— Что с ним? — он указал на Лэнтина. — У него нет меча?
В тревоге я повернулся к своему другу, ибо я почти забыл о нем.
— Тебе лучше вернуться на крышу храма. Жди прилета Кетры и направь его к нам. Здесь может быть жарко, зна ешь, так что не рискуй.
Другие поддержали мою идею, но Лэнтин категорически отказался.
— У меня есть это, — заметил он, показывая нам автоматический пистолет, который он прихватил с собой из машины. Наконец, мы решили разместить его на лестнице, позади и выше нас, где он мог использовать своё оружие наилучшим способом, ведя прицельный огонь.
Мы уже заняли наши позиции, когда внизу со страшным грохотом рухнули ворота. Полчища жаждущих крови, беспощадных головорезов всех времен и народов хлынули на лестницу. Они неслись наверх в полном беспорядке, толкаясь, давя друг друга. Многие в этой давке были вытолкнуты с лестницы, упали и разбились. Но они шли… и от нас их отделял лишь один виток металлической спирали.
Денхэм обнажил свой клинок, мы шагнули так, что встали в одну линию: римлянин в центре, с мушкетером и ацтеком на левом фланге, и мы с Денхэмом на правом.
И орда, вынырнув из-за поворота, ринулась нам навстречу. Когда они увидели нас, по толпе пронесся крик изумления, и на миг они остановились. Повисло молчание, они смотрели на нас. Я бросил взгляд на моих товарищей. Лицо Гонория был суровым, но невозмутимым, и он держал меч твердо, разглядывая толпу орлиным взглядом. Д’Алор побагровел, его глаза сверкали. Иксчтиль наклонился вперед напряженно, как тигр перед броском, а Денхэм рядом со мной стоял вальяжно, опираясь на рапиру и глядя на толпу с улыбкой, насмешливой и презрительной.
Только мгновение продолжалось молчание, пока орда изучала нас. Затем они увидели, что нас всего пятеро, и, зарычав как звери, они кинулись на нас, едва ли не дерясь друг с другом за право покончить с нами.
Вверх неслась волна зверей в людском обличии, волна, ощетинившаяся мечами и копьями. По-кошачьи гибкий египтянин и огромный китаец были во главе этой толпы, а за ними бесновались еще тысячи, жаждущие дорваться до летающих платформ, чтобы безнаказанно убивать и грабить.
Как будто во сне, я видел жестокие лица, скалящиеся на нас, и было столкновение стали со сталью, звон смертоносного металла, который привел меня в чувство. Д’Алор и Гонорий сделали шаг вперед и двумя ударами, которые были стремительны, как вспышки молний, сразили египтянина и китайца. Но по их телам пришли другие, и на мгновение воздух, казалось, наполнился вьюгой мечей, от которых я уворачивался и которые я парировал. На меня бросился огромный воин в средневековой кольчуге, занося для удара над головой огромный двуручный меч. Но пока он поднимал свое оружие, моя рапира сверкнула, и он упал с красным пятном на горле. Кто-то в белых одеждах занес копье для броска, но первый удар римского меча лишил копье наконечника, а второй лишил самого копейщика головы. Дюжина ножей отскочили от моих доспехов и шлема, но два или три отведали моей крови, нанеся не опасные, но болезненные раны. И теперь, потрясенная нашим ожесточенным сопротивлением, толпа отхлынула, в то время как мы стояли, задыхаясь.
У наших ног лежало десяток или более мертвых или умирающих головорезов. Пока ни один из нас не был ранен сколь-либо серьезно, за исключением Д’Алора, у которого сильно кровоточило разрезанное запястье. Узость лестницы была нашим спасением, поскольку одновременно лишь несколько человек могли атаковать нас, при этом преграждая дорогу остальным. Но я понимал, что бой только начался. Толпа ломилась вверх. И не было ни Кетры, ни его могучего флота. Я вновь сосредоточил все свое внимание на орде.
Дикарь с дубиной кинулся на меня и оказался столь проворен и ловок, что у меня вскоре отваливались руки от усталости в попытках достать его. Я слышал звон клинков и брань, язвительные насмешки доблестного мушкетера, стоны раненых и крики падающих с лестницы. И перекрывающий все остальные звуки битвы боевой клич ацтеков.
— Алала! — и снова. — Алала! Алала!
Ступени стали скользкими от крови, и мы отступили на несколько ступеней вверх. Это дало нам дополнительное преимущество, поскольку мы стояли на сухом и твердом металле, в то время как наши противники скользили по крови и на внутренностях своих предшественников. Тем не менее они напирали, заставляя нас отступать, вверх и вверх по лестнице.
Мы отступили уже в шахту, где каменная стена справа давала нам дополнительную поддержку. В полумраке шахты было труднее видеть нас, а противники были более четко видны для нас на фоне света из ямы ниже.
Оборванный горбатый маленький человек прополз под ногами тех, кто бился с нами, и ткнул меня дротиком. В суматохе битвы мы отступали до тех пор, пока я не оказался рядом с низкой стеной, которая ограждала нас от бездны. Теперь, когда дротик метнулся вверх, я успел пригнуться, и, ударом в шею, покончить с коварным горбуном. Но, когда я начал распрямляться, надо мной нависла большая фигура — черный гигант, который занес над головой тяжелый, с рукоятью, отделанной рогом топор. Он стоял на бортике ограждения, балансируя с невиданной ловкостью, от его удара я просто не успевал уклониться.
Со страшным криком он бросился на меня… и рухнул в бездну, отброшенный назад невидимым ударом. Выстрел Лэнтина спас мне жизнь.
Но орды шли и шли, отгоняя нас вверх и вверх, давя числом. Казалось безумием, что пять воинов смогут выстоять против тысяч. Они теснили нас виток за витком, так что мы сражались то на левой стороне шахты, то на правой. Время от времени противники могли отступить на несколько мгновений, и это давало нам драгоценные мгновения отдыха, но противники снова наступали, оттесняя нас. Они бросали своих собственных мертвых и умирающих в бездну, чтобы лестница оставалась сухой и не была загромождена трупами.
Мы уже были очень недалеко от храма, и каждый из нас имел большую коллекцию кровоточащих ран. Ацтеку рассекли щеку, и Гонорий был ранен в ногу копьем. Д’Алор тоже был весь в крови и прекратил издеваться над противниками, сражаясь теперь в мрачном безмолвии. Только Денхэм оставался практически невредимым и двигался по-прежнему очень быстро. Его тонкая, словно игла, рапира, мелькала здесь и там с прекрасной скоростью и точностью, всегда разя в нужном месте, с точностью и необходимой силой. И он до сих пор презрительно улыбался, когда его клинок сеял смерть.
Полдюжины раз пистолет Лэнтина спасал одного из нас от смерти, лая безжалостно и мрачно, когда мы были бессильны справиться сами. Но мы становились все более усталыми, орда теснила нас все сильнее и сильнее. А вся спираль лестницы, от самого дна ямы, была наполнена смертоносным людским потоком, неумолимо текущим вверх.
Наконец мы достигли конца лестницы и стояли на черном ободе шахты. Когда мы больше не могли сдержать противников, мы, неожиданно для врагов, побежали к винтовой лестнице, которая шла внутри храма от балкона к балкону, до самой крыши здания.
И там наша борьба началась заново, ибо, когда орды ворвались в храм, головорезы не потекли в город рекой, как я надеялся, а продолжали двигаться в сторону крыши, где были летающие платформы, которые должны были нести их в богатый добычей, могучий Ком. Они могли обрести свободу, но этого им было недостаточно. Они жаждали богатства, ожидающего их в Коме. Так что схватка на лестнице закипела вновь, даже более ожесточенная, чем раньше.
Они давили нас сейчас, и мы вряд ли могли сдержать этот натиск. Потом, когда бой кипел уже на расстоянии всего ста футов до потолка циклопического здания, крик триумфа вырвался из глоток орды. Отважный Д’Алор упал, оглушенный ударом по голове большой булавой. Гонорий бросился вперед, чтобы оттащить его обратно, и сам получил удар той же дубиной. Казалось, что наша битва закончилась, когда раздался резкий грохот выстрелов сзади, и шесть или семь наших противников рухнули вниз, сраженные последними выстрелами Лэнтина.
Невольно толпа отхлынула назад на несколько шагов, и мы воспользовались случаем, чтобы оттащить мушкетера и легионера к нашим ногам. Гонорий был цел и невредим, да и Д’Алор быстро пришел в себя. И теперь толпа ниже замерла на мгновение в нерешительности, не зная, сколько пуль ещё осталось у Лэнтина, лишь двое мужчин выскочили из их массы и стояли перед нами.