Кройдон был окутан густым туманом, шел проливной дождь. Обычно здесь было очень шумно, ведь Кройдон использовался как база потребителей, защищавших Лондон, но, когда Женевьева выглянула из окна того странного металлического сооружения, в которое их поместили по прибытии, она не заметила, чтобы кто-то взлетал или садился. «Лизандр», приземистый безобразный моноплан с высоко поднятыми крыльями, стоял в стороне, на нем копошились два авиамеханика.

Рене сидел около печки и пил чай, и Мунро обратился к Женевьеве, когда дождь в очередной раз ударил в окно:

— Проклятая погода!

— Перспектива не очень обнадеживающая, а? — заметила она.

— Имейте в виду, эта штука может летать в любых условиях. — Он кивнул в сторону «лизандра».

— Вообще-то, он берет пилота и двух пассажиров, но если втиснуть в него всех вас четверых, то он справится и с этим.

Рене принес ей чаю в фарфоровой чашке. Женевьева взяла ее в ладони, чтобы согреться; в этот момент открылась дверь и вошли Крэйг с пилотом. Он был совсем молод, с великолепными усами, в голубой форме Королевских ВВС, теплой куртке и ботинках. В руке он держал планшет с картами, который, войдя, небрежно кинул на стол.

— Лейтенант воздушного флота Грант, — представил его Крэйг.

Лейтенант улыбнулся и взял ее руку.

— Кажется, нас собираются задержать, Грант? — раздражительно спросил Мунро.

— Проблема не в здешней погоде, бригадир. Мы можем взлететь и в гороховом супе, если над ним чисто. Дело в посадке: в Холодной гавани видимость нулевая. Они сообщат нам сразу, как только погода изменится.

— Проклятие! — раздраженно бросил Мунро, открыл дверь и вышел.

— Кажется, его печень работает сегодня с перегрузкой, — заметил Грант, подошел к печке и налил себе кружку чаю.

Крэйг добавил, обращаясь к Женевьеве:

— Вы полетите с Грантом ночью в четверг. Вы в хороших руках, он уже летал по этому маршруту.

— Ну, если это может подсластить пилюлю… — Грант зажал сигарету в уголке рта, не зажигая ее. — Раньше летать приходилось? — спросил он Женевьеву.

— Да, в Париж, до войны.

— Это совсем другое дело, подружка, поверьте мне.

— Вообще-то, мы могли бы пройтись по плану полета на четверг, — сказал Крэйг, — просто чтобы убить время. У вас ведь этот план готов, верно? — обратился он к Гранту.

— Да, — кивнул Грант. — Мы вылетаем из Холодной гавани в одиннадцать тридцать. Расчетное время прибытия — два часа ночи по нашему времени. Я все вам сейчас объясню. — Он развернул карту, и они склонились над ней, следя за карандашом в его руке. — Майор Осборн будет сопровождать нас в полете. В этих самолетах не очень-то много места, но они хорошие «соколята». Никогда не подводят.

— Как вы собираетесь пересекать пролив? — спросил Крэйг.

— Видите ли, некоторые считают более безопасным лететь низко, чтобы уйти от их радаров, но я предпочитаю летать на восьми тысячах футов. Это гораздо ниже высоты полета любых бомбардировщиков, за которыми охотятся эти ночные истребители джерри.[1] — Он был так спокоен, так ужасающе обыденно рассуждал, что Женевьева вдруг почувствовала легкий озноб. — Мы приземлимся на поле примерно в пятнадцати милях от Сен-Мориса. Они высветят нам посадочную полосу велосипедными лампами, что вполне годится, но при хорошей погоде. Пароль: «Шугарнан-тэйр» — морзянкой. Если мы его не услышим, то не будем садиться. Согласны?

Он повернулся к Крэйгу, который утвердительно кивнул головой:

— Вы сейчас главный.

— За последние шесть недель мы потеряли два «лизандра» и «либератор»: летчики сажают самолеты, а джерри уже ждут их там. Мы выяснили, что их цель — захватить всех целехонькими, поэтому они не начинают стрелять до тех пор, пока самолет не попытается снова взлететь. Наши последние инструкции требуют сокращения до минимума цикла «посадка-взлет». Я не беру никого на борт там, поэтому, как только самолет приземлится, я качу самолет в конец поля, вы быстро высаживаете мисс Треванс, и мы сразу же взлетаем. — Он сложил карту и убрал ее в сумку. — Извините, но ничего больше мы, к сожалению, для вас сделать не можем, ведь никто не знает, что ждет нас там внизу, в темноте.

Он подошел к печке и налил себе чаю, а Крэйг сказал:

— Парня, который будет ждать вас на месте, зовут Большой Пьер, он англичанин. Он никогда не видел Анн-Мари, они говорили только по телефону. Он ничего не знает о том, что случилось, так что для него вы — она.

— А начальник станции в Сен-Морисе?

— Анри Дюбуа. Он в таком же положении. Обо всем знают только Рене и еще двое, которые были с ним, когда он нашел ее, но они из горной местности и уже вернулись к себе. Большой Пьер доставит вас к Дюбуа до рассвета. У него чемоданы Анн-Мари. У вас будет достаточно времени, чтобы переодеться, пока Рене проверит машину. Ночной поезд из Парижа прибывает в семь тридцать. В это время года в семь тридцать еще темно. Он останавливается всего на три минуты и тут же отправляется дальше. Никто в деревне не сочтет странным, даже если не увидит вас сходящей с поезда. Эта деревня — оплот Сопротивления в районе.

Он говорил, не глядя на нее, как будто очень спокойно, но его правая щека подергивалась.

— Эй, — обратилась к нему Женевьева, накрыв своей рукой его ладонь. — Не говорите мне, что начинаете за меня беспокоиться…

Крэйг не успел ответить, дверь с грохотом отворилась, и в помещение влетел Мунро.

— Я видел командира базы, — заявил он Гранту. — Он разрешает нам лететь. Если мы не сможем сесть, то нам придется вернуться назад. У вас достаточно топлива?

— Конечно, сэр, — ответил Грант.

— Тогда вылетаем немедленно!

Все завертелось, и Женевьева вдруг поняла, что уже бежит под дождем к «лизандру». Крэйг втиснул ее на заднее сиденье стеклянной кабины, они с Рене взгромоздились перед ней. Мунро последовал за ними и занял сиденье стрелка позади Гранта. Женевьева так старательно пристегивала себя к сиденью, что совершенно не обращала внимания на происходящее. Потом она услышала, как изменился звук мотора; самолет накренился, и они оторвались от земли.