– Здесь кто-то есть?
Никто не ответил. Он аккуратно ступил на ковер и взял факел, предварительно ему поклонившись (на всякий случай). Огоньки сделали благостное «вр-р-рух!» и устремились вверх. В фаеризме это называют Воистинным Устремлением, ибо Единый огонь – сердцевина космической силы – всегда находится там, все выше и выше. Добропорядочные фаеристы каждое утро начинают с Выпрямления – особого ритуала, при котором необходимо тянуться к сложенным над головой ладоням. Некоторые умудряются ломать пальцы ног… Андрей провел в этой позе все свое детство.
Медленно, шаг за шагом, он начал обходить комнату, освещая стены и пол, и не зная, чего боится больше: появления демона по имени Губернатор Эми из «Гоетии», первой части магического гримуара «Малый ключ Соломона», или лица папеньки, оскорбленного отсутствием Андрея дома. Еще эта женщина в фиолетовом…
На обоях с узорами в виде ромбов висели картины. Жуткие портреты изуродованных людей в старомодных одеждах. Кроваво-ржавые подтеки; черные, искривленные клыки; царапины на телах и полотнах. Рукою художника, не иначе, водил сам дьявол, и эта мысль Андрею понравилась. Как и рисунки.
Место, где Андрей проснулся, находилось рядом с камином, к решетке которого была привязана веревка. Андрей окинул его взглядом. Как и положено, на красном камне красовался Бахал-Ла – символ среднего огня. Внутри – один из традиционных барельефов, изображающих Когру, того, кому покорилось земное ядро, лже-мессии, по молчаливому мнению Андрея. Сверху стояла чаша с перемешанным пеплом и водой – только так дозволялось тушить огонь. Рядом примостилась подставка для поленьев – чугунная, вычурная, но какая-то громоздкая. Дрова в ней – Андрей подошел ближе – вишневые, ароматные, но не приторные, редкие, с плотной структурой. Отец говорил, такие использовали в Средневековье, пока верховный совет жрецов в девятнадцатом веке не утвердил новый перечень подходящих для растопки деревьев, главным из которых, оказался, конечно, Дуб.
Короче говоря, результат ревизии – приемлемый. Папа, естественно, до чего-нибудь бы докопался, но в Черной Книге Андрея нет строгих правил по оформлению священных мест. Все это – надуманное, напускное, и, пожалуй, бессмысленное (как бы богохульно это ни звучало).
Андрей аккуратно извлек несколько брусков, сунул в камин и поднес к нему факел. Спустя несколько секунд пламя взялось, и комната озарилась светом. Теперь можно было осмотреть ее целиком.
Итак. Окна отсутствовали. На пыльном ковре стоял только испачканный краской стол. Никаких инструментов экзекуции и ножей с каплями крови. Значит, Андрей не попал к безумному мастеру пыточных дел.
Над камином висела самая крупная картина, и с ней было что-то не так. В центре полотна красовалась виселица, но – ни души вокруг. Как и на плахе. Что ж, мало ли, такая, видимо, задумка…
Андрей отвернулся, заметил дверь, и в тот же момент услышал крик. Женский, истерический. Словно там, по ту сторону, кого-то резали тупым кинжалом. Он подошел к двери, старинной и тяжелой, сжал Книгу покрепче, и потянул ручку вниз.
В комнату ворвался вихрь, такой сильный, что огонь в камине почти погас. Андрей с трудом устоял на ногах. Мимо него по коридору с громким криком бежал какой-то школьник. Его лицо напоминало Маколея Калкина с афиши «Один дома» – фильма, который смотрели все, кроме Андрея. Следом медленно плыла женщина в фиолетовом платье, с бледно-лунным лицом.
Андрей решил, что компания ему не помешает, и вместо того, чтобы снова запереться в комнате, выбежал в коридор и помчался вслед за школьником.
Вдоль стен стояли рыцарские доспехи и обитые грубой тканью кресла. Между ними висели уродливые картины; за окнами маячили верхушки сосен. «Я что, в замке?» – подумал Андрей. Он не был убежден, что от женщины нужно было держаться подальше. Она действительно опасна? Или с его стороны это просто стадный инстинкт? Оружия в ее руках он не заметил. То, что она не хочет идти на казнь – вполне нормально. Однако останавливаться Андрей все-таки не стал.
Оказалось, что длина коридора не менее полукилометра. Интерьер по мере продвижения не менялся: все те же картины и доспехи, но без дверей. Ощущение, что кто-то хотел построить замок, но не разбираясь в дизайне старинных строений, нахлобучил самых стереотипных предметов, и тем удовлетворился.
Когда Андрей уже начал уставать, ребята наконец добежали до конца коридора и все-таки уперлись в запертую дверь. На ней висела железная табличка с выжженной надписью:
Чтобы выйти, закончите и расскажите историю.
Правильной истории не существует.
Интерпретируйте увиденное.
Не жульничайте.
– Твою ерепоньку! – выругался школьник, и толкнул дверь ногой. Андрей обернулся и обнаружил, что погоня прекратилась, коридор был пуст. Школьник тоже обернулся. И впервые увидел Андрея. – А!!!
Он смешно подпрыгнул, замахал руками, но почти сразу понял, что бояться нечего. Андрей, если и не «свой в доску», то точно не производил впечатление опасного человека.
– Блин, я сейчас обделаюсь, я почти обделался! – школьник схватился за волосы и, глядя в пол, выдал еще несколько экспрессивных фраз (не все про естественные нужды). – Ты кто?
– А ты?
– Я Виктор.
И уставился на Андрея. Тот замялся. Не в его правилах называть имя первому встречному. Мало ли – воспользуется. В имени кроется магия крови, и негоже разбрасываться им, как деньгами из «Банка приколов».
Запись от 19 января
Через слово человек доносит смыслы.
Упрощенные. Фиксированные.
Кусочек коры – это не дерево. Знающий человек по структуре может распознать тип дерева, однако он никогда не увидит его целиком, не скажет, сколько в нем ветвей, как оно выглядит осенью. Так же и со словом. «Смерть» – лишь кусочек коры…
Но есть темная магия, которая на это способна.
Маг крови, услышав имя, познает его носителя.
И подчинит своей воле.
Об этом не написано в Ласкийской Пещере древнего Света. Об этом не знает отец.
Знак Противления (ниже следует изображение – три круга и пересекающий их овал) – убережет меня и мое имя. По крайней мере, смею на это надеяться.
Пристальный взгляд Виктора, его нелепый серый костюм, как на выпускном в третьем классе, и осознание, что в подобных ситуациях союзники необходимы как воздух (по крайней мере, на первых порах), все-таки заставили Андрея, заручившись защитой Книги, признаться:
– Андрей.
– Ты знаешь, где мы?
– Нет. И ты нет?
– Да.
– «Да» – в смысле, не знаешь?
– А то в каком еще смысле.
Их голоса улетали в коридор приглушенным эхом. За окном подвывал ветер, единственный, кто присоединился к их разговору.
– Я проснулся в какой-то комнате, – начал объяснять Андрей. – Связанный. Услышал, как ты бежишь по коридору. И побежал следом.
Виктор усмехнулся.
– Обычно, наоборот, я за всеми бегу. На физре, например. Ненавижу бегать. Функция ходить как-то ближе к моему персональному биологическому виду.
Андрей мысленно закатил глаза. Из всех возможных «союзников» ему попался маленький и пухлый умник.
– Кто за тобой гнался?
– Какая-то тетка.
– Ты не знаешь, кто она?
– Без понятия.
Они говорили тихо. Здесь было не лучшее место для беседы, но им нужно было передохнуть. И заодно обменяться ценной информацией.
– Почему ты убегал? Может, она не опасна.
– Ага. Поэтому она нас похитила. Офигенная неопасность. Нет уж. Мой лучший друг – инстинкт самосохранения. Я ему доверяю как никому. И тебе советую.
Андрей еще раз мысленно закатил глаза.
– Ты кого-нибудь еще видел?
