Мириам сидела возле окна на стуле перед расписной прялкой, с намотанным на неё куском овечьей шерсти. В одной руке Мириам держала моток, а между пальцами другой — вилась тонкая нить. Аргон присел на краешек кровати.

— Давай поговорим.

— Потом. Я занята.

— Нет, давай сейчас! Я хочу понять, что происходит между нами.

— Что Вы имеете в виду? — Мириам даже головы в его сторону не повернула, а продолжила следить за тем, как вьётся нить.

Аргон ощущал себя мухой, недостойной внимания.

— Ты знаешь! — он старался держать себя в руках и не заводиться. — Мы прекрасно ладили, общались, а сейчас ты ведёшь себя так, будто я чужой человек.

— Да всё хорошо, — пожала плечами Мириам. — Просто дел много. Раньше мама занималась большей частью работы, а сейчас всё лежит на мне. Отдохнуть даже некогда!

— Брось ты это! Я же не слепой и не тупой. Я вижу, что ты стала ко мне холодно относиться после Вивьен. Что там произошло?

— Ничего, — Мириам наклонила голову, тонкая нить скользила между пальцев. — Всё хорошо. Действительно просто дел много. Надо вот шерсть разобрать, теплые носки сшить, ведь скоро зима!

Аргон почувствовал себя маленьким, глупым ребенком, которому мама объясняла элементарные вещи. Он посмотрел на Мириам долгим взглядом и решил сделать ход конем.

— Кстати, знаешь, Вивьен мне вроде помогла. Я вспомнил, кто такая Юля и что такое фаир.

Он надеялся, что Мириам клюнет, хотя боялся и мысленно прокручивал ответы на её возможные вопросы, но она лишь широко натянуто улыбнулась:

— Славно. Я рада за вас!

И все? Никаких расспросов? Аргон закрыл лицо руками и медленно выдохнул.

— Ладно. Не буду тебе надоедать и отвлекать от важных дел! — Он поднялся. — Если захочешь поговорить, буду рад.

Он взялся за ручку двери, но остановился, опустил голову и прошептал:

— Мне очень тебя не хватает, — и быстро вышел, чувствуя, как колотится сердце и потеют ладони.

Он ждал изменений после разговора: если Мириам не оттает, то хотя бы её любопытство пересилит равнодушие, но всё оставалось по-старому.

Сновидения понемногу успокаивались: вместо тревожных голосов, всё чаще снился танец огня. Он будил в душе тянущее чувство ностальгии и желание свободы. Впервые за всё то время Аргон ощутил себя скованным, будто его запихнули в тесную банку. Этой банкой была комнатушка и дом, из которого ему запрещали выходить. А так хотелось распрямиться, раскинуть руки — и танцевать-танцевать-танцевать, чтобы вокруг не было стен. Хотелось до дрожи. До боли в груди. Так сильно, что невозможно сдерживаться.

Аргон поддался внутреннему порыву: крутанулся на одной ноге, вытянул руку и повернул её в запястье, представляя, как огонь скатывается по предплечью прямо в ладонь. Тело словно ожило и наполнилось силами, а душа — волшебным чувством, будто все её разобранные частички соединились. В танце Аргон наконец-то ощутил себя собой.

К сожалению, комната была очень маленькой: всякий раз он то задевал ногой лавку, то ударялся рукой о стену. Нужно больше пространства! Аргон выглянул в окно и залюбовался пустырём. Трава серебрилась в свете небесных линий, а высокий кустарник вдали напоминал гигантского спящего дикобраза. Там можно было танцевать и не бояться во что-то врезаться или удариться. Правда, было «но»: запрет Хельги прочно застрял внутри. От одной мысли, что его могут увидеть люди и донести в Око, спина покрывалась липким потом. Аргон замер, разрываемый противоречиями, и вдруг разозлился. Как же надоело прятаться! Как же надоели запреты, страхи и ограничения! А если люди увидят? Да пофиг! Тем более сейчас ночь, большинство уже спит, а другие, даже если и увидят, спишут всё на видения, чертей или во что они там верят!

Аргон открыл окно. Морозный ночной воздух ворвался в комнату. Может, надеть тулуп и сапоги? Но не хотелось выходить в избу, вдруг Мириам его застукает. Оправдывайся потом! Да и в тулупе неудобно танцевать. Им овладело какое-то детское чувство, когда сам себе кажешься сильным и неуязвимым.

Аргон вылез на улицу и отбежал от дома на несколько метров, а затем поднял голову к небу, раскинул руки и закружился. Вот она, свобода!

Жар прокатился от кончиков пальцев ног до самой макушки. Это не пугало, наоборот, вдохновляло: расслабились напряженные мышцы, а тело налилось неведомыми силами, став гибким и тёплым. Холод, который покусывал кожу, исчез.

Танец рождался изнутри. Звуки флейты и фортепиано наполнили сознание. Музыка казалась ему такой знакомой. Такой родной. Может, он слышал её в той жизни? Аргон закрыл глаза и вдруг будто на экране увидел самого себя, с подведенными черным карандашом глазами, одетого в тёмные кожаные штаны с шипами и такой же жилет. В руках этот Аргон держал палку, подожжённую с двух концов.

— Стафф, она называется стафф! — прошептал он, как будто вспомнил слово, которое давно крутилось на языке.

В видении Аргон ловко управлял стаффом, вращал его перед собой, выписывая огнём различные фигуры и пируэты. Этот Аргон был собран и спокоен. Он танцевал, закрыв глаза, пропуская через себя музыку. Парень в фантазии не чувствовал себя мухой в банке, не боялся быть схваченным Око. Он был свободен. Аргон позавидовал второму себе. Захотелось стать таким же, сбросить запреты, страхи, неуверенность.

Вдруг музыка смолкла, а вместо неё появилось странное чувство, которое куда-то звало, подобно навигатору. Аргон остановился и открыл глаза. Стрелка вела через всю деревню. Хотелось бежать, что-то внутри принуждало его торопиться, но Аргон медлил, не решался. Ладно, в ночной темноте на пустыре его можно не заметить или спутать с чем-то, но пройтись через всю деревню… Снова вылезли страхи про Око. А ещё представился недовольный взгляд Мириам. Эта выходка окончательно разрушит их отношения!

Но игнорировать внутреннее побуждение было невозможно, поэтому Аргон решил идти не напрямик, а сделать крюк. Он добежал до конца деревни, благо оказалось недалеко. Отошёл подальше от домов и пересёк дорогу. Затем двинулся по кромке леса, прячась за деревьями и кустарниками.

Сосны протяжно скрипели, будто жалуясь друг другу на жизнь. Небесные линии напоминали гигантскую паутину. Аргону не понравилось такое сравнение, поэтому он откинул тревожные мысли и сосредоточился на зове. Он вёл вдоль крестьянских домиков, вдоль забора, за которым тянулись конюшни, к холмам. Аргон узнал их: он проезжал здесь, когда впервые попал в деревню. Правда, тогда он смотрел на мир сквозь еловые лапки.

Чувство, которое толкало изнутри, приказывало бежать быстрее и быстрее, исчезло, будто кто-то нажал на кнопку и выключил надоедливую передачу. Стало так тихо, что Аргон растерялся. Зачем он сюда пришёл? Что нужно делать? Он остановился и осмотрелся. Жёлтая и острая, как иглы, трава в голубоватом свете небесных линий казалась призрачной. Холмы, будто волны, бежали друг за другом, чернея и размываясь. Дорога из серого камня упорно взбиралась с волны на волну и вонзалась в лес, разрезая его на две половины.

Аргон уловил какое-то движение. Прищурился, чтобы разглядеть получше. Это была девушка. Она медленно шла по дороге в сторону деревьев. За ней двигались тени. Они то замирали, то бежали недолго, чтобы снова замереть и к чему-то прислушаться или принюхаться. Иллиды! Холодный пот прокатился вдоль позвоночника Аргона.

Девушка же не обращала на них внимания. Она шла спокойно и безмятежно, словно вышла прогуляться по саду в яркий солнечный день. На миг показалось, будто это не живой человек, а обман зрения. Приведение. Уж больно нереальным всё казалось.

Но иллиды были реальны. Всё новые и новые мерзлые выходили из леса. Ветер сменил направление, ударил в спину и понёсся по холмам. Один из монстров опять резко замер, а затем повернул голову в сторону Аргона. Вот чёрт! Не хватало, чтобы эти твари учуяли его. Аргон упал на землю. Сердце бешено стучало, а в голове шумели мысли. Нафига он сюда попёрся? Что делать? Не сводя глаз с мёрзлых и стараясь не высовываться из-за холма, он медленно отползал. Нужно убираться, пока жив, но он не мог оставить девушку наедине с этим монстрами.