Но наконец, на восьмой день после побега Коннелла и Маклина и за два дня до даты нашей казни, произошло событие, которое вывело нас из оцепенения. За день до того с улиц исчезли толпы, остались только угрюмые военные в зеленой униформе. Гражданских эвакуировали на землю. Город больше не был городом, превратившись в гигантское боевое воздушное судно! Военные на улицах были заняты какой-то загадочной деятельностью. Они копошились на улицах, готовясь к чему-то.

Вдруг послышалось громкое шипение, город сотрясла вибрация, и в следующий миг громадный мегаполис рванулся вперед! Он больше не плыл по небу медленно и величественно, как это подобает городу, — он мчался. Мы поняли: начался набег, атака, Великий Поход на Запад.

Военные на улицах возбужденно зашумели, а мы смотрели в окно, затаив дыхание. Ибо мы могли видеть теперь, по облачным массам, лежащим на расстоянии, что город рассекает воздух со скоростью более сотни миль в час — движется со скоростью военного самолета начала прошлого века. Но теперь на город обрушился ветер — ветер потрясающей силы, встречный поток, который качал башни и сдувал людей с улиц. Военные поспешили укрыться, улицы опустели. Город с шипением, напоминающим дыхание дракона, мчался по небу, взбивая облака и разрывая их в клочья струями воздуха из своих чудовищных двигателей, под заунывный рев ветра, врывавшегося в окна, со скоростью не меньше чем сто пятьдесят миль в час! И город продолжал набирать скорость!

Колоссальный город, ускоряясь, несся через земную атмосферу! Благоговейно, несмотря на то, что это было делом рук врага, Хиллиард и я, вцепившись в раму, смотрели в окно нашей камеры. Колоссальный город, пять миль в диаметре, с его площадями и улицами, с его гигантскими батареями термопушек, с колоссальной скоростью скользил над землей! А потом город начал маневры по высоте, то возносясь в ледяную высь, где мы замерзали и задыхались, то ныряя к земле и проносясь на бреющем полете над лесами и лугами! Затем он остановился в воздухе, лег на обратный курс, и повторял все маневры, пока, наконец, шипение не прекратилось и город не застыл в воздухе под торжествующий рев высыпавшей на улицы толпы людей в зеленых мундирах.

Хиллиард и я задумчиво смотрели друг на друга.

— Импеллеры готовы! Теперь начнется… — безнадежно прошептал Хиллиард.

— Сотни городов! Вся Европа и вся Азия, теперь это чудовищный флот вторжения, — столь же безнадежно добавил я.

Еще два дня!

Это была мысль, что стучала молотом в моем мозгу и в мозгу Хиллиарда в те часы, которые последовали за испытаниями, в те часы, которые теперь неуклонно приближали нашу гибель и гибель нашей нации. Еще два дня! Еще два дня, в конце которых закончатся две недели нашего плена, срок ультиматума, поставленного нам. Еще два дня, а потом флот смертоносных воздушных городов Европы и Азии сметет с небес огнем своих термопушек беззащитные американские города. Еще два дня! И потом для нас и для всех американских городов и всех миллионов американцев — смерть!

Неудивительно, что следующие часы были наполнены самым черным и безнадежным отчаянием. Целую ночь после испытаний на улицах и площадях Берлина бесновалась ликующая толпа. Европейская Федерация, мы понимали, уже предвкушала радость победы, уже злобно торжествовала по поводу скорой гибели ненавистной Американской Федерации. И лихорадочно завершала переоборудование своих летающих городов.

Из арсеналов к батареям непрерывно подвозили громадное количество термоснарядов. Крейсеры европейского военного флота, около двух тысяч, ещё лежали на своих посадочных площадках. Их инспектировали толпы офицеров в зеленых мундирах. Все гражданские суда скрылись в ангарах. Прилетели гигантские воздушные форты. Они совершили посадку на опустевших гражданских посадочных площадках, став дополнительной цепью батарей города! И, наконец, когда скорость и маневренность могучего города больше не вызывали сомнений, Берлин отправился в бой. Со всем своим новым, сугубо военным населением внутри металлических башен, он помчался на огромной скорости, то низко, то высоко над землей. Он проделывал головокружительные маневры, словно был не городом, а спортивным самолетом.

Всю ночь и весь следующий день (тринадцатый день нашего заключения) последние приготовления к битве по пути на запад продолжались. Наступила ночь, улицы были наполнены толпами фигур в зеленых мундирах; небо бороздили боевые крейсеры. В эту ночь Хиллиард и я молча сидели, наблюдая толчею на улицах и площадях, иногда поднимая глаза к равнодушным созвездиям, сверкающим россыпям звезд, которые, казалось, смотрели вниз с прохладной презрительностью на этот безумный шквал человеческих волнений и человеческой деятельности. Потом мы задремали… Нас разбудил рассвет. Это был последний рассвет, по крайней мере, мы так читали.

Теперь, казалось, были завершены все подготовительные мероприятия: гигантский город превратился в небесный дредноут. Толпы, которые копошились на его улицах накануне, превратились в строгую, дисциплинированную армию. Напряженный и тихий город замер в небе, когда солнце приблизились к зениту утром того рокового дня. И мы, в нашей клетке, вдруг ощутили смутное и странное предчувствие. Из нашего окна мы неожиданно увидели приближающееся к Берлину темное пятнышко, оно росло в размерах, превратилось в гигантский темный диск, перед нами завис еще один гигантский летающий город!

Мы услышали переполох на улицах, когда город приблизился к нам. Потом наблюдали его торможение, пока, наконец, он не завис в полутора десятках миль к югу. Это был Лондон! Я сразу признал его, да Хиллиард тоже. Лондон! Гигантский воздушный город, который прилетел из Южной Англии, мог быть опознан не только по его размеру, но и по специфической архитектуре металлических башен и площадей. Мы могли видеть ясно его огромные батареи термопушек и Центральную башню с игловидным шпилем. А с севера приближался еще один город!

— Это сбор! — простонал Хиллиард. — Сбор всех воздушных городов Европейской Федерации! Это начало конца.

— Сбор перед началом нашествия, — вздохнул я.

— Боже, если бы смогли бежать Коннелл и Маклин! Если бы наши собственные города обладали скоростными двигателями и могли противостоять этой атаке! — Горечь переполняла слова моего друга.

— Спокойнее, Хиллиард. Это конец, я думаю, — конец для нашей Федерации, а также для нас — но мы еще живы, — сказал я, положив руку ему на плечо.

Теперь другой город завис севернее Берлина, и мы увидели, что это Стокгольм. И сразу же, как он остановился рядом с Берлином, два других города примчались из стран юга — Женева и Рим. И затем с запада прилетели другие, Париж, Брюссель и Амстердам. С востока спешили Москва, Гельсингфорс и Ленинград. Город за городом, слетались, со всех сторон света, заполняя небо. Через час, во второй половине дня, их было уже более ста. Они летели со всех уголков земли, на которой господствовала Европейская Федерация. Из мрачных восточных степей, с солнечных отрогов Пиренеев, от ледяных морей Арктики и от засушливых саванн Африки летели они и собирались в огромный круг, центром которого была их столица — Берлин! Огромные летающие города, каждый из которых рассекал воздух на той же огромной скорости, каждый из которых нес батареи гигантских термопушек, способных одним залпом уничтожить любое воздушное судно, каждый из которых был увенчан силовой башней, обеспечивающей его неисчерпаемыми запасами энергии. Как и жители Берлине, миллионы горожан остались на земле, в кварталах, специально подготовленных для них. Сбор городов! Наконец, с приходом заката, подлетели последние города собрались все!

Из нашего окна они выглядели как единый гигантский город — летающий Вавилон диаметром в сотни миль! В воздухе висела металлическая равнина, утыканная силовыми башнями, ощетинившаяся орудиями, переполненная солдатами и офицерами в зеленых мундирах. И когда кроваво красный закат озарил эту металлическую равнину, парящую в небесах, мой разум внезапно освободился от той смеси апатии и стоицизма, что побуждала меня равнодушно ожидать смерти.