— До особняка Пожарских, если не трудно.

— Вообще без проблем! Поехали!

КАМЕНЮКИ

Дружески распрощавшись с Илюхой я вошёл во двор (или правильнее говорить «в сад»?) и сразу увидел, что Фёдор странным образом кого-то уговаривает в беседке.

— Да он Ирину успокаивает! — возмущённо заявил Кузьма. А возмущённо — потому что оба мы сразу заподозрили, почему наша докторша сидит в нашей беседке и плачет.

— Выгнали? — спросил я растерянного Фёдора.

— Сказали, что без дозволения начальства никаких даже самых целительных процедур недопустимо, а она начала доказывать, что для блага, ну и…

Ирина только пуще заревела.

— А ну, кончай реветь! — велел я. — Пошли новые хоромы смотреть. Веди, Фёдор.

— Так не до конца готово…

— Сколько уж готово.

Мы направились в основное здание особняка и осмотрели наше жилое крыло.

— Ваши покои готовы, — отчитался Фёдор, — для Пахома с внучкой — тоже. В прочих, кроме двух последних, отделочные работы завершены.

— Эти комнаты пока всё равно пустыми будут стоять, так что нам они не помешают. Сегодня же организуйте переезд — и мне, и дядьке и тебе с семьёй. А флигель вычистить, выбелить и немедля закупить необходимое для медицинской практики. И во все газеты подать объявление, что доктор Лапшина принимает по женской части — расписать, как это положено.

— Ваше сиятельство, — Ирина прижала к груди руки, — да ведь практика годами нарабатывается! Меня здесь никто не знает!

— Напиши: малоимущим приём за счёт князя Пожарского, — велел я Фёдору. — Завтра очередь будет вдоль всей ограды стоять.

— Да как же я одна?.. — испугалась Ирина.

— Почему одна? Вот, — я указал на Фёдора, — мужу скажи: кого, сколько нанять, чтобы вы с ног не сбивались. К понедельнику чтоб была готова больных принимать. По камнерезам узнал мне?

— Узнал, ваше сиятельство. О трёх мастерских хорошие рекомендации. Фасады, говорят, нынче не в моде украшать, так они больше по садовым скульптурам и ещё… — Фёдор неловко переступил, — надгробия вырезают.

— Ну, это не зазорно, лишь бы мне сделали точно. Позвони, договорись, у кого готовое есть — я завтра с утра подъеду, посмотрю. Всё, до утра меня не ждать, — я прошёл в свой кабинет, прикрыл двери и шагнул в портал.

КОПИЛКА КРОШЕЧНАЯ

— Да, большая копилка у меня была, малая была, а вот в наручах никогда нужды не было. Пусть будет «Мелкая», а лучше даже две — на обе руки.

Мы сидели как раз в малой копилке, и Горуш убеждал меня, что такую небольшую работу он прекрасно выполнит сам, без привлечения громоздких инструментов. Нужно только сходить в слои пониже.

Ну, пусть. Вместо серебра решили мы всё ж таки взять электрон и крошечку метеоритного железа в него вкрапить. Схема сетки Горушу понравилась, над вставкой дополнительных камней он обещал подумать.

— Вот и сходи прогуляйся тогда, — обрадовался Кузя. — А мы пока — в мячики, да, пап?

Поражаюсь я иногда, как из него прямо детское лезет, восемь сотен ведь лет мечу. С половиной! С другой стороны, качаться надо? Вот и качайся, Дима, и не ной…

Утром элементаль представил мне два браслета, довольно плотно охватывающих руку, но не сдавливающих. В узлах пересечений сверкали десятки небольших огранённых камешков. Мда. Красиво, но как-то по-девчачьи. Главное — никому не показывать.

— Горуш, тебе домашнее задание: придумать накопители более мужественного формата.

— И сделать? — уточнил Горуш.

— И сделай, — согласился я. — Постараемся на неделе заглянуть.

С накопителями я почувствовал себя гораздо увереннее. Ощущение, как будто мана вокруг сделалась плотнее, что ли. Посмотрим на эффект.

С ПРИБАВКОМ

Я вышел порталом в свой кабинет и с удовольствием отметил, что письменный прибор, и книги, которые я просматривал, и прочие мелочи — всё уже перенесено из флигеля сюда. В спальне было то же самое. А в коридоре разговаривали дети. Нет препирались! Только что что-то задвигали пацаны, а теперь воевала Стешка:

— Ну и что, что ты старше, Фимка⁈ Я зато Дмитрий Михалычу помогаю магию прокачивать, понял? А ты будешь задираться, я тебе так врежу, своих не узнаешь!

Я открыл двери и посмотрел с высоты своего роста на троих дружно ойкнувших мелких соседей:

— Так-та-а-ак. Разве вы не знаете, что вы теперь — члены одного клана? Клана Пожарских. И держаться должны вместе, и друг за друга горой стоять, а? — мелкие неуверенно переглянулись. — Вас, молодые люди, как звать?

— Меня — Фимка, — ответил старший. — А это — Котька.

Котька испуганно заморгал.

— Так, мужчины. Сейчас даю вам поручение быстро бежать на кухню и сообщить, что князь вернулся и трапезничать желает. Дуйте! А ты, Степанида, подожди, — придержал я за плечо рванувшую за мальчишками Стешку. — Ты чего это сразу в драку полезла? Ты ж в клане Пожарских давно, ветеран, можно сказать. Объяснить должна была, рассказать, что-как. Мне вот сегодня одну вещицу должны принести, и я хотел тебе её подарить. А теперь и не знаю. Вдруг ты начнёшь нос задирать да задаваться? А от этого что?

— Что? — с упавшим сердцем спросила Стешка.

— Разлад между своими и ослабление клана. Хорошо ли?

— М-м, — она помотала головой.

— И как быть?

Степанида набрала полную грудь воздуха и покаянно вздохнула:

— Я, знаете что, Дмитрий Михалыч… Я больше не буду задираться, а?

— Ну, добро. Пошли тогда в столовую.

Стешке я не соврал. После моего посещения «Уральского ювелирного дома» на следующий день мне были присланы эскизы небольших детских серёжек. Один я тут же выбрал и отослал обратно с тем же курьером, обещавшим мне, что к воскресенью заказ будет готов — сегодня, получается. И вот сейчас об этом вспомнил.

— Ты давай-ка, новости мне рассказывай, — потребовал я. И сразу выслушал и как здорово они переехали, и тётя Ира с дядь Федей и мальчиками, и что вчера на двор пригнали офигительно (слово надо запомнить) красивый автомобиль и второй, почти такой же красивый, только с кузовом, а во флигеле-то всё ободрали и теперь белят, а вдоль забора всё какие-то строгие дядьки с саблями и ружьями ходят… И тут мы пришли в столовую, где меня внезапно поразили нововведением: детей за отдельный стол и даже в отдельную комнату отсаживать.

— Это вы, конечно, здорово придумали! — впечатлился я. — А остальные, наверное, ловко будут с обслугой есть? А я, значит, должен за огромным столом печальное эхо своих вздохов слушать?

Ближники мои таращили глаза и опять, верно, хотели рассказывать мне о «положено» и «не положено». И для чего мы тогда всю обеденную залу под старину обставили?

— Значит, так. Если уж гости ко мне придут — то случай отдельный. Обычным же порядком трапезовать со мной садятся: ты, Пахом, и ты, Фёдор, и жена твоя. И Кузьма. И ребятишки! Иначе как они выучатся за столом себя держать? Волшебным способом? Возражений не приемлю! Живо перенакрыть, как велено!

Не могу же я им сказать, что хочу людей вокруг видеть. Особенно детей. Чтоб забыть это страшное чувство одиночества и размазанности себя по всей вселенной. Хотелось передёрнуть плечами, но вместо этого я начал расспрашивать Фёдора, удалось ли что-то каменное найти.

— Нашлось, ваша светлость. Мастерская Подёнкина. Делают львов, перед подъездами размещать. Говорят, очень натурально, есть разные размеры.

Вот туда мы после завтрака и направились.

Мастерская напоминала заброшенные в Африке римские города — пыльно, куски камня и хаотически разбросанные статуи. Львы у Подёнкина, и правда, выходили красивые, как будто он одних львов с малолетства только и вырезал. Нашлась даже пара серого гранита — крупных, спокойных. Не люблю почему-то у скульптур оскаленные пасти, раскрытые рты, словно животному не дали движение завершить. А ещё горгульи жаловались, что в открытых ртах то птицы заводятся, то жуки…