Несколько шагов по направлению прихожей и моментальная смена направления. Два шага к шкафу, выдвинуть ящик, где в потайной нише лежит глок. Пистолет оказывается в руках и только после этого направляюсь к двери.

— Кто? — праздный вопрос, который, на самом-то деле, не несет в себе смысла.

— Прошу прощения, — мужской, заискивающий голос. — Это Володя, ваш сосед снизу! Антон, ты, кажется, нас заливаешь! Можешь открыть? Ванну твою посмотреть надо бы.

Зинаида Михайловна нашла себе сожителя? Мгновение непонимания, за которым пришло что-то на подобии озарения — ложь! Человек за дверью врет! А еще он не один. Странное ощущение присутствия еще трех мужчин. Хм, и как я это понял?

Ладонь левой руки легла на задвижку, но дальше движение не пошло. Внутри черепной коробки, словно боролись два желания: открыть и впустить, против второго — отойди подальше, ведь за дверью опасность.

А еще напрягало отсутствие более «моих» эмоций и не способность к логическому мышлению. Всё происходящее отмечалось урывками, как что-то отдельно взятое, что никак не хотело складываться в единую цепочку происходящего. Почему? И почему именно сейчас?

— Антон! — стук повторился. — Ты нас заливаешь! Мы только сделали ремонт! Это может дорого стоить!

То ли от неожиданности стука, то ли еще по какой-то причине, но лежащая на защелке ладонь пришла в движение без моего на то желания.

А вот, что случилось после, я пытался осознать уже сидя в полицейском участке, в ожидании следователя.

Когда с характерным звуком щеколда ушла в сторону, в дверь с той стороны прилетел мощный пинок. Всё, что я успел, так это отшатнуться назад. Казалось бы, пистолет в правой руке! Поднимай её! Но вместо этого вверх, по направлению дверного проема, поднималась ладонь левой руки.

Секунда и появляется мужик, в спортивном костюме, да с кривой ухмылкой на лице. Еще отмечаю небольшую монтировку у него в руках, как перед глазами на мгновение темнеет, а когда проясняется, мужик уже на коленях, вопит от боли, расцарапывая себе лицо пальцами. Тут его в сторону отпихивает второй и буквально врывается в квартиру. Лицо знакомое, а правая его рука выпрямляется от пояса, сжимая в ладони пистолет.

И снова черные пятна перед глазами на несколько мгновений лишают возможности видеть. После всё повторяется, с тем лишь различием, что второй мужик даже не кричит, а как будто захлебывается? Третий в дверном проеме только нелепо хлопает глазами, после чего меня вновь накрывает, чтобы дальше я видел лишь пустые, глазницы, оседающего на пол мертвого тела.

Снова тьма перед глазами, но на этот раз она не закончилась так быстро. Сначала пришла головная боль, что молнией прострелила от виска до виска. После ей вторила боль, расползающаяся от левого плеча, и слишком громкий, неприятный грохот.

Разлепить веки на этот раз удалось с трудом. Прямо из подъезда в меня целился четвёртый мужик и дуло его пистолета только-только закончило движение отдачи после первого выстрела. Медленно наблюдаю, как ствол опускается вниз и прекрасно понимаю, что следующая пуля вонзится мне точно в переносицу.

Страх? На мгновение именно он сковывает сознание, но лишь ту часть, что не принадлежит мне. После меня накрывает дикая слабость и вновь черные пятна перед глазами застилают весь обзор.

На этот раз сознание вернулось рывком и вернулось без посторонних примесей. Случившееся пронеслось в мозгу, будто отложенная запись, а после пришло осознание.

С трудом подтаскиваю руку под грудь и буквально на последних волевых выдергиваю себя с пола. Тело четвертого лежит на полу лестничной площадки, а шея его вывернута под неестественным углом. Остальные так же уже не подают признаков жизни и только кровь растекается по моей прихожке, как и слабость, что накрывает всё сильнее. Умудряюсь принять сидячее положение и облокотиться о стену. В висках набатом стучит боль, вторит которой весть ужас случившегося.

Четыре человека! Я убил четверых! Я!

А я ли?

И вот здесь накрывает по новой.

Что это, мать его, вообще было? Что за чужая воля подавила все мои эмоции, вместе с возможностью воспринимать мир, как нечто целостное, а не как набор несвязных, раздельных ситуаций?

Страх. Он липкой волной пронесся по телу, заменяя собой боль. Та не скрылась полностью, нет, но накал сбавила, позволяя вдохнуть полной грудью.

— Черт, — прохрипел я, в очередной попытке подняться.

Рука легла на табуретку, усилие и вот я на ногах. Штормит так, словно на корабле посреди шторма. В глазах двоится, во рту сухость. Тремор рук неприятно бьет по нервам, как и невозможность сделать шаг. Вместо этого опускаюсь на табурет и выдыхаю. Бешенный стук сердца понемногу затихает. Становится легче дышать и даже думать. Мысли уже не кажутся такими тяжелыми и неповоротливыми. Взгляд в коридор, когда до слуха доносится скрип открываемой двери и далее крик. Кричит пожилая соседка, после чего хлопок и, кажется, скрежет засова. Тишина. Упираю затылок в стену и сглатываю тягучую вязкую слюну.

Всё это ненормально и кажется сном.

Трясущейся рукой смахиваю с лица пот и подношу руку к глазам. Ладонь бледная, в пятнах, словно обескровленная. Дрожит, как последний осенний листик, под порывами ледяного уже фактически зимнего ветра.

Это ненормально. Но, что пугает больше, произошедшее со мной или четыре трупа, понять еще не могу.

Вместо этого мозг с толкача настраивается на конструктив. Будет полиция, это однозначно. Бежать? Да в таком состоянии мне и шага сделать не получится! Тогда, что? Ствол, черт. Будет обыск наверняка. Значит, чтобы не подставлять Андрюху от оружия надо избавиться.

— А, ссука, — прохрипел я, сдергивая себя с табурета.

Шаги до ближайшего тела сопровождаются тремором по всем конечностям. Падаю на пол, прямо в лужу крови и глок Андрея, после протирки от отпечатков оказывается за поясом у мужика.

Вдох, выдох.

Подняться, вдоль стенки пройти до комнаты и рухнуть на кресло. Больше сил не было ни на что. Только хриплое дыхание, и сводящие мышцы, мурашки, что от головы, растекаются по всему телу.

Как зазвучала сирена слышал лишь краем уха. После топот ног, голоса и вопросы. Попытка растормошить меня лишь породила вспышку боли, но своего добились.

Открыть глаза с первого раза не получилось. Да и со второго тоже. А вот, когда получилось, поймал момент заходящей в комнату молодой женщины, в одежде врача.

Дальнейшее особо в памяти не отложились. Обработка раны на плече, вопросы полицейских, что с трудом продирались в сознание. Я даже отвечать пытался. По крайней мере несколько предложений сложить смог. Мол, ворвались, ничего не помню, только крики. Естественно, мне не поверили. Естественно, под протестующие возгласы врача, заломили руки и поволокли вниз. Ну, а дальше часовое ожидание в машине и езда в участок. Уже здесь, заперли одного в допросной, стянув, при этом, руки за спиной наручниками.

Квадратный допотопный стол. Квадратная же светодиодная лампа, где горит лишь одна полоска. Тусклый свет порождает неприятную рябь перед глазами. Обшарпанные стены, кривой, скрипящий пол и забытая кем-то до этого, пепельница, с еле тлеющей уже сигаретой.

Значит, никакой это не пси-сифилис. Либо, я чего-то не знаю и болезни этих насекомоподобных пришельцев могут иметь свой разум? Смешно. И я бы посмеялся, если бы, обстановка в целом располагала. Хорошо хоть зеркала этого треклятого нет… Ан, нет, поторопился. В углу висит камера, чей красный индикатор противно так подмаргивает. Интересно, долго меня еще мариновать будут? И ведь помощи просить не у кого. Хотя, какая тут вообще может быть помощь? Единственный вариант идти в несознанку, ибо озвучивать, что случилось на самом деле — прямой путь в застенки к каким-нибудь больным исследователям. В таком деле никому веры нет. Тут, скорее, даже наоборот. Всплывёт какой-нибудь термин из разряда «В интересах государства» и всё, баста карапузики, как любит говорить Миша.

Дверь, что находилась у меня за спиной, отворилась с противным скрипом. Ну, в таком месте иначе быть не могло. Тяжелое дыхание, аромат табака и пота. Ах да, тяжелый парфюм на спирту там же.