— Иди конечно. Кстати, если он уже дожидается в приёмной, скажи, пусть заходит. Только, Ник, вот ещё что. Зайди по дороге — всё равно будешь мимо идти — к мужу нашей банщицы Вали, не помню, как зовут, его цеховики из Готлина прогнали. Пусть он завтра принесёт мне все свои замки, которые есть. Хочу их повесить на двери из чёрных ходов, а ключи положу подальше. Так надёжней будет. Всё, беги.

Бросаю взгляд в окно и вижу спешно направляющегося к выходу из монастыря брата Симона, нашего целителя. Куда это он на ночь глядя? Ещё час-полтора и ворота обители закроются.

Юлька принесла сутану и забрала перепачканный походный костюм. Уходя едва не налетела на появившегося на пороге Ригера.

— Ты чего такая пыльная? — удивился он. — Как будто к матери вернулась. Извините, милорд. — дядька вспомнил, кто здесь хозяин и имеет право задавать вопросы. — Прибыл на ваш вызов.

— Садись, дядюшка, садись. — показываю ему на боковой диван. — Что там у нас случилось? Лекарь словно на пожар умчался.

Ригер очень аккуратно сел на указанное место.

— Раненых восемь человек привезли. — пояснил. — Дружинники наших соседей, баронов. Брат Макс говорит, они часто что-то поделить не могут. Вот и везут сюда на лечение своих увечных после каждой стычки.

— Они дерутся, а мы лечи? — я уже накинул на себя сутану, сшитую по росту. — Хорошо устроились соседушки.

— Так они платят вроде неплохо.

— Да? — хм, а чего я удивляюсь? У нас монастырь, а не богадельня. Любой труд должен быть оплачен. Тем более, в свете намеченных мною трат в увеличенном размере. — Это меняет дело. Так, дядя, знаешь, зачем я тебя вызвал? Омолаживать буду.

А опекун-то мой, готов поклясться, испугался. Боится, что вместо омоложения отращу ему хвост? Что-то вроде того. Придётся успокаивать. Опасности для него действительно никакой нет.

— Степ, ты того, ты чего? Вы уверены, милорд? Не надо. Зачем?

— Надо, надо, дорогой мой опекун и наставник. — кладу перед собой раскрытый на нужной странице манускрипт. — Оставь переживания, хуже не сделаю. Вычитал вчера главный закон целителей: не навреди. Сиди ровно и не шевелись.

Уверен ли я? Пожалуй, что да. Благодаря конспекту кузины руку, что называется, в плетении заклинаний уже набил. Знаю, что пока не замкну последним белым жгутиком завершающее соединение нитей любое энергетическое воздействие невозможно, и отменить наложение плетений могу в хоть в самом конце без всяких последствий.

Другой вопрос, насколько эффективным окажется то заклинание, которое я отобрал для первого применения на своём, Степином, дяде. Вроде, десять-пятнадцать скинутых с объекта воздействия лет — это общий возможный результат за всё время использования данной чудесной магической практики. А на сколько происходит омоложение при каждом конкретном случае? Датчиков скинутых годов-то нет. Как определить? Только на глаз.

Из книг, прочитанных ещё во дворце, узнал, что каждое последующее воздействие слабее предыдущего, как принцип затухания волн при сопротивлении среды, но тем сильнее, чем больше был перерыв между применениями. Так что, каждый день омолаживать Ригера не стану, иначе уже через неделю его организм перестанет хоть как-то реагировать на любые омолаживающие плетения, даже если каждый раз использовать совершенно разные из них. Одно время меня так много пичкали антибиотиками, что ничто уже не брало. Вот и тут примерно тоже самое.

Мысли мешают сосредоточиться. Тяжёлая это работа, из болота тащить бегемота, то есть, смотреть одновременно обоими имеющимися теперь у меня зрениями, создавать вязь омоложения и при этом философствовать на отвлечённые темы. Да ещё и дядька смешит, пучит глаза будто бы у него запор. Так, всё, хватит.

Смотрю на рисунок и отрываю следующий жгутик. Казалось бы, при чём здесь энергия земли? А вот коричневая нить данной стихии в этом варианте плетения является центральной. Да уж, жаль, что у магии нет никакой внятной теории. Может мне однажды что-нибудь в голову придёт, как тому Менделееву представилась во сне его таблица. Всё же у меня мозги немного по другому работают, чем у здешних аборигенов, и знаний там много неизвестных в Паргее. Что-нибудь из них пригодится, к гадалке не ходи.

Прямо перед своей кончиной только узнал, что, оказывается, великий химик был тестем нашего замечательного поэта Александра Блока. Чёрт, о чём я думаю? Наверное, всё-таки волнуюсь немного. Так, теперь пошли зелёные жгутики, отрываю их поочерёдно с белыми, связующими, и присоединяю к остальным — коричневой, двумя оттенками синего и ярко оранжевой.

Размер плетения не важен, просто, если делать его слишком маленьким, то сложно правильно расположить и связать нити, а если чересчур большим — затратишь много лишней энергии с тем же результатом. Выбираю средний масштаб — примерно величиной с голову, тем более, что и по форме этот вариант омоложения напоминает эту часть тела, правда, как у Чиполино в мультфильме, с такой же ботвой сверху. Место наложения тоже роли не играет. Выбрал грудь дядюшки из-за удобства.

Заглянувший в операционную палату, в которую временно превратился мой кабинет, секретарь едва не сорвал ход процесса уже по его завершению, но брат Сергий вовремя сообразил, что не нужно мне мешать, и быстро исчез.

Итак? Ну, помолясь Создателю, замыкаем контур, и, вуаля, готово!

— Ох ты ж. — выдохнул Ригер. — Я…

— Не говори ничего. — сажусь рядом и прижимаюсь к опекуну, заменившему Степу родителей. Демонстрирую дядьке свою признательность за всё, что он для меня сделал. Мне бы на его месте было приятно, если бы воспитанник оказался благодарным и достойным затраченных на него трудов, заботы и воспитания. Пусть порадуется, он реально заслужил моего к нему хорошего отношения. — Это лишь малая толика того, чем я готов тебе отплатить за твою доброту, дядя.

Мужик-то расчувствовался, чуть носом не всхлипнул. А вот это уже лишнее. Не солидно для старшего сержанта гвардии так себя вести.

Конечно же, понять его можно. Любое омолаживающее заклинание естественным образом ещё и немного исцеляет, как целебное чуть-чуть молодит. Так что, и без зеркала Ригер чувствует произошедшее с ним изменение — обретение свежих сил и здоровья.

Я же стараюсь хоть приблизительно понять, сколько лет он скинул. Пять? Нет, пожалуй, больше. Годков семь, память Степа мне немного помогает.

Морщины на лице разгладились, волосы потемнели, и вообще, орёл, хоть сейчас в небеса пусть воспарит.

Он мои мысли читает? Вытирает глаза рукавом, встаёт и кланяется, будто перед ним статуя Создателя. Это лишнее. Хотя, чего уж перед собой-то лукавить, приятно чувствовать себя немного волшебником.

— Степ, милорд, мог ли я когда-нибудь надеяться…

— Как раз ты-то и мог. — поднимаюсь следом. — Хотя шансов, что меня признают, было совсем мало. Ведь так? Ну, что случилось, то случилось. Тебя твои бойцы ждут. — напоминаю с улыбкой. — Ты заходи, если что. Не нужно ждать моего вызова.

Проводив бывшего опекуна и с опасением — не лопнула бы девочка — посмотрев на Юльку, поедающую в сухомятку булочку на диване в углу приёмной, спрашиваю Сергия:

— Что за срочность была?

— Ничего, милорд. Доложить хотел. Приходил брат Евлампий…

— А это у нас кто?

— Помощник управляющего по ремесленным делам. Сообщил, что ваше распоряжение по карцеру для милорда Монского выполнено. И книги ему принесли. Пойдёте смотреть, как там всё сделано?

— Обязательно, но уже не сегодня. Как у тебя с художеством идут дела? — киваю на его стол, где в беспорядке разложены манускрипт, листы бумаги, перья, кисточки, разноцветные чернила и краски. — Долго ещё плетение блокировки будешь рожать, в смысле, копировать?

— Я бы уже сделал. — смутился секретарь. — Да двух оттенков не было. Самому пришлось смешивать и подбирать. Чернила-то только чёрные и красные, а всё остальное — красками. Глянете?

Дураку полработы не показывают, но милорд Неллерский далеко не глуп, а, во-вторых, не собираюсь всем подряд премудростям учить. Кое-что должно оставаться лишь в моём личном распоряжении.