«Ничего. Кажется, выжил. Может быть, еще поживу немного»
А если нет?
А нет, так нет.
А на нет и суда нет.
Никакого суда нет.
Или другой будет суд.
Стихи на полях:
Может быть, мы все-таки
Нужны Богу всякие…
КАПЛИ И КАМНИ
«Да, – сказал Жан-Жак Руссо, -
Ланьсе было каласо…»
Мария Козлова
А как хорошо все начиналось!
И осень была теплая…
А потом у нас сгорел курятник.
Действительно, хорошо начиналось. Правда, шли иногда дожди, и даже снег уже был и растаял, но настоящего холода еще не случалось.
А потом у нас сгорел курятник. Вместе с курами. Куриц было много. Едва не сто. Курятник был большой, кирпичный, с большой деревянной пристройкой, в которой и начало гореть.
Еще в августе я с товарищами колол и носил туда дрова для печки. На зиму. Дров было много. И когда в пожаре почти все уже сгорело, в том месте, где мы сложили наши дрова, стоял большой плотный огонь. Даже издали видно было, какой там жар.
А еще вместе с курицами в курятнике сгорел щенок.
Там их было много, весь помет.
Наша большая старая сука Арма ощенилась, и когда щенки чуть подросли, Игорь, заведовавший курятником, всех их собрал туда, в пристройку, ни одного не позволил утопить, он очень любил собак и вообще всякое зверье.
Но вот случился пожар, все собачонки выбрались, а один сгорел.
Страшно, но мне тогда не очень жалко было щенка, до того я успел устать от жизни и очерствел душой. Сразу, когда сказали, что щенок сгорел, больно кольнуло, конечно (просто себя на месте погибающего в огне щенка представил: я маленький, беспомощный, ничего не понимаю, а кругом огонь, и ничего сделать нельзя). А потом я больше переживал за Игоря: вдруг у него будут неприятности из-за электрического или печного небрежения, от которого загорелось.
Обаче, обошлось.
Почему обошлось, понятно. Монастырские люди бывают умны. Все поняли: раз сгорело, так и должно было быть. Не нарочно же поджигали.
Кто-то, может быть, сказал даже: «Бог посетил». Или подумал.
А как хорошо все начиналось! –
Так любил говорить послушник Евгений («схиархипослушник», как он сам себя называл), человек большого роста и толстый, с глубоким громким голосом.
– А как хорошо все начиналось! – говорил он, на двух костылях медленно спускаясь по узкой лестнице желтого корпуса, – Еще два месяца назад с палками только ходил, а теперь вот и на двух костылях кое-как. А как хорошо все начиналось!..
Еще он придумал свою какую-то особенную, грамматически сложно, вернее, непривычно устроенную молитву и очень любил всех, кто еще не знал его и готов был слушать, этой молитве научать.
Похоже, иногда он мыслил себя «старцем». А в остальном, неплохой человек.
Из Боровского монастыря его в конце концов все-таки выгнали, хоть и долго пытались терпеть его своеобразия и бороться. «Спасать». Свято-Пафнутьев Боровский был не первый монастырь, из которого его удаляли, потому и – «схиархипослушник».
И вот однажды он вернулся. На Пасху. Просто приехал в гости.
Он сидел на лавке с плотником Евгением.
– Ого! Не каждый день такое увидишь: два Евгения рядом.
– А вот и нет, – сказали мне, – Евгений только один.
А бывший схиархипослушник был теперь (он так сказал) схимонах Петр.
Честно говоря, я удивился, что это за монастырь такой, где так легко и быстро постригают, и тем более в схиму. Да и одет он был «в гражданское».
Однако, как бы то ни было, передвигался он теперь совершенно самостоятельно и довольно-таки легко – и с одной только палкой.
А как хорошо все начиналось!
«А потом князь Курбский убежал в Ливию…»
(Это, кажется, на экзамене по истории.)
А как хорошо все начиналось!
Капля, говорили, камень точит…
Но это дело нескорое. А вот сами они, падая на камень, рассыпаются, вдребезги…
А как хорошо все начиналось!
Давно это было. Лето. Свет и тепло. Березы. Елки. Трава.
Свято-Введенский женский монастырь на острове. В городе Покров Владимирской области. Накануне Петра и Февронии Муромских.
И настоятельницу зовут Феврония.
Я в первый раз в жизни приехал тогда в монастырь. Бывал, конечно, «на экскурсии», а «по-настоящему» в первый раз.
Приехал на три недели. «Потрудиться». И «для душевной пользы». А, может быть, и из любопытства тоже. И даже, может быть, главным образом, именно из любопытства. И образ жизни ненадолго переменить. А главное – «Так благословили». Тогда это было значимо.
Мы, так называемые «трудники», курим на лавочке (Где разрешалось).
Много курим и очень много говорим. Мне здесь все еще такое новое…
«Трудник» Слава очень худой и высокого роста. Я поневоле смотрю на него снизу вверх. И не только из-за роста.
– Это у тебя, – спрашивает он, – первый монастырь?
– Первый… А у тебя не первый?!
Слава только покачал головой.
– Второй?.. Нет?.. А какой?
Слава только иронически качал головой и смотрел на меня сверху вниз. Поневоле. Из-за высокого роста. А я трепетал от уважения.
Сколько ж, думал я, человек монастырей восстановил…
Позже я бы по-другому подумал: Эх, из скольких же уже монастырей тебя, беднягу бездомного, за пьянство выгнали…
А теперь я б уже и ничего не подумал. А что тут думать? Думай – не думай, ничего не придумаешь. Судьба такая. Путь. И не у одного только Вячеслава.
Жив ли он теперь? Хотелось бы.
А как хорошо все начиналось!
Раньше, еще до 17-го года, в монастыри тоже приезжали «трудники» (случалось, даже по морю приплывали – на Соловки).
Тогда, 100 лет назад, эти «трудники» разделялись (условно) на две категории: приезжали или «по усердию», или «по обещанию».
Большую часть теперешних «трудников» тоже можно разделить, хотя и условно, конечно, на два разряда: кому некуда пойти (БОМЖ’и, бездомные и т.п., просто не знающие пока, как дальше жить – страна-то у нас, как сказал пролетарский поэт, «для счастья мало оборудована», и число людей, теми или иными обстоятельствами выброшенных из условно-нормальной жизни не поддается никакому учету) и те, которые от кого-то или от чего-то прячутся, на современном околомонастырском языке – «шифруются». Тоже – «область неблагополучия». Или то и другое одновременно.
Но не все, конечно. И «по усердию» бывают, и «по обещанию», и «по благословению», и «за послушание». Некоторых родные в надежде исправления (исцеления, перевоспитания) отправляют в монастырь, других приходские батюшки благословляют. И «взыскующие» бывают, и «ищущие»… И верующие, и всякие… И те, кто в семинарию собирается, и рекомендация нужна, и те, кто монахом хочет быть, или просто в монастырскую братию (это, кстати, не совсем одно и тоже)… И в разных монастырях бывает по-разному, и в разное время по-разному…
Но первые две категории, хоть и не всегда, но очень часто, главные. Случается, спустя некоторое время кто-то из этих людей получают подрясник, а иные становятся даже монахами…
Но что бы там с кем дальше ни было, дай, Бог, здоровья и всякой радости настоятелям, наместникам и экономам тех монастырей, где принимают в «трудники» всех приходящих без разбора чина, звания и возраста, всех болящих, заблудших, трудных, белых, черных, чистых, грязных… Лишь бы минимально соблюдали (или старались) общепринятые нормы человеческого общения (друг друга не убивали)…
Не всем, конечно, но очень многим это самое монастырское «трудничество» очень помогло в жизни… Многих монастыри просто спасают. И от физической погибели даже… Не всех, конечно, но многих…
