«Дворянский политический крах заставил искать других общественных слоев, куда бы переместить надежды России»144, – констатировал ситуацию А. Амфитеатров. Разночинцы заявили о себе как социальная группа, претендующая на реализацию надежд России.
Их появление отмечено многими политическими и общественными деятелями. Н. А. Бердяев в своих заметках так зафиксировал их появление:
В 60‐е годы в интеллигенцию вошли новые социальные слои, прежде всего семинаристы; дворяне перестали господствовать, и появился более жесткий и более аскетичный душевный тип, более реалистический и активный. Эпигоны идеалистов 40‐х годов, «лишние люди», представляются людьми отошедшего века145.
В. И. Ульянов-Ленин сделал акцент на другом: «Падение крепостного права вызвало появление разночинца как главного, массового деятеля и освободительного движения вообще, и демократической бесцензурной печати в частности»146. Но кто бы ни писал о разночинцах, все сходились на определении ведущей роли новой социальной группы в духовном и социальном развитии российского общества.
Понятие «разночинцы» довольно размыто. В литературе и публицистике XIX века они рассматривались как восходящие по социальной лестнице простолюдины с определенным набором личных черт и моральных качеств147. Под ними понимали и просто образованных людей недворянского сословия и определяли как некую единую социальную группу – «юридически неоформленную категорию населения России XIX века: выходцев из разных сословий, получивших образование»148.
Таким образом, агентом социальных изменений, актором общественной жизни середины XIX века стал разночинец, демократ по убеждениям, человек, вступивший в мир в менее благоприятных условиях, чем дворянин, и имевший другой социальный опыт, вышедший зачастую из низов и хорошо знавший народную жизнь. Определяющими характеристиками этой группы были быстрая социальная мобильность, наличие образования или стремление к нему, потеря связи со своей средой, избавление от родительской опеки, ига патриархальной семьи (разрыв – уход – побег из дома), занятие полезной общественной деятельностью (работа в школах, больницах, в науке, литературе и т. д.).
Позднее на первое место в определении разночинца выступало не его социальное происхождение, а взгляды, политическая позиция, поведение, и тогда в эту категорию зачислялись лица дворянского происхождения – разночинцы по убеждениям. Во второй четверти XIX века развитие самосознания оппозиционных образованных групп породило позитивные образы, которые подразумевали определенный набор ценностей и личных качеств. Разночинец стал символом «правильных воззрений»149. Критическое отношение практически ко всем сторонам российской действительности, непримиримость к социальной несправедливости, представление о долге перед народом, стремление служить ему, ожидание перемен – характерные для разночинной среды умонастроения.
Таким образом, разночинцы – не класс, не сословие, а маргинализированная группа, состоящая из выходцев из различных социальных классов, сословий, социальных групп: дворян, мещан, купечества, духовенства, крестьян. Эти люди, утратившие связь со своей средой, а часто и средства к существованию, аккумулировали недовольство общества, переводя его на язык критики. Критика и ревизия осуществлялись разночинцами в отношении практически всех традиционных ценностей, идеалов, норм и предпочтений всех классов и слоев общества. Возможности этой группы лиц оказались широкими не столько в силу их численности, сколько в силу изменения
ситуативного и окружающего пространств, которые разночинцы занимали и через которые эта категория соприкасалась, в сущности, с любым элементом русского общества150.
Претензии этой группы на влияние оказались реализованными. Под ее влиянием и контролем шел поиск новых идеалов и выработка новой ценностно-нормативной базы. Были пересмотрены морально-нравственные установки, идеалы, ценности общества, модели поведения мужчин и женщин. Определялось новое видение мира. «Все пошло в переборку», – говорили в то время, имея в виду, что все подвергалось критическому переосмыслению, начиная с основ российской государственности, религиозных воззрений, моральных норм и до внешнего облика.
Гендерное измерение сословно-классовой стратификации
Изменения сословно-классовой структуры общества, безусловно, имели и гендерный аспект. Пол выступил дополнительной характеристикой стратификационного процесса. Женщины привилегированных и полупривилегированных сословий, но особенно дворянки, в большинстве своем оказались в более сложном положении, чем мужчины того же сословия, в силу более жестких установок традиционного общества в отношении женщин. Проявление инновационного поведения, востребованного в новых условиях модернизирующегося общества, допускалось и поощрялось лишь со стороны мужчин, но отнюдь не женщин.
Помимо представлений о «правильном» женском поведении, накладывающих запрет на женскую активность в публичной сфере, существовали еще и законодательные ограничения. В середине XIX века они состояли в следующем151:
– женщина до 21 года не имела права на отдельный вид на жительство без разрешения отца или мужа, что существенно ограничивало ее мобильность. При этом муж имел право иска на принудительное возвращение ушедшей от него жены;
– брачное право регулировалось исключительно церковными законами, и потому развод был процедурой сложной и трудоемкой. Причин для законного расторжения брака было мало, а процедура их доказательства была унизительной. Для добровольного развода или разъезда супругов законных оснований не существовало. Хотя в России всегда существовала практика «самовольных» разъездов супругов (без развода) вне зависимости от законодательных разрешений или запретов;
– наследственные права женщин были меньше, чем у мужчин;
– для найма на работу или поступления на учебу женщине требовалось письменное разрешение отца, опекунов или мужа;
– достижение совершеннолетия (в 21 год) не влияло на изменение статуса незамужней женщины – она не могла получить свою долю семейной собственности. Только замужество повышало ее статус и позволяло ей получить свою часть собственности, стать более самостоятельной.
Разорение дворянских гнезд поставило перед женщиной-дворянкой проблему дальнейшего существования и даже выживания. Традиционная стратегия жизни – замужество и переход из дома отца в дом мужа – стала проблематичной. В первую очередь – по причине сохранившихся представлений об идеальном женихе – помещике-латифундисте и отсутствии таковых в реальной жизни. Мужская дворянская молодежь, решая проблемы собственной адаптации в новом пореформенном обществе, в массе своей не спешила обзаводиться семьями. Замужество и выполнение функций и ролей жены – матери – хозяйки в другой, чуждой социальной среде, скажем купеческой или мещанской, также влекло за собой ряд психологических проблем и оценивалось в общественном мнении как мезальянс.
По мнению Е. Некрасовой – женщины-врача первого выпуска Женских медицинских курсов в Санкт-Петербурге, прошедшей непростой путь адаптации в новой экономической и политической ситуации, – именно экономические причины подвигли русских женщин на деятельное отношение к своей судьбе. Она писала:
Экономические условия русской жизни и общественный переворот, совершившийся 19 февраля 1861 года, вызвали и женщину на борьбу за существование, потребовали и от нее непременного участия в труде. Вынужденная силой необходимости, а не модой – как казалось тогда многим, – она заявила свою готовность к приобретению одинаковых с мужчиною прав на знание и труд, заявила потребность высшего образования152.
