— К полуденной пушке.

— Я не знаю, что такое…

— Пушка — это старинное огнестрельное орудие, сейчас они не используются. А когда строили Петербург и Петропавловскую крепость, выстрелом из пушки сообщали о начале и окончании работ. Со временем стройка закончилась, а традиция осталась. Орудие заменили на более современное, и каждый полдень пушка по-прежнему стреляет.

— Риито — стрелять? — глаза Риито засияли. Он умоляюще посмотрел на меня. — Пожалуйста!

Я покачал головой:

— Из пушки — сомневаюсь. Если хочешь, в тир могу отвести. Потом как-нибудь.

— Тир?

— Это такое специальное место, где можно стрелять. Из ружья, правда…

— Риито — стрелять! — негритёнок схватил меня за руку. — Анри позволял Риито ружьё!

— Ну, значит, и я позволю.

Я подумал, что пацаненком в принципе не худо бы заняться, а то совсем про него забыл. К содержанию Риито вопросов нет, в том, что кормят его в особняке Барятинских на славу, никаких сомнений. Вон как щёки лоснятся, кухарка, небось, глядит — не нарадуется. Ну и образовывают изо всех сил, этого у деда с Ниной не отнять. А вот что касается тренировок и прочего — тут бы провентилировать вопрос. А то вырастет из Риито второй Костя Барятинский, и что я с этим избалованным мажором делать буду?

— Постараюсь выбрать время, — пообещал я.

Риито просиял.

Мы спешили к Нарышкину бастиону. Тучи разошлись окончательно. Солнце в безоблачном небе светило так, что я расстегнул шинель. Кажется, и правда весна…

— А ты уверена насчёт Тьмы? — с тоской спросил я у Светы. — Может, мы ошиблись? Может, её здесь нет?

— Её нет.

Я аж остановился:

— В смысле — нет?

— Ну… С того момента, как ты спрашивал, ничего не изменилось. Тьмы не стало больше. Может, ты действительно ошибся? — Света с надеждой заглянула мне в глаза. — Костя! А если никакого прорыва не будет, мы ведь можем…

— Если не будет прорыва — клянусь, не уйдём до тех пор, пока ты не покатаешься со всех горок, — пообещал я. — И будешь объедаться блинами, сколько влезет. И все карусели перепробуешь.

Света взвизгнула от восторга.

— С горок? — спросил Риито.

Пока я объяснял ему, что такое ледяная горка, мы дошли до Нарышкина бастиона. Орудий на специально огороженной площадке оказалось два. Ну, объяснимо — на случай если вдруг одно откажет, выстрел сделают из другого, традиция не будет нарушена. А вот почему тут никого нет…

— До выстрела ещё полтора часа, — сообщил недовольный голос. — Вы слишком рано пришли, господа.

Я обернулся. В дверях караулки стоял немолодой мужчина в форме Петербургского военного округа. Если верить погонам — капрал. Но, судя по возрасту, из отставных.

— Мы ищем Ибрагима Семёнова, — сказал я.

— Ивана? — удивился капрал. — Да что ж его сегодня обыскались-то все?

Я насторожился.

— А кто его искал?

— Да дурень какой-то. Пьянющий — еле на ногах стоял. Я, говорит, родственник. Читал в газете, что Ваньке награду дали за усердную службу, решил вот проведать, в честь праздничка. Ваньке-то деньги — на что? И без того как сыр в масле катается! Комнаты хорошие снимает, сына в кадетский корпус пристроил. А у меня, говорит, семеро по лавкам. Бог, говорит, делиться велел.

— И что же — Иван? Поделился?

— Не могу знать, ваше благородие, — отставной вояка без труда опознал во мне офицера. Выпрямился, говорить стал чётче. — Не было нынче Ваньки. С утра ещё мальчонка прибежал, соседский сынишка. Приболел, говорит, дяденька Иван, покорнейше просит подменить. В долгу не останется. Ну, я и вышел. Мне-то — чего? Я, чай, здоров.

— И часто Иван хворает? — мне почему-то не понравилась эта история.

— Ежели вы про это дело интересуетесь, — капрал пощёлкал себя по горлу, — то ни в жисть! Иван, если хотите знать, вовсе непьющий, ихняя вера не одобряет. Он хоть и православный, крещёный, а привычки прежние остались. Да и не хворал доселе никогда! Ростом, фигурой — жидкий, а здоровье дай бог каждому. Я аж удивился, когда подменить попросил.

— Где он живёт?

— Иван-то? На Петроградской стороне. Ежели обождать изволите, точный адрес скажу.

Я изволил. Капрал, нырнув в караулку и выйдя оттуда с толстой тетрадью, назвал адрес.

— Спасибо, — кивнул я.

Развернулся, собираясь уходить.

— А на что вам Иван, ваше благородие? — окликнул капрал. — Ежели чего, так я за него поручиться всегда готов. Хороший служивый. А то, что этот его родственник несёт — бредни пьяные. Вот кого бы в участок, да по шее насовать! Это я, говорит, настоящий Иван Семёнов, это меня награждать надо! Виданное ли дело?

— Чего? — я остановился. — О чём ты?

— Дак, пьяница тот. Родственник, чтоб ему пусто было! Он Ваньке — какая-то там седьмая вода на киселе. А звать — Иван Семёнов. Вот и разобрало спьяну, что, дескать, настоящий Иван Семёнов — он, а Ванька — даже и не Иван вовсе. И, дескать, награду ему надо дать — коренному питерцу, а не арабу черномазому. Я говорю, это ты, что ли, двенадцать лет на посту служишь верой и правдой? Тебя-то за что награждать?.. А он орёт, что, дескать, кабы его взяли, так и он бы пошёл, дело не хитрое. А у самого рожа — насквозь пропитая. Будь я не при исполнении — не сдержался бы, ей-богу. Руки так и чесались накостылять…

— Давно он тут был?

— Да вот, прямо перед вами. Только ушёл.

— Ясно, — я быстро двинулся прочь.

— Думаешь, это он?

Света и Риито старались не отставать от меня.

— Думаю, что этого кадра надо догнать как можно скорее. Смотрите по сторонам! Если он действительно пьяный, то далеко уйти не мог.

Пока мы ходили по Петропавловке, людей у её стены многократно прибавилось. К самоварам, стопкам с блинами, котлам со сбитнем и раскрашенным глиняным свистулькам уже выстраивались очереди. Сквозь толпу на Иоанновском мосту пришлось проталкиваться. Я шёл впереди, прокладывая дорогу локтями и магией убеждения, на прицепе тащил Свету и Риито.

По дороге старался присматриваться к толпе. Тьма — Тьмой, а жизненный опыт не пропьёшь. И сейчас этот опыт во всю глотку вопил, что надо быть настороже.

Откуда-то вдруг донеслись звуки трубы. Радостно, возбужденно загудели рожки. Толпа всколыхнулась.

— Что это? — Света крепче сжала мою руку.

Ответить я не успел.

— На бой направляешься, добрый молодец? — Мне заступил дорогу мужичок с жидкой седой бороденкой, в декоративном кафтане, надетом поверх телогрейки. Поклонился в пояс. — Наступать будешь, али обороняться?

— Ни то, ни другое. Мимо прохожу.

— Ай-яй-яй, — расстроился мужичок. — Неужто правду говорят, что измельчала нынче молодежь? Неужто нет в тебе охоты показать удаль молодецкую?

В толпе, мгновенно образовавшейся вокруг нас, неодобрительно загудели.

— Али, может, ты боишься? — Мужичок прищурился. — Али думаешь, с намятыми боками тебя девки любить перестанут? — Подмигнул Свете. — Неужто бросишь такого орла? А, красавица?

— Ежели эта бросит, у него вторая есть, — крикнул из толпы какой-то остряк. — Вона, позади топчется. Про запас, видать!

Я резко обернулся. Остряка определил мгновенно. И в следующее мгновение оказался рядом с ним.

Взял за грудки и приподнял на вытянутых руках. Учитывая то, что парень был выше меня на полголовы, смотрелось внушительно. В толпе ахнули.

— А сам-то чего драться не идёшь? — спросил я. — Мамка не пускает?

Под моим взглядом парень смешался. Открыл и тут же закрыл рот. В толпе загоготали и засвистели.

— Пошёл вон, — я разжал руки.

Парень плюхнулся на задницу. А я повернулся к зазывале.

— Извиняйте, ваше сиятельство, — мгновенно переобулся тот. — Не признал аристократа! Старый стал, глаза плохо видят!

— В следующий раз очки надень, — посоветовал я. — Если не хочешь вовсе без глаз остаться.

— Да это ж князь Барятинский! — ахнул вдруг кто-то в толпе.

И тут же отозвалось эхом: