Сразу за деревней находился холм, странное место, обозначенное на картах как древний форт. Женевьева Треванс очень любила этот холм. С его гребня она могла сидя наблюдать за прибоем, набегавшим на коварные отмели, и только морские птицы были рядом с ней.
Она взобралась туда после завтрака, чтобы нанести прощальный визит. Накануне вечером она спокойно констатировала, что опять здорова, а налеты на Лондон, по сообщениям «Би-би-си», участились. В госпитале, конечно, каждая пара рук на счету.
Стояла чудная мягкая погода, какая бывает только в Северном Корнуолле и нигде больше, небо синее, на море легкие волны. Впервые за несколько месяцев она чувствовала внутренний покой; расслабленная и радостная, она повернулась и поглядела вниз, на деревню. Ее отец работал в саду старого дома приходского священника. Потом она вдруг заметила машину. Во время войны, когда горючее строго ограничено, это означает приезд либо доктора, либо полиции. Но когда машина подъехала ближе, Женевьева с удивлением поняла по ее цвету, что это военный автомобиль.
Машина остановилась у калитки дома священника, и из нее вышел человек в форме. Женевьева сразу побежала вниз. Она видела, как ее отец выпрямился, положил лопату и пошел к калитке. Они обменялись парой слов с человеком в форме, пошли по тропинке и вошли в дом.
Ей понадобилось не больше трех минут, чтобы добраться до подножия холма. Когда она спустилась вниз, парадная дверь открылась, из нее вышел отец и пошел ей навстречу. Они встретились у калитки.
Его лицо было ужасно напряжено, взгляд совершенно остекленевший.
Она взяла его руку:
— В чем дело? Что случилось?
Его глаза остановились на ней на какое-то мгновение, и он отпрянул, как будто испугавшись.
— Анн-Мари, — сказал он хрипло. — Она мертва. Анн-Мари умерла. — Он кинулся мимо нее к церкви. Почти бегом, нелепо прихрамывая, он миновал кладбищенский двор и крыльцо. Тяжелая дубовая дверь закрылась за ним с гулким ударом.
Небо было по-прежнему голубое, грачи громко перекликались на деревьях за церковью. Ничего не изменилось, но все сразу стало другим. Женевьева стояла, словно окоченев. Никаких чувств, пустота.
Сзади послышались чьи-то шаги.
— Мисс Треванс?
Она медленно повернулась. Форма на человеке была американская — расстегнутый плащ, накинутый поверх оливково-зеленого мундира. Майор, несколько орденских планок на груди. Их было удивительно много для такого молодого человека. Фуражка, надетая слегка набекрень, ладно сидела на золотистых волосах, в которых играли красноватые отблески. Гладкое, очень спокойное лицо, глаза холодного серого цвета, как Атлантический океан зимой. Он уже собирался заговорить, но внезапно закрыл рот, как будто онемев.
— Вы, кажется, принесли нам плохие вести, майор? — спросила она.
— Майор Осборн, — он откашлялся. — Крэйг Осборн. Боже, мисс Треванс, мне вдруг показалось, что я вижу привидение.
Она повесила его плащ в гостиной и открыла дверь в кабинет.
— Проходите сюда. Я попрошу экономку приготовить нам чаю. Кофе, боюсь, нет.
— Вы очень добры.
Она заглянула на кухню:
— Приготовьте нам чаю, миссис Трембат. У меня гость. Папа в церкви. Боюсь, мы получили плохие новости.
Экономка отошла от раковины, вытирая руки о фартук: высокая худощавая женщина с сильным лицом, типичная корнуоллка, очень спокойная, с проницательными голубыми глазами.
— Анн-Мари, да?
— Она мертва, — сказала Женевьева тусклым голосом и закрыла дверь.
Когда она вошла в кабинет, Крэйг стоял у камина, разглядывая детский снимок Анн-Мари и Женевьевы.
— Почти нельзя отличить уже тогда, — сказал он. — Это невероятно!
— Вы, кажется, знали мою сестру?
— Да, я встретил ее в 1940-м, в Париже. Я был журналистом, мы стали друзьями. Я знал, что ее отец англичанин, но, честно говоря, она никогда не упоминала о вас. Ни малейшего намека на то, что у нее есть сестра.
Женевьева Треванс ничего не ответила ему. Она села в кресло у камина и спокойно спросила:
— Вы приехали издалека, майор?
— Из Лондона.
— Долгая дорога.
— Но несложная. Почти никакого движения на дорогах теперь.
Последовала неловкая пауза, почти невыносимая, и Женевьева спросила:
— Как умерла моя сестра?
— В авиакатастрофе, — ответил Крэйг.
— Во Франции?
— Да…
— Откуда вы знаете? — удивилась девушка. — Ведь Франция оккупирована.
— У нас свои каналы связи. У людей, на которых я работаю.
— А кто они такие?
Дверь открылась, и вошла миссис Трембат с подносом, который она аккуратно поставила на маленький столик. Кинув быстрый взгляд на Осборна, она вышла из кабинета. Женевьева разлила чай.
— Должен сказать, что вы очень хорошо держитесь, — отметил он.
— А вы только что ухитрились не ответить на мой вопрос, но это неважно. — Она передала ему чашку. — Мы с сестрой никогда не были близки.
— Разве это не странно для близнецов?
— Она уехала жить во Францию в 1935-м, когда умерла мама. Я осталась с отцом. Все очень просто. Теперь давайте начнем с самого начала. Так на кого вы работаете?
— ОСС — Отдел стратегической службы, — ответил он. — Это довольно специфическая организация.
Она заметила странную деталь в его одежде. На правом рукаве была эмблема с изображением крыльев с буквами СФ в середине (позже она узнала, что это означает Специальные формирования), а ниже — крылья английских парашютистов.
— Коммандос?
— Нет. Большую часть времени наши люди вообще не носят форму.
— И вы пытаетесь убедить меня в том, что моя сестра ввязалась в подобные штучки?
Он достал пачку сигарет и предложил ей. Она отрицательно покачала головой.
— Я не курю.
— А мне можно?
— Сколько угодно.
Он закурил, поднялся и подошел к окну.
— Я встретил вашу сестру весной 1940-го. Я работал для журнала «Лайф». Она занимала весьма высокое социальное положение тогда, но это вам известно.
— Да.
Он напряженно глядел в сад.
— Я сделал очерк о замке Вуанкур, который по разным причинам не был опубликован, но это означало, что мне нужно было взять интервью у графини…