– Неа. Я тоже проснулся в комнате. Вышел. Увидел тетку. И побежал.
– Она выглядела странно. Ты не показалось, что она призрак?
От этих слов ветер подул сильнее. Казалось, он нес с собой отголоски человеческого воя. Андрей переложил за спиной Книгу из одной руки в другую.
Запись от 19 января
Все народы строили и строят догадки о том,
что происходит с усопшими.
Якутские духи Абасы, японские Икире, славянская Мара, индийские Преты, французские Анку, египетские Акх. И, конечно, попсовые голливудские «привидения», обязательно обитающие в больших домах.
Фаеризм эту тему практически не затрагивает. Сожженная плоть высвобождает Дар-Ла. Дар-Ла устремляется к Единому центру, в бесконечное вверх. На этом все.
Я чувствую себя.
Я знаю, что был всегда.
И буду всегда.
Зола – вот что мы из себя представляем.
Нас не сжигают после смерти, мы рождаемся сожженными. Смерть лишь возвращает нас к исконному состоянию.
Состоянию пожара.
А пожар – смертоносен. Он стремится обратить в себя все вокруг. Потому опасны истории о «добрых призраках».
Добрых не существует.
Добра не существует.
Андрей не стал развивать свою мысль. Напугать Виктора было заманчиво, но нецелесообразно. Да и себе лишний раз накручивать – тоже. Потом как-нибудь.
– Шутишь? – школьник как-то весь скривился, точно жука увидел. – В двадцать первом веке живем! Какие призраки? Сумасшедшая, шизофреничка, вот и все.
– Кто из нас не сумасшедший? – глубокомысленно спросил Андрей.
– Я, например.
– Понятно.
– Нет, я понимаю, критерии умственного здоровья до сих пор не до конца…
Вдруг в противоположенном конце коридора, далеко-далеко, упало что-то тяжелое. Ребята прижались к стене. Виктор проглотил свою реплику, и выдавил:
– Ты это слышал?
– Слышал.
– Надо отсюда валить.
– Куда?
Виктор вгляделся в пустой коридор, затем медленно подошел к двери и прочитал вслух:
– «Чтобы выйти, закончите и расскажите историю». Что это значит? Какую историю? Кому рассказать? Друг другу? «Правильной истории не существует»… Хм…
Виктор почесал голову.
– Ладно, слушай, – бодро сказал он, – жил-был мальчик, и однажды он умер. Ну, что?
Андрей подергал за ручку. Убедившись, что она не поддается, посмотрел на Виктора и покачал головой.
– На другое я и не рассчитывал, – сказал он.
– Тут есть еще условия: «Интерпретируйте увиденное» и «Не жульничайте».
– Да. У нас не все исходные данные. Ты, кстати, приемы рукопашного боя знаешь? Бокс какой-нибудь?
– Нет.
– Ладно. Хорошо хоть бегать мы умеем. Пойдем искать другой выход.
И они молча двинулись по коридору. Андрей рассматривал картины на стенах. Помимо людей, на картинах были изображены гигантские крысы, пауки, летучие мыши, а где-то – отвратительные помеси животных и насекомых. Андрей испытывал смешанные чувства – и отторжение и симпатию одновременно. А еще – понимание. Я, мол, тоже – ни туда, ни сюда. Разочарование всех и вся.
За окнами без ручек, до самого горизонта, простирался хвойный, затуманенный лес. Само здание находилось на невероятной высоте – возможно, на вершине холма, у обрыва. Как они сюда попали? Как их сумели перенести за пределы города беспробудными?
Так много вопросов. Так мало ответов. Когда они добрались до двери в комнату с камином, Андрей сказал:
– Я проснулся тут.
– Выспался?
– Не смешно. Что дальше по коридору?
– Еще одна комната. Только пустая. Давай пока здесь побудем, мне нужно передохнуть и собрать мысли в кучу.
Стоило им переступить порог, как Андрей вскрикнул от неожиданности.
– Что случилось? – спросил Виктор.
Андрей указал на картину, висящую над камином. Она изменилась. Теперь к виселице направлялась женщина в фиолетовом платье. Ровно на том месте, где каких-нибудь тридцать минут назад ее не было и в помине.
Глава 2. Знакомство с Виктором
– То есть, этой женщины на картине не было.
Виктор расхаживал по комнате, массируя виски. Рассказ Андрея его не смутил – более того, раззадорил любопытство и смазал в голове дополнительные шестеренки.
– Да.
– А когда ты говорил, что все мы сумасшедшие, ты…
– Нет. Я имел в виду не это. Я знаю, что я видел.
– Понятно, понятно… – зачарованно протянул Виктор. На вид ему было лет пятнадцать, не больше, но звучал он хрипло, по-взрослому. – А на этих двух картинах что-то было?
– Да, – ответил Андрей.
– Уверен?
– На этой был портрет, – Андрей махнул в сторону картины с пустым коричневатым фоном.
– Логично. Он там напрашивается. А на этой, дай угадаю, был всадник?
– Наверное.
Лошадь с красными глазами и копытами, помещенная в рамку соседнего полотна, самостоятельно прогуливалась по дьявольски уродливой улице. Вместо окон на дорогу пялились большие глаза с вертикальными зрачками, торчащие из стен.
– Понятно, понятно. – Виктор сел на пол и принялся, покачивая и шевеля пальцами, о чем-то размышлять.
– Что, например, понятно? – спросил Андрей.
– Честно говоря, пока ничего, – Виктор поднял голову и спросил: – а это у тебя что?
Андрей спрятал Книгу за спину и ничего не ответил.
Виктор встал и вздохнул.
– Можешь не говорить. Но имей в виду: это еще одна загадка.
– Как скажешь.
– Ну, количество загадок никто не устанавливал, чай уровень сложности мы при похищении не выбирали. Впрочем, я всегда ставлю «максимальный», так что…
– Тебя часто похищают?
– Ха-ха, нет, я про игры и все такое. Недавно отец купил мне белый пазл с пятью тысячами деталей. Я его за два вечера собрал. Получил от отца сотку. Изи мани!
У Андрея кольнуло в сердце. Отец даже на Новый год не дарил ему подарки. И матери запрещал. Покупал порошки-благовония, кидал в Жаровую[1], и заставлял сидеть, вдыхая сладковатый горячий воздух, пока не остынут угли. Андрея от этого воздуха мутило, хотелось спать, провалиться бездну – что угодно, но он терпел; а отец все твердил: «Материальное – развращает». И негодовал, глядя новогодние шоу.
Справедливости ради, себе он тоже ничего не покупал. За это Андрей отца уважал. В какой-то степени. А о том, что на зарплату верховного жреца (в случае, если он не принимает подношений прихожан), особо не разгуляешься, Андрей не задумывался.
– Я тоже проснулся с… скажем так, с Книгой, – Виктор вытащил из кармана свернутый в трубочку ярко-синий журнал.
– Это что?
– Раньше это был сборник судоку. Но все судоку я прощелкал как семечки. Потом начал записывать сложные задачки из интернета – хотел собрать «самый сок». И придумывать свои, – Виктор открыл журнал на случайной странице и продемонстрировал Андрею хаотично записанные цифры, значки и прочие закорючки. – Хочешь попробовать решить какую-нибудь? Они, правда, со звездочкой…
– Нет. Не хочу. По-моему, не лучшее время.
– Тут я согласен.
Виктор снова свернул сборник в трубочку и принялся бить им по ладони.
– Я как раз сидел на заднем дворе школы. Записывал ребус под названием «Куда делся косинус?» А потом… Потом вдруг почувствовал сильную головную боль. И все. Больше ничего не помню. Проснулся здесь.
– У меня то же самое. Только я ребусы не записывал.
– А где был?
– В лесу.
– Шашлыки жарил?
– Нет.
– А что делал?
Андрей не ответил.
– Это ничего, – Виктор похлопал Андрея по плечу.
Андрея передернуло, и он отстранился. Не потому, что среди фаеристов касаться кого-то не принято. Считается, что истинно верующий обжигает своим Дар-Ла, и если ты его касаешься, то ставишь сей факт под сомнение. Жрецы даже руки друг другу не жмут; только кивок – вместо «Здравствуйте» и «До свидания». Однако Андрей, как уже было сказано, не считал себя убежденным фаеристом. Он просто не верил людям. Нарушение личных границ считал омерзительным. И потому глядел на Виктора с вызовом.
