Король провел ночь в Гардеробе в Байнардском замке, успокаивая свою мать. Его капитуляция в Майл-Энде ничего не дала, и, хотя тридцать королевских клерков были заняты весь предыдущий день написанием прощений и хартий, ядро восставших оставалось неудовлетворенным и ненасыщенным. При этом, поскольку не было другого пути ослабить их хватку, Ричард решил, несмотря на риск, попробовать еще раз. Соответственно утром в субботу 15 числа он предложил еще одну встречу с общинами и их лидерами. В этот раз встреча должна была состояться на скотном рынке в Смитфилде, прямо перед северо-западными стенами города рядом с церковью Св. Варфоломея Великого и дымящимися руинами приорства Св. Иоанна Клеркенуэльского.
Перед тем как явиться туда, король отправился в Вестминстерское аббатство, чтобы помолиться перед мощами своего предка Св. Эдуарда Исповедника. Там на его глазах было совершено убийство и святотатство, толпа, вломившись в святой храм, вырвала из объятий раки с мощами, в которую он в ужасе вцепился, начальника тюрьмы Маршалси – человека, которого народ ненавидел как «безжалостного палача». Монахи Вестминстера и каноники церкви Св. Стефана встретили короля у ворот, молясь под золотым изображением Девы Марии, которое входила в сокровищницу семьи со времен Генриха III и которая, как считалось, обладала специальными защитными силами[495]. Возможно, что именно этот момент был самым решающим в жизни короля, а не его коронация четырьмя годами ранее, которая запечатлена в Уилтонском диптихе – молодой Плантагенет, облаченный в царственные одежды и корону, преклоняет колени перед фигурами Св. Эдуарда, короля Эдуарда Мученика и Св. Иоанна Крестителя, чьи руки лежат на плече мальчика и все трое, от которых, кажется, четко и неумолимо исходит какая-то угрожающая сила, пока крылатая плеяда ангелов-хранителей надевает на Ричарда пояс совершеннолетия, собрались вокруг Девы Марии и ее ребенка под знаменем Св. Георга[496].
Король со своими слугами, около 200 сильных и вооруженных людей, отправился в Смитфилд. Там он соединился у церкви Св. Варфоломея с мэром Уолвортом и небольшим отрядом, в то время как на другой стороне рынка в полном боевом порядке их ожидали войска восставших. Должно быть, было около 5 часов пополудни, и погода стояла жаркая.
Тайлер теперь чувствовал себя хозяином в королевстве. Он находился во главе войска, которое во много раз превосходило небольшой королевский отряд, а весь день со всех концов страны приходили новости о все новых восстаниях. Накануне вечером он хвастался перед делегатами из Сент-Олбанса, что он сбреет бороды – он имел в виду отрежет головы – всех тех, кто выступает против него, включая и их аббата, и что через несколько дней в Англии не будет законов кроме его личных приказов. «Он подъехал к королю, – пишет хронист, автор „Анонимной хроники”, – с большой учтивостью, сидя на небольшой лошади, чтобы его могли видеть общины. И он сошел с лошади, держа в руке кинжал, который он взял у другого человека. И когда он сошел, он взял короля за руку, наполовину согнул колено и крепко и сильно потряс кисть руки, говоря ему: „Будь спокоен и весел, брат! Через какие-нибудь две недели ты будешь иметь еще сорок тысяч общин, чем ты имеешь сейчас, и мы будем добрыми товарищами”».
«А король сказал названному Уоту: „Почему вы не хотите отправляться по домам?” Тот отвечал с большой клятвой, что ни он, ни его товарищи не уйдут до тех пор, пока не получат грамоту такую, какую они хотят получить, и пока не будут выслушаны и включены в грамоту такие пункты, каких они хотят потребовать, угрожая, что лорды королевства будут раскаиваться, если они (общины) не получат пунктов, каких они хотят. Тогда король спросил его, какие это пункты, каких они хотят, и он охотно и без прекословии прикажет написать их и приложить к ним печать. И тогда названный У от прочел вслух все пункты, которых они требовали, и потребовал, чтобы не было никакого другого закона, кроме Уинчестерского, и что впредь ни в каком судебном процессе не будет объявления вне закона, и что ни один сеньор не будет иметь сеньории, и только один сеньор король будет их иметь, и что имущество святой церкви не должно находиться в руках монахов, приходских священников и викариев, ни других из Святой Церкви, но те, кто владеет им, будут получать достаточное для жизни содержание, а все остальные имущества должны быть разделены между прихожанами; епископов не будет в Англии кроме одного, и все земли и держания, находящиеся у этих владетелей, будут взяты у них и разделены между общинами, оставляя им умеренное содержание; и что в Англии не будет ни одного крепостного, ни крепостничества, ни холопства, но все должны быть свободны и одного состояния. На это король спокойно ответил и сказал, что все, что он может, он честно им пожалует, оставляя за собой регалию своей короны, и велел ему отправляться в свой дом без дальнейшего промедления. Все это время, когда король говорил, ни один лорд, ни один из его советников не осмеливался и не хотел давать ответ общинам ни в одном пункте, кроме самого короля.
В это время Уот Тайлер приказал в присутствии короля принести себе склянку воды, чтобы освежить себе рот из-за большой жары, которую он испытывал, и как только вода была принесена, он стал полоскать свой рот грубым и отвратительным образом перед лицом короля. А затем он велел принести себе фляжку пива и выпил большой глоток и в присутствии короля опять влез на свою лошадь. В это самое время один слуга из Кента, находившийся среди людей свиты короля, попросился посмотреть названного Уота, предводителя общин, и когда его увидел, он сказал во всеуслышанье, что это величайший вор и разбойник во всем Кенте. Услышав эти слова, названный Уот потребовал, чтобы он вышел к нему, тряся головой в его сторону в знак раздражения; но названный слуга отказался идти к нему из страха перед толпой. Но наконец лорды велели ему выйти, чтобы посмотреть, что он будет делать перед королем. И когда названный Уот увидел его, он приказал одному из своих, что следовали за ним, который сидел на лошади, держа развернутое знамя, сойти с коня и отрубить голову названному слуге. Но слуга ответил, что он не заслужил смерти, но то, что он сказал, была правда, и он не станет отрицать этого, но в присутствии своего государя он не может вести спора по закону без его разрешения, разве только в свою собственную защиту... И за эти слова названный Уот хотел нанести ему удар своим кинжалом и убить его в присутствии короля. Поэтому мэр Лондона по имени Уильям Уолуорт, стал укорять названного Уота за это насилие и неуважительное поведение в присутствии короля и арестовал его. За этот арест названный Уот в большом раздражении ударил мэра кинжалом в живот. Но, как было Богу угодно, названный мэр носил кольчугу и не потерпел никакого вреда, но как человек смелый и мужественный, извлек свой меч и ответил названному Уоту сильным ударом в шею и еще раз сильным ударом в голову. Во время столкновения один слуга королевского двора извлек свою шпагу и ударил его два или три раза в живот и ранил его насмерть. И названный Уот пришпорил лошадь, крича общинам, чтобы они отомстили за него; и лошадь понесла его каких-нибудь восемьдесят шагов, и тут он свалился на землю полумертвый. И когда общины увидели, что он свалился, и не знали наверное, что с ним случилось, они стали натягивать свои луки и стрелять»[497].
Пошло тридцать пять лет со времен битвы при Креси и Невиллз Кроссе и еще четверть века со времен битвы при Пуатье, и даже самые молодые из тех, кто принимал участие и демонстрировал свое искусство стрельбы из лука в этих великих сражениях, были теперь стариками. Даже битва при Наддере случилась четырнадцать лет назад, и очень немногие лучники, которые принесли Англии эту пиррову победу, вернулись на родину. При этом среди восставших должно было быть по крайней мере несколько сотен тех, кто воевал во Франции и Бретани, и многие тысячи тех, кто выучился пользоваться длинным луком на состязаниях после церковной службы по воскресеньям и был вооружен этим страшным оружием – наиболее грозным в мире – которое Плантагенеты дали английскому йоменству. Когда сотни луков взметнулись в рядах восставших, казалось, что это будет стоить королю жизни и трона.
