрада, от вида искореженных внутренностей. От гари, из-за которой все еще было тяжело дышать.

На коленях лежала Черная Книга, открытая на главной странице – странице с Эуралем. Пульсация от Книги отдавала в ноги, словно где-то внутри нее билось сердце. Помимо описания, здесь, в мире художника Корнелиуса, предстал и рисунок – полный деталей и окруженный черной аурой Эураля. Доспехи из кости цербера, красные вертикальные зрачки, и топор воителя, собранный из предсмертных криков врагов. Все, как задумывал, но не смог изобразить Андрей. Даже заголовок, сплошь с острыми, как лезвия, углами, обрел каллиграфическую изысканность.

– Это все ты сделал? – шепнул Андрей, поворачивая на сто восемьдесят градусов Книгу, словно показывая пляж собеседнику в Скайпе. – Ты?..

Конечно же, он. Андрей это знал. Чувствовал.

– И это был твой голос. Да?

Да. Мой.

– С ним я покоен, – прошептал Андрей и захлопнул Книгу. – Ему моя жизнь отдана.

Что бы ни творилось с ним раньше, такое произошло впервые. Надо что-то делать. Двигаться дальше. Нет смысла сидеть просто так. Вдруг твари восстанут? Или еще кто-нибудь оживет? От этого замка можно ждать чего угодно.

Андрей поднялся. Посмотрел прямо перед собой. От страха сердце пропустило удар, в восьмисотый раз за этот фантастический день. Он стоял прямо напротив единственной не пустой картины в коридоре.

На ней был изображен мальчик в сером костюме.

Школьник. По имени Виктор.

Если у смерти есть запах, то Андрей чувствовал его прямо сейчас. И с трудом находил чистые от крови и слизи места на полу, чтобы поставить туда ногу. Но вот – неудачный шаг! – он поскользнулся на мертвой змее с сотней лапок, чтобы упасть на мертвого скорпиона. И уже отбросив брезгливость, Андрей помчался вперед, споткнулся и снова упал, сначала на колени, а потом и ничком. В конце концов он добрался до мастерской художника, стряхивая с себя останки врагов.

Дверь была вырвана с корнем и лежала неподалеку. Андрей медленно переступил через порог. Первое, на что упал взгляд – тело Василисы.

Захотелось волком завыть, да только в горле пересохло. И все звуки куда-то ушли. Казалось, не Андрей стоял над Василисой, а смерть нависла над ним самим.

А это что? Что лежит рядом с шеей…? Андрей отшатнулся. Ее голова. Лицо перекошено, испачкано в крови и… внутренностях крысы? Словно кто-то вырвал голову девушки из чрева чудовища и пытался прикрепить обратно.

И Андрей вспомнил. Ярко-красными образами перед глазами пронеслись редкие вспышки воспоминаний. Андрей сжал кулаки. Попытался сделать вдох. Не вышло. Ибо это он, он пытался соединить части тела. И негодовал, негодовал, что ничего не выходит!.. Рычал, точно зверь.

… Нет сил. Пустой желудок сжался в рвотном позыве. Ничего хуже уже не случится.

И в этом Андрей, конечно же, ошибся.

Он отвернулся и, отшвырнув ногами незаконченные полотна, отправился к тому месту, где потерял сознание Виктор. Мама как-то сказала, что относиться к произведениям искусства следует с большим уважением. После сегодняшних событий Андрей мог с ней поспорить. У искусства нет знаков «плюс» или «минус», оно настолько само по себе, что ему чужды людские капризы.

Тело Корнелиуса лежало неподалеку, с дырами в груди, которые оставили острые когти. Но это уже не впечатляло. Андрей поймал себя на мысли, что хотел бы вернуться в школу – к буллингу и горе-учителям. Всяко лучше, чем здесь.

Виктора Андрей все-таки обнаружил. Не мертвого. Но и не живого. Лишь портрет – свежий, достоверный, написанный в то время, когда Эураль развлекался с монстрами.