– Вообще выглядит впечатляюще. Сначала ограбив всех сами разбогатеем, а потом станут богатеть все остальные, и в первую очередь пенсионеры, – явно с издевкой сказал Вышегорский.
– Я вас не поняла, – сказала солидная дама. Она так была увлечена своей речью, что не была готова услышать такое от приятного молодого мужчины. – Экономика не консервный нож дилетантов, которые внутри опустошенной банки пытаются найти государственное процветание. Я уверена…
– Извините, вы не могли бы сказать, вот тот господин Холмов?
Получив утвердительный ответ, Вышегорский приблизился к Холмову, стоявшему в кружке мужчин средних лет, которые увлеченно не спорили, но важно говорили о самых банальных вещах: котировках акций, стабилизации экономики, пределах падения рубля по отношению ко всему: к доллару, к авторитету государства, правительства, влиянию оппозиции. Фуршет был в разгаре, поэтому члены спонтанно образовавшегося кружка периодически отходили для деловых разговоров, а чаще для того, чтобы положить на фирменную тарелочку очередную порцию деликатесов. Вышегорский подошел к Холмову как раз в тот момент, когда тот направился, чтобы добавить себе порцию шашлыка из осетра.
– Извините за беспокойство, моя фамилия, вероятно, вам ни о чем не скажет. Но я из института мировой экономики, – сказал Вышегорский, опасаясь, что с господином из менее престижного учреждения Холмов говорить не захочет.
– Очень приятно, но я занят, – сказал Холмов в то время, как с ловкостью опытного циркача подцеплял на вилку очередную порцию так любимого им осетрового шашлыка.
– Безусловно, я не буду вам мешать, но у меня разговор только на одну минуту.
– Хорошо говорите, но только быстро.
Холмов крайне не любил несанкционированные разговоры, а к таким он относил разговоры не через секретаршу, или без проверенной рекомендации, или без руководящей санкции. За долгие годы делания денег он убедился, что всякого рода посредники, мудрствующие советчики ровным счетом ничего хорошего не приносили, а только отнимали время. Экономить время, не разбрасывать его на мелочи приучила его работа в министерстве в должности руководителя ведущего департамента. Он ценил эту должность, как ценит свою жизнь любой уважающий себя здравомыслящий человек. Работа заставляла его придерживаться строгих принципов, от которых он не хотел отступать даже на этом фуршете.
– Я представляю интересы некоторых кругов, которые хотели бы отложить продажу государственного пакета акций компании “Нефтегазиндустрия”, – сказал Вышегорский, внимательно глядя на Холмова и пытаясь угадать его реакцию, чтобы тактически правильно сделать очередной ход.
– А я представляю интересы правительства. Ну и что из этого вытекает? – совершенно невозмутимо сказал Холмов, который уже начал себя ругать, что дал согласие на разговор. “Черт его знает, что он может наговорить за эту минуту”, – подумал он и добавил: – Я даже могу определить, кто вы и кто вас прислал.
– Любопытно?
– Вы опытный адвокат, а прислал вас банк “Миринвестбанк”, поэтому передайте Болдину, что если он недоволен условиями проведения конкурса, то пусть обращается в суд, а не ведет частные разговоры. Предлагаю уважать верховенство права. Или, по меньшей мере, пусть обращается в правительство. Извините, – сказал Холмов, намереваясь отойти от назойливого собеседника.
– Вы совершенно правы, я настоятельно порекомендую обратиться, но не в суд, в Кремль или на Большую Дмитровку, чтобы там показать материалы, касающиеся ваших договоренностей с “Мегабанком”.
– Я ни с кем и ни о чем не договаривался, – все также спокойно и подчеркнуто гордо сказал Холмов, аппетитно пережевывая лоснящийся кусок рыбы, вкус которого он почему-то начинал терять.
Холмов не мог да и не хотел устраивать сцену в присутствии влиятельных гостей. Еще меньше у него было возможностей прервать этот не только неприятный, но и в чем-то даже опасный разговор. Перед Холмовым стоял человек, которого он не мог оттолкнуть, поэтому он смирился с потерей времени и лишь ждал, когда к ним кто-нибудь подойдет и естественным образом, так что получится наилучшим образом сохранить лицо, прервет их разговор.
– Безусловно, я не имею в виду именно вас. Вы лишь выполняли отведенную вам роль, хотя и весьма важную. Но я не имею возможности добиться приема у вашего шефа, и секретарша не соединит нас для телефонного разговора, поэтому я продиктую вам сейчас наши условия.
– Государственный пакет акций должен быть продан в соответствии с правилами проведения торгов.
– И что же произойдет, если все останется на своих местах, – тут Холмов начал терять равновесие, что выразилось в некотором подрагивании тарелочки в его руках и общей суетливости.
– У нас есть документы по поводу вашей совместной сделки с “Восток–сервис” в позапрошлом году. Бюджетные деньги ушли, а по контракту государство ничего не получило. Однако в одной гостеприимной стране, на одной тихой респектабельной улице под номером 1259 обнаружено отнюдь не бедное строение, записанное на ваше имя. При удобном стечении обстоятельств я обязательно покажу вам эти документы и покажу еще ряд, где вы также активно боретесь над улучшением благосостояния российских граждан, т.е. членов вашей семьи. Но уж больно узок круг этих страстных борцов, слишком далеки они от сограждан. А по телевидению постоянно крутят фильмы о славных советских чекистах. К чему бы это?
– Бросьте, только не надо про этих чекистов! Знаем мы этих жуликов, они не лучше других, – раздраженно сказал Холмов, у которого перед глазами стоял ряд цифр, которые пришлось перевести на имя одного генерала, помогавшего провернуть данную сделку.
– Ну зачем же так грустно. Честных людей там еще очень много.
– Вижу, что вы серьезный человек, – сказал Холмов, – поэтому давайте вести деловой разговор. Вы называете мне свои условия. Мы их выполняем.
– Я обозначил наши условия: все делать по правилам или оставьте пакет акций в покое.
– Приятно было с вами познакомиться. Как вы понимаете, лично я данный вопрос решить не могу, поэтому, думаю, что мы еще с вами увидимся.
Собеседники разошлись и как бы это не показалось странным, они оба остались довольны. Вышегорский понял, что противник принял условия игры и в ближайшее время или выполнит условия, или предпримет атакующие действия, на которые можно будет ответить и продиктовать остальные условия. Холмов был доволен тем, что требования звучали от имени группировки Болдина, которая для клана, к которому он себя причислял, не представляла опасность. Он прекрасно понимал, что нефтяное озеро, по поводу которого шел разговор, в следствие чего он без малейшего аппетита сжевал осетровый шашлык, не первое и не последнее, и даже после последней продажи будет тянуться бесконечная вереница судов, правительственных постановлений, решений Государственной Думы, национализаций, деприватизаций и конфискаций. И все это будет идти непрерывно до тех пор, пока не иссохнут нефтяные моря или не затянется подлинная стабилизация экономики, что только и способно, как жирный глянцевый холодец во время веселого застолья, накормить и успокоить всех страждущих.
– Не ожидала, что ты начнешь меня преследовать, – сказала Алла, с которой Вышегорский столкнулся, около одного кружка, обсуждавшего, последний московский скандал вокруг творений известного скульптора. – Только минуту, как расстались с тобой, а тут надо же ты опять здесь.
– Я тебе говорил, что хочу попасть на эту презентацию, – сказал Вышегорский, которого начинал веселить очередной штамп женского поведения, а именно: умение женщин каждую встречу с мужчиной при желании объяснить преследованием, как будто мужчина так и ходит за ней, подбирая наиболее удобный момент для обозначения своего присутствия.
– И много умного услышал?– с нотками пренебрежения сказала Алла.
Вышегорский смотрел на нее и удивлялся устойчивости человеческой психики, того прозрачного материала, из которого с ювелирным изяществом вылеплен человек. Алла в школьные годы обожала всякие украшения и даже один раз пришла в школу с золотыми серьгами, которые учительница потребовала снять. Теперь ее уши оттягивали массивные бриллианты, и весь ее вид, манера держать себя и говорить хорошо дополняли всю композицию вечера.