Ближе к вечеру второго дня мы продирались сквозь заросли, когда Железнодорожник, шедший впереди, прокричал.
– Впереди открытое пространство, – сказал он. – Я думаю, мы выходим.
Полные надежды, мы продирались сквозь густые заросли и вышли навстречу ослепительному солнечному свету, где перед нами раскинулся целый мир. Мы растерянно моргали и молча смотрели по сторонам.
Мы наткнулись на огромное, изумительного цвета, доисторическое чудовище, лежащее в своем логове.
Логово представляло собой серое, отвратительное болото – болото, в котором, возможно, водились огромные рептилии, когда земная кора была еще горячей и дымящейся.
Чудовище представляло собой остров, пестрящий красками тропической растительности, и лежало на краю болота. Неровная громада белой скалы образовывала отвратительную голову, в остальном же остров был покрыт радужной листвой ослепительных оттенков, а сквозь нее пробивались полосы зеленой травы. Огромное перепончатое крыло уходило в болото, а слева от нас виднелся длинный хвост, раздвоенный на конце.
Он был похож на огромного зверя, который лежал в болоте, давшем ему жизнь, с грустным видом и дремал, а затем, подобно хамелеону, засиял тысячью ярких оттенков, когда первые лучи солнца пробились сквозь облака, окутавшие дымящуюся землю. Сквозь тонкий туман, висевший над болотом, казалось, что оно дрожит, словно дышит и содрогается. Лишь яростный блеск солнца и безоблачное небо выдавали первозданный облик чудовища и его мрачного серого логова,
– Это обиталище змей и аллигаторов, – сказал Железнодорожник.
– Змей… да, – сказал дон Инносенсио, – но еще этот остров пристанище роскошных вещиц. Возможно, это и есть жемчужный остров.
Энигма ткнул пальцем. За островом было тихое серое озеро, на дальнем берегу которого до самой кромки воды стоял лес. В перерыве между ними в воздух поднимались спирали дыма, хорошо различимые сквозь туман над болотом.
– Там люди, – сказал он.
Ларс уставился на него со странным выражением лица.
– В чем дело, Ларс? – спросил я.
– Это мираж? – спросил он с тревогой в голосе.
– Не остров… дерево! Это мираж?
Мы все посмотрели туда. На вершине острова, среди белых скал, на фоне неба зеленела огромная пальма с густыми ветвями.
Это было единственное дерево такого размера на острове.
– Это точно не мираж – это действительно пальма, – сказал Железнодорожник. – А что с ней не так?
– Она живая, – ответил Ларс.
Мы разразились хохотом, а потом замерли и уставились на него.
– Мне кажется, я вижу там что-то светлое, – пробормотал Железнодорожник.
– Ты видишь кусты, – ответил Энигма.
– Это выглядит гораздо светлее, чем кусты, и кажется, что оно движется.
– Это из-за тумана с болота. Остров, кажется, тоже движется.
– Он живой, – настаивал Ларс, и они с Железнодорожником с тревогой наблюдали за ним.
– Скоро мы это узнаем, – сказал Энигма. – На болоте полно чистых и сухих мест. Это обычная система троп, и пересечь его не составит труда. У нас есть два часа до заката, и сегодня мы отдохнем на этой зеленой траве. Там должна быть пресная вода.
– И жемчуг, – добавил я.
Мы подхватили рюкзаки и двинулись в путь, при этом Ларс держался позади.
– Мне это не нравится, – сказал он, когда я проходил мимо него. – Выглядит так, будто там лежат мертвецы.
– Джунгли действуют тебе на нервы, Ларс, – усмехнулся я в ответ.
Как и сказал Энигма, болото состояло из тропинок из твердой, засохшей грязи, которые пересекались и перекрещивались во всех направлениях между участками жидкой трясины и застойной воды, где росли высокие тростники и огромные кусты пилильщика, резавшие одежду, как бритвы.
Время от времени мы видели пестрых змей, скользящих в камышах, а вокруг было полно маленьких птичек траурного цвета, которые носились с бешеной скоростью – то тут, то там, как китайские мыши, – словно в поисках чего-то. Они никогда не отдыхали и не обращали на нас ни малейшего внимания, а их лапки издавали диковинный мягкий стук по твердой грязи. Трава и тростник были выше наших голов, и лишь изредка нам удавалось разглядеть остров или джунгли, которые мы покинули; тем не менее мы сворачивали то влево, то вправо, как нам казалось необходимым, чтобы достичь цели.
По истечении трех четвертей часа мы наткнулись на очередной перекресток и еще один глубокий, тихий и грязный водоем.
Мы исследовали еще несколько тропинок с тем же результатом, работая лихорадочно и без должного рассудка, стремясь перебраться на другой берег до наступления ночи; и вскоре мы так основательно заблудились, что нам было бы одинаково трудно снова добраться как до острова, так и до исходной точки. Тропинки были слишком узкими, тростник и трава хлестали нас по лицу, и все они казались совершенно одинаковыми.
Внезапно мы вышли на берег озера примерно в четверти мили от вершины острова. Открытая вода простиралась прямо от нас до белых скал, а дальше – до прорехи в лесу, откуда поднимался дым.
С другой стороны остров выпирал в озеро еще одним крылом, придавая ему еще большее сходство с чудовищем, и мы видели, что это не совсем остров, поскольку между ним и болотом не было открытой воды.
– Пальма! – воскликнул Ларс.
Мы молча смотрели на нее.
Последние лучи солнца, тонущего в болоте, блестели на ней, и вдруг верхушка дерева затрепетала, развернулась и затряслась, переливаясь самыми изысканными цветами. И тут с другого берега озера донесся далекий рев, как из множества глоток.
Он был нестройным, диким, полным бравурного гула и, казалось, навевал картины долговязых фигур и мощных глоток.
– Много же горлопанов там, за холмами, – медленно произнес Железнодорожник. – Хорошо, что у нас много патронов.
Когда он это говорил, то держал руку на горле, и я увидел, что его лицо побелело.
– Жаль, что у нас нет лодки, – сказал Ларс, все еще глядя на пальму. – Мы могли бы добраться до острова за пятнадцать минут и посмотреть, что же там, у пальмы.
– Мы могли бы доплыть до острова вплавь на бревне, если найдем его, – предложил я.
– Нет, нет! – вскричал дон Инносенсио. – В этой мутной воде могут водиться рептилии. Не стоит доверять ей себя.
– Мы не можем провести здесь ночь.
– У последнего водоема, к которому мы пришли, было открытое пространство футов шестьдесят или около того в поперечнике, – сказал Энигма. – Давайте переберемся туда. Мы сможем расположиться посередине.
– В этом весь фокус, – одобрил Железнодорожник. – Я, например, не хочу ни рыскать по этому болоту ночью, ни оставаться здесь, когда трава бьет меня по лицу. Слишком легко всякой твари на нас наброситься.
Таково было единодушное мнение, и мы в мгновение ока оказались на месте.
Круглое, как бычье кольцо, высушенное солнцем до необходимой твердости, оно граничило с небольшим озерцом, которое мы прощупали длинной палкой и обнаружили, что оно бездонное, если судить по нашим измерительным приборам.
Однако камыши и трава вокруг были не такими высокими, и мы могли хорошо видеть остров, когда стояли. Железнодорожник принес флягу с водой из озера. Она была свежей и приятной, несмотря на то, что была теплой и сероватого цвета; не успели мы закончить нашу короткую трапезу, как наступили сумерки.
– Это печальное место, – сказал Ларс. – Грустнее всего в сумерках. Меня очень заинтересовала та пальма. Я не смогу успокоиться, пока не узнаю, что это было.
Он встал и подошел к краю открытого пространства и стоял в дюжине футов от зарослей пилильщика, глядя в сторону острова. В тусклом свете его фигура, вырисовывающаяся на фоне неба, казалась гигантской.
Вдруг из камышей, как вспышка, взметнулась длинная неясная тень и с треском ударила его в бок, отбросив на двадцать футов к краю водоема. Тварь взвилась вверх, казалось, до самого неба, упала всей своей длиной вперед и оказалась на его обмякшей фигуре.
Энигма выстрелил в ту же секунду, а мы с доном Инносенсио последовали за ним, крича друг другу, когда стреляли. Некоторые из наших пуль попали в цель. Я в этом уверен.
