Ее <Ольги. – И. Ю.> замечание, совет, одобрение или неодобрение стали для него неизбежною поверкою: он увидел, что она понимает точно так же, как он, соображает, рассуждает не хуже его <…> Захар обижался такой способностью в своей жене, и многие обижаются, – а Штольц был счастлив!413
Русские мужчины были окончательно дискредитированы.
Писатели фиксировали новые явления, пытались объяснить новый социальный феномен – женское протестное поведение. Они противоречили сами себе, меняли взгляды. Тургенев высмеял нигилисток в образе Евдоксии Кукшиной («Отцы и дети», 1862) и Суханчиковой («Дым», 1868), а затем с пафосом воспел преданную «делу» женщину («Порог», 1871) и сделал главной положительной героиней романа нигилистку Марианну («Новь», 1876). Писемский во «Взбаламученном море» (1863) осудил нигилизм Ю. Захаровской, и этот его роман положил начало серии антинигилистских романов. А в «Людях сороковых годов» (1869) главным положительным героем он сделал «жоржзандиста» П. Вихрова и через него утверждал, что «Жорж Занд дала миру новое Евангелие»:
<…> она представительница и проводница в художественных образах известного учения об эмансипации женщин, которое стоит рядом с учением об ассоциации, о коммунизме и по которому, уж конечно, миру предстоит со временем преобразоваться414.
Таким образом, на страницах литературы шел поиск нового женского идеала и вырабатывались новые социально приемлемые нормы поведения женщин.
Защитники старого уклада предлагали в качестве женского идеала образ самоотверженной матери и жены. У Л. Н. Толстого, который много написал на тему женской эмансипации415, это – Н. Ростова, княгиня М. Болконская («Война и мир», 1863), Долли Облонская («Анна Каренина», 1877). Толстой рассмотрел актуальную для 1860‐х годов тему нигилисток и эмансипированных женщин и высмеял их в комедии «Зараженное семейство» (1863–1864). Его позиция в отношении женщин сводилась к тому, что «женщина тем лучше, чем больше она отбросила личных стремлений для положения себя в материнском призвании»416. Идеалом женщины для него была «Душечка» А. П. Чехова, как воплощение «того высшего и лучшего, что делали, делают и будут делать хорошие женщины»417.
Ф. М. Достоевский пародировал эмансипированных женщин, фиктивный брак («Бесы») и как идеал создал образ Сонечки Мармеладовой («Преступление и наказание»), сильной традиционными женскими качествами – долготерпением, состраданием и мученичеством.
Писатели видели изменения в женщине, выявляли причины этих изменений, но зачастую не могли их принять. Но поскольку мужчина как «деятельная единица» был давно дискредитирован в русской литературе и с ярлыком «лишнего человека» вычеркнут из общественной жизни, то их надежды устремлялись к женщинам. Мимо темы «русской женщины» не прошел ни один маститый писатель, но, как засвидетельствовал А. В. Амфитеатров, «против новых женщин» были все «крупные беллетристы эпохи»418.
Лагерь прогрессистов представил свой бестселлер – роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?» (1863). В читательской традиции он был воспринят как учебник жизни, как идеологическая установка к действию. По утверждению Д. Н. Овсянико-Куликовского, это был публицистический трактат, изложенный в беллетристической форме, который демонстрировал мировоззрение интеллигенции419.
Вера Павловна «представляла женское движение 60‐х годов – в ее стремлениях и предприятиях отразилась тогдашняя постановка вопроса эмансипации женщины»420.
Лопухов и Кирсанов выражали «умственные и общественные интересы разночинной интеллигенции и ту форму протеста, которая в 60‐х годах была наиболее распространена». А именно —
протест <…> бытовой и моральный <…> против устарелых форм быта, семейного и общественного, против традиционной морали, противопоставляя ей новые нравственные понятия421.
Роман Чернышевского «сорвал» бешеный успех, имел длительное влияние на современников. Вопросы положения женщины, образ «новой женщины», вопрос о фиктивном браке, как одном из путей выхода женщины из-под родительской опеки, о новой семье, о новых взаимоотношениях между супругами, о труде женщин и его значении в жизни женщины, о женских трудовых ассоциациях-артелях, основанных на новых, безэксплуатационных началах, – вот круг проблем, которые освещал роман. В критике встречается мнение, что именно с этого романа началась «эпидемия литературных побегов», когда «такая-то оставила или ушла из семьи, прочтя такую-то и такую-то книгу»422.
Н. Г. Чернышевский развил традицию, идущую от Д. И. Писарева, описывая «женский вопрос» в интерпретативной схеме несправедливости и «страдательности» положения женщин, принятия мужчинами на себя ответственности и вины:
женщина играла до сих пор такую ничтожную роль в умственной жизни потому, что господство насилия отнимало у нее и средства к развитию, и мотивы стремиться к развитию423.
До появления романа «Что делать?» конкретного, «своего» дела женщинам не предлагалось. Статьи М. Н. Вернадской были слишком теоретичны и утопичны, они опередили свое время и не были оценены современниками. Но героиня Чернышевского знала выход – это было занятие «неотступным делом». Через это она стала самодостаточной личностью, главным действующим лицом в своей собственной жизни. Пример был предложен вдохновляющий. Что же это было за дело?
Чернышевский рекомендовал через свою героиню всем читающим женщинам заняться практическим образованием, создавать рабочие места для женщин – артели, трудиться в них на благо женщин с более низким социальным статусом, выполнять в их среде роль наставниц. Совершенно достоверно известно, что Н. Г. Чернышевский знал о существовании женских артелей424: он увидел новые формы социальной организации в реальной жизни и описал их, сильно идеализируя.
Вера Павловна стала идеалом для образованных женщин не одного поколения. По мнению современников, роман оказал серьезное влияние на развитие семейно-брачных отношений. Чернышевский предложил вариант решения вопросов семьи, брака и любви. Моральное оправдание фиктивного брака, «равноправность» в отношениях супругов, право женщин на сексуальность, тело, женскую субъективность. В романе утверждались новые нравственные нормы, которые демонстрировали Лопуховы и Кирсановы, то есть русская интеллигенция, и за которые цензор О. А. Пржецлавский квалифицировал роман как «аморальный, отрицающий христианскую идею брака» и проповедующий вместо нее «чистый разврат»425.
Женщины-писательницы также не остались в стороне от животрепещущих дискуссий на женскую тему. Произведения популярной Н. Хвощинской (псевдоним В. Крестовский), Ю. Жадовской и других разрабатывали образ бедной, некрасивой, но внутренне свободной женщины, которая хочет жить своим трудом. Часто это была старая дева, образ которой переосмыслялся усилиями женщин-писательниц. Не определяя себя политически, не поддерживая зачастую идеи женской эмансипации, писательницы в своем творчестве точно отображали русский провинциальный быт с его патриархатными установками в отношении женщин. П. А. Кропоткин писал о творчестве Н. Хвощинской:
