Боязнь конкуренции играет большую роль при ограничении прав женщин на труд <…> нигде и никогда женщину не устраняли от труднейших и неприятнейших занятий, разве там, где речь идет о высших и прибыльнейших отраслях труда, там никогда не забывали поставить пограничные столбы, сообразуясь будто бы с нежной комплекцией и стыдливостью387.
<…> при распределении труда между мужчиной и женщиной ясно и рельефно выступают два принципа – умственный и выгодный труд для мужчин, механический и дурно оплачиваемый – для женщин. В отношении низших классов имеет силу следующее правило: чем тяжелее работа, тем лучше для женщины388.
Автор обзора считал, что женщины должны иметь право на получение высшего образования, потому что каждый человек имеет право на индивидуальную свободу и право заниматься тем делом, которое соответствует его склонностям389. Эта мысль была популярной в женской прессе и являлась важной составляющей ее дискурса.
Таким образом, экономические вопросы стали важной составляющей консервативного дискурса. Развиваясь в парадигме общелиберальной идеи справедливости, консервативный дискурс апеллировал к «природным» возможностям женщин. Внимание уводилось от темы низкой оплаты женского труда, недоступности для женщин высокопрофессионального труда. Стрелка переводилась на тему «оскорбления» природы женщин «низкой» темой денег.
Отдельную группу противников эмансипации, понимаемой в те годы как реализация женщинами права на образование и труд, составляли врачи. Врачей – противников женской эмансипации – беспокоил вопрос конкуренции. Отсюда проистекал их протест против высшего женского медицинского образования. Медицинский инспектор Министерства внутренних дел г-н Мамонов выпустил в начале 1880‐х годов брошюру против женского медицинского образования как ответ профессору П. П. Сущинскому390 – стороннику последнего. Доктор К. К. Толстой в 1889 году в «Вестнике общественной гигиены, судебной и практической медицины» протестовал против женского профессионального вторжения в медицину391.
Появлялись популярные издания под громкими и шокирующими названиями. Например, «Опасные стороны полной женской эмансипации. Очерк по женскому вопросу» (М., 1893), составленный Аделью Крепанец, в котором претензии женщин на медицинское образование также осуждались, а университетское начальство предостерегалось от «рискованного шага», вздумай они открыть «женщинам доступ к медицинскому образованию». От имени женщины автор призывала женщин не сворачивать с истинного пути и следовать традиционной жизненной стратегии: «Мы, женщины, должны стремиться к прекраснейшему и возвышеннейшему призванию супруги и матери и стараться других побуждать к этому стремлению». И тем самым решить «женский вопрос»392.
Приверженцы идеи удержания женщин в «семейном начале» пополнялись и за счет писателей – Н. С. Лескова, В. П. Клюшникова, Вс. Крестовского, Болеслава Марковича, В. П. Авенариуса, публицистов – П. П. Цитовича, А. А. Дьякова (Незлобина), В. П. Мещерского, В. П. Буренина. Двадцатипятилетней литературно-государственной борьбой с женским умом назвал это противостояние А. В. Амфитеатров.
Общество должно «свято хранить женский идеал» – вот суть охранительной позиции и консервативного дискурса. Женский идеал, модели женственности таким образом стали квинтэссенцией «женского вопроса», предметом и ареной противоборства. Л. Н. Толстой писал:
Идеальная женщина, по мне, будет та, которая, усвоив высшее миросозерцание того времени, в котором она живет, отдается своему женскому, непреодолимо вложенному в нее призванию – родит, выкормит и воспитает наибольшее количество детей, способных работать для людей по усвоенному ею миросозерцанию. Для того чтобы усвоить себе высшее миросозерцание, мне кажется, нет надобности посещать курсы393.
Роль литературы как признанной базы самоидентификации личности в дискуссии по «женскому вопросу» возрастала.
Общими чертами консервативного дискурса были непризнание инокультурного влияния, насаждение антииндивидуализма женщины, патриархатной идентичности (включающей в себя позицию слабости, подчиненности, жертвенности), защита иерархичности и авторитарности российского общества, поддержание приоритета обычая над законом и в целом защита существующего социального порядка, которому явно и неоднозначно угрожала активность женщин в публичной сфере и последующие затем изменения традиционной полоролевой структуры.
Мнение С. С. Шашкова, писавшего в 1871 году, что «мало приготовлены мужчины к неминуемому освобождению женщин, если уж гениальнейший и честнейший из современных мыслителей Прудон и даровитейший из этнографов Риль братски лобзаются с Тит Титычем Брусковым, пропагандируя идеи „Домостроя“»394, оказалось верным.
Женская оценка консервативных сил, озвученная позднее на страницах Первого женского календаря, представляется лаконичной и четкой: «Оппозиция находит себе поддержку только в традициях прошлых веков и собственном эгоизме»395.
Усилия женщин, направленные на получение общественного признания как юридически полноправной, профессионально состоявшейся, экономически независимой личности и субъекта социальных изменений, вступали в конфликт с политикой мужчин за сохранение своих доминирующих позиций в экономике и культуре, в различных социальных институтах. Это было начало процесса серьезных изменений в отношениях между полами. Женщины вынуждены были деконструировать свой образ и переконструировать его, с тем чтобы из объекта социальных изменений превратиться в субъект этих изменений. Под влиянием этого процесса мужчины вынуждены были пересмотреть свои взгляды на женщин и самих себя, как и женщины пересмотрели свои взгляды в отношении мужчин и себя самих.
Таким образом, в первые пореформенные годы «женская» тема стала злободневной общественной проблемой.
О «женском вопросе» читали лекции, издавали книги, историки осмысляли исторический путь русской женщины (труды Ф. И. Буслаева, Н. С. Тихонравова, Д. И. Иловайского и др.). Ученые, беллетристы, журналисты, публицисты, общественные деятели приняли участие в дискуссии, разросшейся до масштаба общенациональной, которая не затихала вплоть до 1880‐х годов, чему свидетель П. А. Бакунин: «<…> за последнее время над нами пронесся, прошумел, назойливо еще продолжает шуметь так называемый женский вопрос»396.
Основные дебатируемые темы звучали следующим образом:
1. Каким должно быть воспитание и образование женщин и в чем оно должно отличаться от воспитания и образования мужчин?
2. Имеют ли женщины право на высшее образование?
3. Имеют ли женщины право на мужской труд в общественном производстве?
4. Какие сферы мужской деятельности доступны женщине?
5. Какова социальная роль женщины в обществе?
Дискуссия помогла женщинам определиться в своих предпочтениях и «вооружиться готовыми лозунгами для дальнейшей целеустремленной деятельности»397. В конце 1870‐х годов дискуссия пошла на спад. Но по-прежнему женская проблематика на страницах печати оставалась популярной и ответы на поднятые вопросы оформлялись в одну из трех политических позиций в «женском вопросе» – радикальную, либеральную или консервативную.
Самоидентификация и обретение субъектности обоих полов проходило в значительной степени под воздействием и контролем литературы.
