— Дело Соловья-разбойника живёт, — скептически пробормотал Кузя. — Сразу его — или сперва пообщаемся?

— Да уж давай расспросим.

Я вышел из машины и огляделся. Сразу за шлагбаумом дорога разделялась на три ветки. На перекрёстке виднелся тройной указатель: «Радогость 3 км» (со стрелкой направо), «Стлище 5 км» (налево), «Засечин 1 км» (прямо). Сразу под перекрёстком кто-то поставил здоровенный плоский камень с выбитым в нём довольно глумливым обещанием:

'Направо поехать — коня потерять.

Налево поехать — себя потерять.

Прямо ехать — и коня потерять, и самому живу не бывать!'

Косой сплюнул и ветер руки о штаны, встал, одёрнул жилетку:

— Куда путь держите, добры молодцы?

— А твоё какое дело? — не вдаваясь в эпитеты, ответил я.

— Ты бы повежливей, дядя. Мы тут и не таких видали. Дело моё важное — мзду за проезд собирать и камушек людишкам показывать, чтоб не говорили потом, что их не предупреждали, — разбойничек ухмыльнулся и кивнул за плечо. — Так что доставай кошелёк, дядя. Пошлина за въезд — сотка с рыла.

— Фига вы дерёте! — присвистнул Кузьма.

— А ты как хотел? Тут серьёзные люди важные дела решают. Внутри зоны оплата по прейскуранту. И не думай, что я один тут сижу…

Я слегка кивнул, и Кузьма тенью скользнул к бандиту, ухватив его за горло. Плотно, но не смертельно. Пока.

Со всех сторон послышался грохот, нечто мелкое, словно горох, со страшной силой впечатывалось в поставленный Кузьмой купол. Вот оно, значит, какое — современное оружие. Воздух загудел… а потом ответкой шарахнуло несколько молний — в примерном направлении выстрелов. В лесу заорали, кто-то с треском ломанулся убегать.

— Вы, сучьи потроха, чего тут нагородили? — тихо закипая, спросил я.

— Так это… — просипел бандит, — всё по-честному. Город Засечин? Вот она, засека. Какие претензии?

— Логично. А фамилия твоя, часом, не Соловей?

Глаза у придушенного выпучились ещё больше:

— Ты как узнал⁈

— Говорил я, — кисло сказал я Кузьме, — что обезглавливание гораздо эффективнее каторги. Говорил?

— Если ты помнишь, я тебя как раз поддерживал.

— «Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает всё население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица», — процитировал я одного италийского мага, который потом, говорят, нехило поднялся. — Фёдор, доставай бумагу, пиши: «Единовластною волей государя сих земель приговариваю татя и душегубца сего к усекновению главы. Исполнить немедля». И подай мне, я печать приложу.

Печать малая нашлась при переезде, спрятанная Пахомом от кредиторов в одном из старых сундуков. Вделанная в кольцо, очень удобно.

— Сиплый вас всех порешит, — прохрипел Соловей, и его голова с влажным «хрясь» отделилась от тела. Фёдора передёрнуло.

— В следующий раз я постараюсь действовать более эстетично, — пообещал Кузя, обломал растущую рядом сосенку и насадил на ощепок сперва Соловьиную тушку, а потом и голову. — Можно мне эту засеку сломать?

— Да пожалста! — разрешил я, намертво приклеивая бумагу разбойнику на лоб, пока Кузьма отламывал бревно и кидал в сторону. Расход маны минимальный, зато сразу ясно — кто и за что. Это я про приказ.

Я махнул сидящим в грузовике:

— Вылазьте! Да не тряситесь, мы здесь — самые страшные звери. И куртки свои давайте сюда.

— Думаешь, мы с тобой больно красивые? — усмехнулся Кузьма.

— Ага, сразу много желающих набежит, а нам бы до усадьбы без остановок добраться, — я кинул в «Призрак» свой пиджак. — Поедете за нами, у окраины города остано́витесь. Если кто привяжется — говорить, что ваш хозяин поехал с главным Засечинским головой разговаривать, скоро будет, и возможно даже с ним вместе. Это должно любопытствующих притормозить. А мы с Кузьмой разберёмся, кто тут такой умный.

Мы уселись в грузовик.

— Навскидку — хрен поймёшь, кто мы такие, — Кузя ухмыльнулся. — Дорогая обувь, дешёвые пиджаки, рожи гладкие, машина рабочая…

— Нормально. Главное, нам быстро выяснить — кто тут просто дурак, а кто настоящий бандит.

— Тут всё просто. Кто напал — тот и бандит.

— Не скажи. Если у них тут настолько всё махрово, людишки могут и от страха со всех стволов шарахнуть. Ты сразу не клади направо-налево, послушаем сперва, что скажут.

— Значит, послушаем.

Не успели договориться — вот он и Засечин. На въезде — никакой охраны, вся надежда, видать, на Соловья с бревном. На раз-два-три мы проскочили до центральной площади. Городишко, и правда, крошечный.

ВСТРЕЧА ТАК СЕБЕ

— О! Вон он наш дом! — ткнул пальцем Кузьма. — Смотри, на ночь закрывают!

Закрывают — это нам не подходяще. Я вывернул руль и успел вильнуть в левую, распахнутую створку. От ворот к нам подскочил дюжий мужик, сунулся с Кузиной стороны (там же обычно хозяин сидит, не за рулём):

— Вы кто такие⁈ — сразу получил дверцей в зубы.

— Извини, — сказал Кузя (мне, конечно). — А чё он так резко?

— Не думаю, что он хотел с нами беседовать.

Со всех сторон бежали и орали.

— Будем слушать? — грустно спросил Кузьма.

— А!.. — махнул я рукой. — Валяй. До смерти сразу не убивай только, так клади. Кого-то ещё на каторгу сдавать придётся.

Ни один план не выдерживает столкновения с действительностью, едрид-мадрид!

— Какие сложности, — проворчал Кузя и начал складывать в ряд выбегающих. А их много оказалось! Вроде и дом не такой чтоб огромный, а они всё бегут и бегут!

К чести нападающих, они быстро сообразили, что в ближний бой лезть — не вариант, и начали с галерейки второго этажа постреливать.

— От машины давай-ка сместимся, поцарапают ещё.

Мы прошли почти весь двор, и я начал думать, что нам так и дадут спокойно подняться по крыльцу, когда через перила балкона перелетели две светящихся сферы размером с яблоко. Одна с лёгким щелчком схлопнула защитный купол, а вторая упала нам под ноги и сработала… уже под Кузей, который упал сверху стальной плитой.

— Стреляй! — крикнули с галерейки.

Я кубарем откатился за угол дома.

Есть ли у них ещё гранаты? Очень, говорят, дорогая это штука. Практически, оружие последнего шанса. Ладно, у нас свой последний шанс есть:

— Хаарт!

Из кузова посыпались волки. Так, двое про запас остались — на случай, если магостатика всё-таки ещё есть, и если она на волков повлияет.

Вокруг снова грохотало, но как-то истерически. Плюс, выстрелы гремели всё реже, а крики раздавались всё чаще. Сложно, знаете ли, не орать, когда рука откушена.

Так. Минут на пять моего купола хватит.

Я выскочил из укрытия и бросился к Кузе.

— Кузька! Ты жив — нет?

— М-м-м… — он тяжело принял человеческую форму и перевернулся на спину. — Пиштец. Тошнит как… будто я не меч, а колышка* блевотная… это ж просто… о-о-о-ой…

*Колышка — «кучка» по-старорусски.

С перил галереи спрыгнула бронзовая тень, замерла рядом с нами:

— Трое заперлись в особой комнате, стены укреплённые, двери стальные. Не пробьёмся.

— И не надо. Забирай своих из кузова, все идём в дом. Кузя, ты как?

— Как ты после мерзотных уколов. Но встать уже могу.

— Тогда пошли.

В полуоткрытые ворота было видно какое-то движение в дальних углах площади. Собирались там в тенях местные людишки. Глазели. Тоже, поди, разбойничьей братии, но на помощь запершимся пока не торопятся, осторожничают.

Кузя поднялся, размял плечи:

— Я почти… Минуты три ещё — и в полную кондицию приду.

— Хаарт, показывай, где засели?

Мы быстро прошли по коридорам, имеющим следы борьбы. Рядом с дверью из сплошной стальной пластины дежурила пара волков.

— Вскрыть? — уже деловито спросил Кузя.

— Да нет, давай поговорим сперва.

— Опять поговорим!

— Ну, любознательный я, — я пару раз пнул в гулко отозвавшуюся железяку: — Эй, там!

— Сука, конец тебе, тварь! — глухо заорали изнутри. — Сейчас наши подъедут — на лоскуты тебя порежут, мразь! Беги, сука, прячься!!!