У стены, явившись из воздуха, выстроился ряд кресел.

Пристыженный Борис отпустил Львову и повернулся ко мне.

— Костя! — Борис замялся. Пробормотал: — Веришь ли — всё то время, что я ждал тебя, думал о словах благодарности, которые скажу. Но так ничего и не придумал. Всё кажется, что бы ни говорил — будет мало. — Борис опустил голову.

— Совершенно согласен, — кивнул император. Поднялся с кресла. — То, что совершили вы, господин Барятинский, не поддаётся никакому описанию. Все мы знаем, какой участи нам удалось избежать благодаря вашей самоотверженности. Всем нам. Всему нашему миру. Вы, разумеется, вправе не просить, а требовать любой награды. И не только для вас, но для всего рода Барятинских. — Он протянул мне руку. — Официальная церемония награждения, разумеется, тоже состоится.

— Благодарю. — Я пожал протянутую ладонь. — О награде могу просить прямо сейчас?

— Не просить, господин Барятинский. Требовать. Да, разумеется.

— В таком случае, мне хотелось бы поговорить с вами лично, — сказал императору я.

— Сию минуту?

— Если вы не заняты.

— Ни в коем случае. Приму вас с большим удовольствием.

— Спасибо. Кристина Дмитриевна, Эрнест Михайлович, — я повернулся к Кристине и Витману. — Для вас, полагаю, также будет нелишним присутствовать при нашем разговоре.

— А я? — встрепенулся Борис.

— А вам, ваше высочество, определенно есть с кем поговорить и без нас.

Я посмотрел на Львову. Девушка вспыхнула.

— Константин Александрович прав, — улыбнулся император. — Уверен, что вам с госпожой Львовой найдётся, о чём побеседовать. — Он пошёл к двери. — Прошу за мной, дама и господа.

— Что ты задумал? — прошептала по дороге Кристина.

— Не скажу.

— Почему?

— Сюрприза не получится.

— А ты уверен, что мне понравится этот сюрприз?

— Уверен, что пора для него настала.

— Ох, Костя… — Кристина покачала головой.

Я взял её за руку. Прошептал:

— Всё будет хорошо.

Так, держась за руки, мимо застывшей с каменным лицом Марии Петровны Алмазовой, мы и прошествовали в уже знакомый мне кабинет государя.

— Располагайтесь, прошу, — император повёл рукой.

На столе для переговоров уже дожидались фрукты и закуски. Я усилием воли подавил возбужденный вопль желудка. Сначала — дело. Закончить уже с этим, а там хоть трава не расти.

— Итак, господин Барятинский? — император посмотрел на меня.

— Награда, о которой я прошу — ваш ответ на один вопрос.

— Слушаю. — Он, казалось, совершенно не удивился.

— Вы знаете, кто я такой?

Лицо Кристины помертвело. Витман попытался что-то сказать, но предпочёл закашляться. Смотрел на императора не отрываясь.

— То, что вы пригласили к присутствию при нашем разговоре госпожу Алмазову и господина Витмана, означает, полагаю, что у вас нет секретов от них?

— От Кристины — давно нет. А Витман… Честно говоря, мне просто надоело притворяться.

Император коротко улыбнулся.

— Что ж, стоит признать — вы долго продержались. Вашему хладнокровию остаётся только позавидовать.

— То есть… — начал я.

— Ну, разумеется. Мне известно всё. Как я могу к вам обращаться?

— Капитан Чейн.

Снова короткая понимающая улыбка.

— Видите ли, Капитан Чейн. Иной раз — очень редко — случается такое, что у подростков внезапно подскакивает магический уровень. Это зависит от многих факторов, в большинстве случаев связанных с наследственностью. Но. Это, как правило, единичный всплеск. Уровень, находившийся в пределах первого-второго, внезапно поднимается, к примеру, до шестого. И всё! Больше не происходит ничего. От скачка магического уровня вчерашний мальчишка не обретает способность рассуждать и действовать, как многоопытный мужчина. Он не овладевает вмиг навыками вооруженного и рукопашного боя, ведения слежки и обнаружения засады. Не демонстрирует выдержку, хладнокровие и разум, коим позавидуют многие взрослые. И уж конечно, будучи изначально белым магом, не борется ежедневно, день ото дня с чернотой, пытающейся заполнить его душу.

— То есть, вы знали с самого начала?

— С того дня, как увидел вас здесь, на поединке за место в Ближнем кругу. Поначалу полной уверенности у меня не было. Но я наблюдал за вами. И чем дальше, тем всё более убеждался в том, что я прав.

Император вдруг поднялся. Склонил голову. И проговорил:

— Приветствую тебя в нашем мире, Бродяга. Ты был нам нужен. Мир взывал к тебе. И ты пришёл.

Что на это ответить, я понятия не имел. Но на всякий случай тоже встал и поклонился.

— Бродяга… — обалдело пробормотал Витман.

Император повернулся к нему.

— Вам доводилось слышать эти легенды, Эрнест Михайлович?

— Краем уха. В моём восприятии они находились где-то на уровне былин и прочих сказок. Даже вообразить не мог…

— Это хорошо, — удовлетворенно кивнул император. — Вера в сказки, безусловно, делает жизнь приятнее. Но вместе с тем мешает прогрессу. Мешает думать, бороться, принимать решения. Если бы глава моей Тайной канцелярии вместо того, чтобы руководить подчинённым ему ведомством, все эти годы жил, ожидая появления спасителя мира, боюсь, что к моменту этого появления уже нечего было бы спасать.

— Резонно, — согласился я. — Знаете, вы лучше сядьте. А то я себя как-то по-дурацки чувствую.

— Благодарю. — Император улыбнулся. Снова опустился в кресло. И продолжил: — Что же касается меня, то правящая династия — это несколько иное. Нам многое дано, но и знать мы обязаны больше, чем другие. Обязаны понимать, как устроен мир. Легенды о Бродяге передавались в нашем роду из поколения в поколение.

— Однако, если я правильно помню, Бродяга — не спаситель как таковой? — осторожно вмешался Витман. — Не тот, кто своим появлением в одночасье всех победит?

— О, нет. Ни в коем случае. Бродяга — тот, кому по силам привести мир в равновесие. Вернуть гармонию и стабильность. Если, разумеется, миру это нужно. Если мир примет Бродягу… Могу узнать, Капитан Чейн, чем вы занимались в прошлой жизни?

— Да на здоровье, — хмыкнул я. Плюхнулся обратно в кресло и закинул ногу на колено. — Я боролся против существующего режима. Был главой повстанцев.

Витман закашлялся.

А император улыбнулся:

— Победили?

— Не успел. Расстреляли. Но восстание поднял. До сих пор интересно, чем там у них дело закончилось.

— Дело, как вы изволили выразиться, вероятнее всего закончилось тем, что вы вывели мир из стазиса, в коем он пребывал. Вы явились в момент кризиса, тогда, когда были нужны более всего. И качнули маятник в нужную сторону. Сдвинули мир с пути, ведущего его в Бездну.

— Хотелось бы верить…

— Вам ничто не мешает убедиться в этом лично.

— То есть? — изумился я. — О чём вы?

— Я, увы, не так уж силён в толковании древних легенд. Но если правильно понимаю, то в определённый момент своего многовекового существования Бродяга обретает некую материальную привязку. Нечто, помогающее ему перемещаться между мирами. И с этого момента он уже не утрачивает своего опыта с каждым новым перерождением. Помнит всё, что с ним было прежде. То есть, грубо говоря, для того, чтобы возродиться в новом мире, Бродяге не нужно умирать.

— Материальную привязку? — пробормотал я.

— Именно. И, насколько понимаю, она у вас есть. — Император посмотрел на мою руку, обмотанную цепью.

К материальной цепи я успел привыкнуть, как привыкают к наручным часам. Настолько, что уже и позабыл о ней. Цепь была скрыта под рукавом, но император смотрел так, будто видел сквозь рукав.

— Ваше личное оружие обрело материальную плоть. Прежде я этого не замечал.

— Прежде этого и не было, — пробормотал я.

Потянул рукав вверх. Из-под него показалась цепь. Витман уставился на неё с неподдельным интересом.

— Могу узнать, как вы раздобыли цепь?

— Да никак, — буркнул я. — Случайно нашёл в… одном подвале. Среди старых вещей.