Весной 1440 г. «Жанна» направилась в Париж, надеясь облегчить кошельки доверчивых жителей столицы. Но там её уже ожидали. Духовная верхушка хорошо помнила проверку в Пуатье и процесс осуждения, вследствие чего не могла обмануться в личности дамы д'Армуаз. При этом, по-видимому, имелись и достаточно четкие инструкции от королевского совета. Для самозванки наступили печальные дни. Ее перехватили по дороге и препроводили прямо в парламент. Она была допрошена, разоблачена и выставлена у позорного столба С этого момента сведения о «Жанне» Армуаз (подлинное имя было Клод) исчезают со страниц истории. Так выглядела прелюдия «воскрешения» Жанны д'Арк. Характерно, что деятельность других самозванок обнаружившихся в ходе оправдательного процесса и после него, была пресечена довольно быстро; теперь они были не только бесполезными, но прямо вредили планам двора и церкви.

Вопрос о пересмотре дела Орлеанской девы впервые был поставлен открыто в феврале 1450 г., вскоре после освобождения Руана, за три года до окончания войны. Карл VII поручил доктору Парижского университета Гийому Буйе провести предварительное расследование обстоятельств руанского процесса. Дело это затрагивало престиж короля. Овладев наконец почти всей Францией, Карл VII не желал, чтобы думали, будто корону ему дала ведьма и еретичка. Нужно было установить, что все шло от Бога, а не от дьявола. Это можно было сделать, лишь ревизовав предыдущий процесс и доказав его несостоятельность. Однако, несмотря на то что начиная с этого времени король и его советники ни на момент не выпускали дела Жанны из поля зрения, прошло шесть лет, прежде чем удалось довести его до конца. С самого начала возникли юридические трудности. Поскольку Дева была осуждена церковью, расследование Буйе как представителя светской власти являлось неправомочным. Тогда решили обратиться к папской курии.

В апреле 1452 г. папский легат кардинал д’Эстутвиль начал наконец официальное расследование. Вместе с главным инквизитором он допросил шестнадцать свидетелей, из которых пятеро — участники процесса осуждения — уже допрашивались Буйе. Затем легат передал собранные материалы двум экспертам — знатокам канонического права. Юристы не замедлили ответить внушительными записками, в которых, критикуя руанский процесс с правовой точки зрения и по существу, отметили все его сомнительные моменты, а также то, что оправдывало поведение подсудимой. В целом, хотя и не формулируя окончательных выводов, они показали полную несостоятельность процесса осуждения.

Одновременно сонм церковных авторитетов поднялся на защиту Орлеанской девы как во Франции, так и вне ее. Начался второй тур славословий. Подобно тому как это имело место в 1429 г., появилось несметное множество различных сочинений, авторы которых — богословы и юристы — весьма рьяно доказывали необходимость оправдания Жанны. И вот что примечательно: в этом хоре громче всего звучали голоса тех, кто раньше усерднее других подпевал англичанам и кто должен был бы в первую очередь отвечать за смерть героини!..

В 1453 г. окончилась Столетняя война. И сбылось предсказание Жанны, некогда брошенное неправедным судьям:

— Все англичане будут изгнаны из Франции, за исключением тех, которые найдут здесь смерть!..

А между тем апостолической санкции на открытие нового процесса все еще не было. Только через два года после окончания войны новый папа Каликст III издал указ, назначавший архиепископа Реймского и епископов Парижа и Кутанси верховными комиссарами по пересмотру руанского приговора.

И опять, в четвертый раз, собрались богословы и юристы, чтобы определить (на этот раз посмертно) судьбу скромной крестьянки из Лотарингии. 7 ноября 1455 г. новый трибунал приступил к работе. Так же, как двадцать четыре года назад, суетились судьи и ассистенты, так же рассылали уполномоченных для опроса свидетелей в места, где жила и действовала Жанна. Но теперь все это делалось с обратной целью: искали не дьявола, а ангелов, не колдовство и ересь, а небесное Откровение и Божье предопределение. Именно поэтому оправдательном процессе на первое место вышло все то, что когда-то епископ Кошон старательно отодвигал в тень. Перед членами нового трибунала прошли десятки лиц, знавших Жанну в различные периоды ее жизни рассказавших о ее необыкновенных качествах. Однако при этом следователи намеренно обошли целый период в жизни Жанны — от коронации до пленения девушки под Компьенем, поскольку именно тогда коренным образом изменилось отношение двора и церкви к ней, а об этом не хотели вспоминать. И еще одно. Новый трибунал не имел подсудимого. Дело формально возбудила мать Жанны, главным истцом в день объявления приговора выступил брат казненной, а вот ответчиков не оказалось. Это было естественно: не могла же церковь супить самое себя! Всю вину переложили на тех, с кого уже нечего было взять: на покойных Кошона, Эстиве и других. Что же касается живых, то в большинстве их даже не потревожили допросом. А некоторые из участников прошлого процесса, в свое время осудившие Жанну, теперь выступали чуть ли не как благодетели казненной.

В мае 1456 г. следствие было закончено. Верховные комиссары объявили день вынесения нового приговора. Этим днем стало 7 июня. В назначенный час в том же самом зале, где заседал когда-то трибунал Кошона, собрались члены нового суда во главе с новым архиепископом Реймским. Он огласил новый приговор.

Перечислив злоупотребления, имевшие место в прошлом процессе, он заключил: «...мы отменяем, кассируем и аннулируем прежние приговоры и лишаем их силы. И мы объявляем названную Жанну и ее родных очищенными от пятна бесчестья».

Так четверть века спустя после своей гибели была оправдана крестьянка Жанна, спасительница Франции. Но на этом ее посмертные приключения отнюдь не кончились.

Еще не просохли чернила на приговоре оправдательного трибунала, как начали складываться предпосылки для нового разбирательства только что закрытого дела. Процесс оправдания мог удовлетворить современников и потомков не больше, чем процесс осуждения. Обвиняя (и вполне обоснованно) суд 1431 г. в грубом попрании фактов, в преднамеренной лжи и клевете, судьи 1456 г. сами не проявили должной скрупулезности и любви к истине. Чтобы выяснить подлинную правду, нужен был еще один процесс, тщательно подготовленный и нелицеприятный; им мог стать только суд истории. Много препятствий оказалось на его пути. И главное из них состояло в том, что католическая церковь, некогда посылавшая проклятия в адрес «колдуньи и еретички», теперь монополизировала память о ней. Шли века. Гуманизм подготовил Реформацию, Реформация уступила дорогу Просвещению. А католические богословы и эрудиты так же цепко держали свою добычу и не собирались с ней расставаться. Это вызывало естественное противодействие, но шло оно зачастую по ложному пути. Достаточно вспомнить Вольтера с его «Орлеанской девственницей». Властитель дум XVIII века, борясь против «гадины», как он величал католическую церковь, использовал эпопею Жанны, чтобы зло высмеять мракобесие, тупость, жадность и развращенность католического духовенства. Но вольно или невольно писатель вместе с грязной водой выплеснул и ребенка: чистую и бескорыстную героиню, замученную инквизиторами, он превратил в глупую, развратную девку, не гнушавшуюся порочными связями с солдатами и полководцами обеих враждующих армий. Справедливость требует заметить, что Вольтер пытался отказаться от «Орлеанской девственницы» и в своем «Философском словаре» нашел для героини уважительные слова. Тем не менее негативная оценка образа Жанны, связанная с отношением к ней католической церкви, была характерна для просветительного движения в целом. Не лучше отнеслись к Деве и французские революционеры конца XVIII в.: после провозглашения республики, когда подверглись уничтожению статуи бывших королей, во многих местах не пощадили и изображений Жанны, а в Орлеане прекратили ежегодные праздники в ее честь, видя в ней только «орудие фанатизма» и «приспешницу деспота». Наполеон восстановил Орлеанский праздник и не скупился на хвалебные отзывы о Жанне-воительнице из чисто утилитарных соображений: первому консулу, а затем императору хотелось, чтобы в освободительнице Франции видели его патронессу. Реставрация, вернув католическую церковь, вернула и Деву, вновь утвердившуюся на алтарях, и в течение всего XIX в. прежний односторонний подход к оценке ее личности оставался помехой для историков, пытавшихся разобраться в сути дела. В то время лишь немногие из них, как Ж. Кишера, первый издатель процессуальных документов, или А. Мартен, автор монографии о Жанне, отважились выступить с частичными разоблачениями правительства Карла VII и церкви. Только в начале XX в. вышла книга, явившаяся самым сильным антицерковным выпадом в историографическом процессе Орлеанской девы.