А один мой приятель (учились вместе) хвастал: «Как же… Я вот подрабатываю (все в этой самой библиотеке, которая сгорела) … Мне дают статью, я коротко пересказываю, и все… Если иностранные слова или названия надо впечатать, вставлю в другую машинку, с латинским шрифтом… У меня с латинским шрифтом машинка хорошая, маленькая такая… Когда отец в 68-ом году в Чехословакии в командировке был, они там типографию разгромили, и ему оттуда машинку подарили…
Как же хорошо все начиналось! И работы в еще не сгоревшей тогда по общественным наукам библиотеке для меня не находилось, и даже машинки такой у меня не было… Из разгромленной Чехословацкой типографии… Слава Богу…
А как хорошо все начиналось!
А теперь?
А теперь он с бутылкой в руке и с собакой на поводке.
Но в бутылке Ессентуки, а собака – болонка…
А когда-то был дог ростом с теленка…
А как хорошо все начиналось!
Только давно это было. Ученый философ и библиотекарь Федоров не очень любил называться ученым, понимал, как это нехорошо… По самому своему положению ученые не обязаны, говорил он, иметь ни сердца, ни воли…
А как хорошо все начиналось!
А теперь никакого покоя… Никуда не спрятаться. Всюду эти «колхозники»! То один придет, то другой. Всем что-то надо. Мешают про Общее Дело читать…
А как хорошо все начиналось!
Только французы говорят: Si la jeunnesse savait, si la vieuesse pouvait… Если бы молодость знала, если бы старость могла… Дураки французы! Ведь если бы «молодость знала», кто, скажите, пожалуйста, дожил бы до старости?
А как хорошо все начиналось!
… Опять то же самое… Начиналось, начиналось, начиналось…А что делать? Надо же хотя б за что-то держаться, а то я совсем упаду… Хорошо уже и то, что хорошо начиналось…
А как хорошо все начиналось!
Помнить бы еще это самое. Это странное, очевидное и невероятное: «Не судите!..»
5
А как хорошо все начиналось!
А потом стали привыкать.
К хорошему. И привыкли. Нехорошего захотелось.
А как хорошо все начиналось!
… Раньше людей делали из стекла. Они были хрупкие и прозрачные.
Каждый, конечно, со своим коэффициентом преломления, загрязнения, закопченности, окрашенности и закрашенности.
Теперь технологии разнообразнее. Для изготовления и производства людей все чаще применяется пластик, эластомеры, железо (гвозди, конечно), композитные материалы, а так же, разумеется, различное вторсырье…
А как хорошо все начиналось!
…А разве теперь плохо! Женщина в сарафане: лицо вульгарное и глупое до умопомрачительности… Возможно ли мне не влюбиться? Но ведь и другая тоже… И глупая, и вульгарная… И сердце мое волнуется, и я влюбляюсь…
А как хорошо все начиналось!
А теперь я справедливости хочу… Устал от несправедливости…Ах, как я справедливости хочу! Но это, конечно, только до тех пор, пока она не настала, пока она не настигла… А если она вдруг настанет (Избави, Господи!), мне ее в лучшем случае совсем не захочется… Мне тогда совсем не до нее будет…
А как хорошо все начиналось!
Помню, давным-давно я в троллейбусе ехал. Была зима. И поэтому все в троллейбусе были неуклюже одеты… Изо ртов шел пар. Водитель объявлял остановки… И маленький мальчик, услышав название, у бабушки спрашивает: «А Никитские ворота – это в честь Никиты Сергеевича?»
А как хорошо все начиналось!
А теперь… А теперь даже днем, даже на работе приходится иногда притворяться спящим. Чтобы не разговаривать и на вопросы не отвечать…
А как хорошо все начиналось!
И не очень много вроде голов оторвали, а какая хорошая картинка получилась. У художника Верещагина. Называется «Апофеоз войны». Только, кажется, никто, к сожалению, не рассмотрел пока…
А как хорошо все начиналось!
А потом таракан, как у Достоевского в романе «Бесы» сказано, попался в стакан…
А как хорошо все начиналось!
Лет десять назад я на электродном заводе работал. Было пыльно и скучно. Но сколько всякой наивности было и надежд… И многое казалось еще таким смешным и ненастоящим… Я еще и стишки сочинял. Глуповатые, чтоб не сказать хуже:
С их Запором под нашим забором,
Что хотят чужестранцы творят:
Запорожец стреляет мотором,
Из глушителя искры летят.
Мы пошлем им в ответ Made in Russsia,
Мы настигнем их ночью и днем:
Чужестранцы стреляют по нашим,
Мы ударим фронтальным огнем.
Мы сметем их в геройской атаке,
Мы рванем на ним, как на пожар…
Запорожец сверкает во мраке
Озверевшими лампами фар.
Мы покроем их вечным позором.
Натерпелись. Пора. Перебор.
Нам не нужен за нашим забором
Ихний шумный и дымный мотор.
И никто нам на свете не нужен…
Но любви и добру вопреки
Загородки внутри и снаружи
Разрастаются, как сорняки.
Эта крайность с погибелью схожа.
Отвратительно грустный сюжет:
Ведь не только чужой «Запорожец»:
Все и вся за оградой уже.
Огорожено, краше не надо,
Этой дряни не видно конца:
Турникеты, заборы, ограды,
Разрывают на части сердца.
И не все пережили разлуку…
И если б знал, что теперь все это так несмешно вспомнится и отзовется…
А если б знал, что б я сделал? Ничего бы не смог… Только, может быть, от сочинения безответственных стишков воздержался бы…
Электричка. Рельсы. Мост. Проспект. Электродный завод. Проходная…
А как хорошо все начиналось!
Браки, говорили, заключаются на небесах…
А сегодня (услышал нечаянно) девушка подругам говорит: «Ну, нет! Знакомиться надо только в монастырях…»
Жадноватого вида и некрасивая…
… Однако, знакомиться они предполагают не всеми подряд, а только с «условно-благополучными», а таких в монастырях, как правило, не большинство, так что часто подолгу приходится бедным ждать своего счастья… А если еще учесть что у многих «условно-благополучных» другое на уме или другие на уме…
А как хорошо все начиналось!
… Только наивно думать, что когда-нибудь кому-нибудь легче было …
А как хорошо все начиналось!
А теперь вот я, как глупый попугай, повторяю: А как хорошо все начиналось!.. А как хорошо все начиналось!..
И буду повторять!.. Потому что – правда… И забывать нельзя. Неблагодарно.
А как хорошо все начиналось!
Дяде Лене повезло. Ему выбило глаз.
В самом первом бою. В 41-ом году. И пуля так удачно попала, что только выбила глаз и прошла навылет, расколов кость, но ничего больше жизненно-важного не задев.
Благодаря этому он, может быть, и остался в живых. Он был пулеметчик.
И после ранения до конца войны благополучно провоевал он с одним глазом в качестве военного фотографа.
Ездил со своей техникой по частям и делал бойцам и командирам снимки на документы и просто так, для себя, то есть, в основном, конечно, для посылки родным.
Он и после войн остался фотографом, поступил в этой должности в Горный институт, где и проработал долгие годы. Зачем-то заодно годам к сорока пяти заочно его и окончил.
