Что-то, пришедшее с ними, укоренилось, по словам Эндрю Ланга:

Уоллес был первым из длинного ряда христианских патриотов, умерших за идею национальной независимости. Покинутый лордами и прелатами Шотландии и почти всеми членами своего рыцарского класса, он остался жить в легендах и балладах простого народа, который он вел за собой. В XV веке бард Слепой Гарри высказал на родном языке неискоренимую веру крестьян Шотландии в его подвиг:

Именно это после вечерней летней прогулки в Легленский лес в 1793 году вдохновило величайшего из шотландских крестьян написать песню о своем «достойном» герое. Песня Бернса «Scots wha hae» («Слава Шотландии») до сих пор воспевает честь Шотландии, и люди решают отстаивать или пасть за свободу.

После двенадцати лет войны шестидесятишестилетний Эдуард одолел всех своих врагов. Но за победу он заплатил дорогой ценой. Фактически он стал банкротом, его счета, ранее бывшие в идеальном порядке, теперь находились в полном расстройстве. Иностранные банкиры захватили контроль над таможенными сборами. Хотя, пожертвовав финансами королевства и благосклонностью своих подданных, он вновь обрел свое герцогство, покорил шотландцев и навязал свою волю тем, кто унизил его.

Время отомстило за Эдуарда констеблю и маршалу. Херефорд умер вскоре после своего успешного сопротивления, и в 1302 году король выдал замуж принцессу Елизавету за своего энергичного наследника, с расчетом на то, чтобы в будущем графство констебля присоединилось к королевским владениям. Чтобы получить прощение, стареющий Норфолк вынужден был отказаться от своих владений, ему обещали их вернуть, но при условии, что они станут выморочными и отойдут короне, если он умрет, не оставив после себя наследника. Когда это произошло, в 1306 году, еще одно крупное феодальное герцогство, вместе с наследной должностью маршала, досталось королю, позже оно было пожаловано Томасу Бротертонскому, его старшему сыну от второй жены. Графства Честер, Корнуолл, Глостер, Норфолк, Херефорд, Ричмонд, Ланкастер, Дерби и Лестер теперь все стали принадлежать Эдуарду или его близким родственникам.

Оставался один противник – архиепископ Кентерберийский. Против Уинчелси, который был самым непримиримым врагом налогообложения на нужды войны и упорно поддерживал намерение баронов навязать короне Лесные хартии, Эдуард питал непримиримую злобу. Она усугублялась тем, что примас открыто поддерживал обвинение в убийстве, адюльтере и сношении с дьяволом, выдвинутое против его верного, но не пользовавшегося популярностью в Англии казначея, Уолтера Ленгтона, епископа Личфилдского[224]. Удобный случай представился зимой, после смерти Уоллеса. Оба недавних противника, Эдуард и Филипп Красивый, одинаковым образом отреагировали на претензии папы Бонифация сделать из Церкви независимое государство в государстве и трактовать любое неповиновение папской власти как ересь. Реакция Филиппа была весьма жесткой, причем до такой степени, что конфликт закончился осенью 1303 года, когда французы пленили папу в его собственном замке Ананьи, и тот умер от потрясения. Двумя годами позже папская тиара перешла к гасконцу, Клименту V, чье имя до сих пор ассоциируется с виноградником Шато Папе-Климент, и кто в бытность архиепископом Бордо был подданным Эдуарда. Английский король использовал его дружбу, чтобы получить освобождение от клятвы соблюдать Лесные хартии, а также освободить Уинчелси от занимаемой должности. В феврале 1306 года примас был призван в курию, чтобы ответить на обвинения своего суверена, среди которых было и то, что он ложно обвинял своего собрата, прелата Уолтера Ленгтона. «Вы были безжалостны к другим, – обратился к нему король в своей прощальной речи, – и мы никогда не окажем милосердия вам».

Почти также безжалостен был Эдуард к своему сыну. В то лето, когда пленили Уоллеса, между двадцатиоднолетним наследником и казначеем произошла ссора. Эдуард не терпел неуважительного отношения к своим министрам; в докладах дел Суда Королевской скамьи есть отчет о том, как маркграф, барон Уильям де Браоз, оскорбивший главного судью Хенгема, был вынужден идти без меча, с непокрытой головой, через переполненный Вестминстер-холл, чтобы умолять о прощении судью, прежде чем его заключат в Тауэр. В подобном же отчете говорится о том, как король вскоре после этого «отдалил своего старшего и любимого сына, Эдуарда, принца Уэльского, от королевского двора почти на полгода, потому что тот грубо и резко говорил с одним из министров, и не позволял сыну являться на глаза, пока он не дал полного удовлетворения оскорбленному»[225]. В течение нескольких месяцев, пока молодая королева не попросила за него, совершивший преступление молодой принц, которому было запрещено приближаться ко двору ближе чем на тридцать миль, должен был таскаться вслед за двором, куда бы он ни направился, в качестве простого просителя.

Убрав Уоллеса со своего пути, король издал ордонанс об обустройстве Шотландии. Через королевского наместника ею стали управлять английский канцлер и чемберлен с помощью совета из восьми прелатов и четырнадцати магнатов, включая Брюса и двух Коминов. Судей, коронеров и шерифов должны были назначить по английскому образцу, и, хотя шотландское гражданское право сохранялось, обычные законы, как, например, некоторые из законов кельтских высокогорий, «открыто направленные против Бога и разума», были отменены. Король был доволен, что направил, как он думал, Шотландию по пути цивилизации и порядка и милостиво отменил наказание оставшимся изгнанникам.

Но спустя шесть месяцев после казни Уоллеса с севера пришли ужасные вести. 11 февраля 1306 года в Грейфрайарской церкви в Дамфрисе, трижды прощенный Роберт Брюс граф Каррика, при перебранке убил своего соратника по совету и соперника на конфискованный шотландский трон, Джона Комина Рыжего, главу дома Баденохов[226]. Совершив убийство и святотатство, нарушив королевский мир и вступив в кровную вражду с наиболее влиятельной семьей Шотландии, он сразу же заключил в тюрьму королевских судей, находившихся в городе на выездном заседании, и призвал к рассмотрению вопроса национальной независимости не от имени свергнутого Баллиоля, но от своего собственного. Поспешив на север, он искал там поддержки старого епископа Глазго Уишарта, который героически отпустил ему грехи, достал из потаенного места знамя Шотландии и сопровождал его к месту коронации шотландских королей в Скуне. Здесь на вербное воскресенье, в присутствии Уишарт и епископа Сент-Эндрюса Ламбертона и сотни недовольных лордов и рыцарей, в большинстве своем с кельтского севера и запада[227], Брюс был коронован золотым венцом, который выковал местный кузнец, как Роберт I Шотландский. Совершила коронацию графиня Бьюкена, жена ближайшего родственника Комина и сестра молодого графа Файфа, который обладал наследственным правом проведения коронации.

Когда весть о мятеже достигла Эдуарда, он находился в Гемпшире, разъезжая от одного охотничьего домика к другому в поисках более приятного воздуха в южных графствах, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье. Он сразу же объявил мобилизацию в северных графствах и созвал парламент в Вестминстере. Брюс и все, причастные к смерти Комина, были приговорены к оскоплению и потрошению, а те, кто оказывал им помощь, – к повешению. Настроение короля нашло отражение в письме своему кузену, графу Пемброку, мужу сестры убитого Комина, которого он назначил главнокомандующим всех войск в Шотландии.