Гиммлер спросил:
— Прим?
— Да, рейхсфюрер.
— Вы верный член братства СС? Могу я рассчитывать на вашу помощь и осмотрительность?
— Конечно, рейхсфюрер.
— У вас прекрасный послужной список. Мы все гордимся вами.
"Что у этого ублюдка в рукаве?" — подумал Прим.
— Слушайте внимательно, — сказал Гиммлер. — Жизнь нашего фюрера может оказаться в ваших руках.
Прим нежно потрепал пса по шее, когда тот подошел и сел рядом.
— Что мне следует предпринять, рейхсфюрер? — спросил он, когда Гиммлер закончил.
— Наблюдение за участниками совещания. Убежден, совещание — только предлог. Этот генерал Земке кажется мне очень подозрительным, а Роммель явно отсиживается! Позор для офицера.
Не обращая внимания на то, что величайшего героя войны развенчивали самым пошлым образом, Прим остался спокоен:
— Насколько я понимаю, об арестах речь не идет, рейхсфюрер?
— Конечно, нет. Тщательно наблюдайте, заносите в журнал всех, кто прибудет, и, естественно, записывайте все телефонные разговоры маршала, любого другого высшего офицера. Это приказ, Прим.
— Цу бефель, рейхсфюрер, — автоматически ответил Прим.
— Прекрасно. Жду вашего отчета.
Разговор был окончен, но Прим все еще держал трубку в руках. Послышался легкий щелчок. Прим взглянул на дверь, ведущую в приемную, холодно улыбнулся, осторожно положил трубку и на цыпочках пересек комнату, сопровождаемый собакой. Когда он открыл дверь, Райсшлингер клал трубку на рычаг. Он обернулся, и его лицо полностью выдало его вину.
Прим был краток:
— Слушай, ты, мерзкий гаденыш! Если я еще раз поймаю тебя за этим занятием, то с радостью разрешу Карлу сожрать твои яйца.
Пес внимательно смотрел на него, свесив язык набок. Райсшлингер с пепельным лицом пролепетал:
— Я не имел в виду ничего плохого.
— Теперь вы осведомлены о государственной тайне высочайшей важности. — Прим внезапно рявкнул: — Встать смирно, Райсшлингер!
— Цу бефель, штурмбаннфюрер.
— Вы дали клятву защищать вашего фюрера, священную клятву. Повторите ее!
Райсшлингер затараторил:
— Я буду беспрекословно подчиняться фюреру германского рейха и народа Адольфу Гитлеру, Главнокомандующему Вооруженными силами, и буду готов, как смелый солдат, в соответствии с этой клятвой отдать за него свою жизнь.
— Отлично, вот и держи язык за зубами, иначе я застрелю тебя. И помни: поражение есть свидетельство слабости.
Когда он был уже на пороге своего кабинета, Райсшлингер вдруг произнес:
— Я бы хотел напомнить майору об одной вещи…
— О чем же?
— Вы тоже давали клятву.
Макс Прим родился в Гамбурге в 1910-м. Его отец, школьный учитель, был убит на Западном фронте в 1917-м, он был капралом артиллерии. Его мать умерла в 1924-м, оставив ему маленькое наследство, которого едва хватило, чтобы в конце концов поступить в университет в Гейдельберге, где он изучал право.
До 1933-го у него не было работы, хотя он числился хорошим юристом. Нацисты искали способных молодых людей. Прим, как и многие другие, присоединился к ним скорее ради работы, чем по идейным соображениям. Его способности к языкам привели его в СД, разведку СС. Но перед войной ему удалось добиться назначения в действующее подразделение СС. Когда формировался 21-й парашютно-десантный батальон СС, он одним из первых вступил в него, потом служил в Северной Африке и в России. Сталинград доконал его. Там он получил пулю в голову от русского снайпера. И вот теперь он сидел здесь за столом, за много верст от войны, в сказочном замке в красивой сельской местности в Бретани.
Он поднялся наверх в свою комнату, принял душ и переоделся, придирчиво осмотрев себя в зеркале. Только серебряный череп на фуражке говорил о его принадлежности к СС, форму он носил, как у парашютиста-десантника. Не серо-голубую, как в Люфтваффе, а зеленовато-серую, армейскую. Летная блуза, брюки свободного покроя, заправленные в сапоги десантника. Золотая нашивка за ранение, Серебряный крест первой степени и золотой с серебряным значок парашютиста-десантника украшали левую сторону мундира, Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами висел на шее.
— Очень красиво, — сказал он себе под нос. — Ничего общего с пижонством. — Он вышел на лестничную площадку в тот момент, когда Мариза, горничная Анн-Мари, шла мимо, неся в руках стопку полотенец. — Генерал Земке у графини? — спросил он на прекрасном французском.
Она присела в реверансе:
— Я видела, как он вошел в ее комнаты пять минут назад. Они приказали подать кофе.
— Хорошо. Ваша хозяйка возвращается завтра?
— Да, майор. Он кивнул:
— Идите, я вас больше не задерживаю.
Она ушла, и Прим, глубоко вздохнув, начал подниматься по ступенькам, ведущим к спальне графини де Вуанкур.
В Холодной гавани не переставая шел дождь, туман закрыл деревья и Гранчестер-Эбби, придав ему таинственность. Женевьева и Джулия, одетые в желтые дождевики и зюйдвестки, шли в поселок.
— Ничего не стоят эти прогнозы погоды, — сердилась Джулия. — Всегда ошибаются.
— Что будет дальше?
— Бог его знает. Что-нибудь придумают.
Они подошли туда, где была пришвартована "Лили Марлен". Хейр вышел из рулевой рубки и поднялся по трапу на пристань.
— Идете в паб? — спросил он.
— Да, — сказала Джулия, — я должна приготовить ленч.
Хейр улыбнулся Женевьеве:
— Переживания прошлой ночи позади? Ну и хорошо. Я, пожалуй, присоединюсь к вам. Крэйг и Мунро пошли туда недавно вместе с Грантом. Думаю, у них военный совет.
В «Висельнике» они увидели всех троих, сидящими за столом у окна. Мунро поднял глаза:
— А, вот и вы. Мы тут кое-что обсуждаем. Присоединяйтесь.
Крэйг заметил:
— Как вы могли заметить, погода сегодня не очень хороша. Скажите им, Грант.
Молодой пилот повернулся к ним:
— Предполагалось, что сегодня ночью будет луна и сухая погода, идеальные условия. Но прогноз теперь очень плохой. Понимаете, дело не только в видимости. Мы приземляемся на обычном поле. Если оно будет слишком мокрым, то взлететь с него будет невозможно.
— Так что же нам делать? — спросила Женевьева. Вновь заговорил Крэйг: