Когда в 1629 г. Самюэль де Шамплен сдал Квебек братьям Кёрк, некоторые торговцы колонии без особых угрызений совести перешли на сторону англичан. Для Этьена Брюле и других та новая жизнь, которую они вели в Северной Америке, торгуя пушниной, была ценнее государственной принадлежности, и они действовали под английским контролем вплоть до того времени, когда французские власти вернулись в Квебек. Спустя полвека основы британской торговли пушниной в северных и западных регионах Канады были заложены двумя колонистами из Новой Франции, которые также решили, что логика коммерции более убедительна, чем национальные или даже семейные узы. Медар Шуар де Грозейе и Пьер-Эспри Радиссон, вернувшись в 1660 г. в Новую Францию с расположенных на северо-западе территорий, встретили, мягко говоря, не очень радушный прием. Они полагали, что меха, привезенные ими в разгар победоносного наступления ирокезов, спасли колонию от коммерческого краха, но губернатор подверг их дисциплинарному взысканию и оштрафовал за самовольное предприятие. Не лучше было принято и их предложение о фундаментальной реорганизации системы торговли пушниной.

У Новой Франции имелись серьезные причины не обрадоваться предложению Грозейе и Радиссона. Это предложение скорее отражало желание северных индейских племен кри и оджибве, стремившихся открыть торговый путь, недосягаемый для их ирокезских соперников, чем стратегический замысел европейских купцов, все чаще поглядывавших в сторону Гудзонова залива. Грозейе и Радиссон поддерживали своих индейских союзников, но власти Новой Франции осознали, что торговля, которая будет вестись в районе Гудзонова залива, в полной мере пойдет в обход Монреаля и всей Новой Франции. Уже и так взволнованные тем, что торговля пушниной уходила все дальше на Запад, колониальные власти вполне понятным образом не испытывали энтузиазма по поводу возможности потерять ее окончательно. Получив отказ в Новой Франции, Радиссон и де Грозейе в конечном итоге отправились в Англию. В то время Англия не воевала с Францией (в действительности они даже заключили союз против все еще господствовавшей на море державы – Голландии). Радиссон и де Грозейе могли считать свою инициативу чисто коммерческим предприятием, однако вскоре она превратилась в дело государственной важности. Хартия «Губернатору и компании английских купцов, торгующих в Гудзоновом заливе» («The Governor and Company of Adventurers of England Trading into Hudson‘s Bay»), дарованная королем Карлом II в 1670 г., четко обозначила притязания англичан на внутренние территории Новой Франции.

Компания Гудзонова залива (КГЗ) представляла собой то, во что могла бы превратиться Новая Франция, если бы в ней не проводилась политика заселения колонии. Как и «поселение Квебек» в первые годы своего существования, торговые фактории компании были маленькими, чисто мужскими поселениями, которые снабжались продовольствием из Европы и которые получали меха от индейских племен. Посредниками между индейскими трапперами и покупателями из КГЗ были исключительно аборигены, и вскоре каждая фактория обзавелась своим «ополчением» – аборигенами, проживающими поблизости в качестве снабженцев, охотников, проводников и временных туземных жен для сотрудников компании. Радиссон и де Грозейе были правы насчет больших коммерческих перспектив Гудзонова залива. Однако они ошибались, полагая, что Монреаль не выдержит этой конкуренции. Напротив, появление КГЗ стимулировало более активное продвижение далее на запад и на север торговых постов, расположенных в Верхней стране Новой Франции. В течение всего периода французского господства в Канаде, да и после завоевания Новой Франции англичанами Монреаль превосходил фактории, находившиеся в районе Гудзонова залива и колонии Нью-Йорк, в качестве поставщика пушнины на рынки Европы.

Соперничество двух имперских держав было выгодно и индейским племенам. Вместо того чтобы раздавать шкурки пушных зверей корыстным торговцам, мехоторговцы-аборигены сами оценивали рыночную стоимость пушнины и при любой возможности требовали более справедливых условий. Пользуясь все усиливавшейся конкуренцией между французскими и английскими купцами, туземцы могли подыгрывать то одним, то другим, преследуя свои собственные интересы. Контакты с европейцами вызвали огромные изменения в среде самих племен, но торговля пушниной по-прежнему создавала потенциал для участия туземцев в этой сфере деятельности и их влияния в ней. Хотя французы из долины реки Св. Лаврентия проникли далеко в глубь континента и даже строили там постоянные фактории, они делали это только с согласия аборигенов, которое достигалось путем важных дипломатических переговоров. Например, Луи Жолье не смог в 1673 г. достичь побережья Мексиканского залива из-за враждебности со сторон местных жителей, а успех Ла Саля, сумевшего девять лет спустя попасть на это самое побережье, был предопределен тем, что он заключил договор с тем же самым индейским племенем.

К 1680-м гг. Ирокезская конфедерация поняла, что, несмотря на все ее победы в годы войны, заключенный мир ей самой невыгоден. Французы отнюдь не попали к ней в зависимость и даже заключили новые торговые союзы, которые оставили ирокезов в стороне. Французские и английские купцы, а также все расширяющаяся сеть индейских торговцев перемещали торговлю пушниной далеко на запад континента. Ирокезы вновь начали войну. Сначала мишенью их ударов стали индейские союзники французов, но эти атаки не смогли перекрыть маршрут поставок мехов в Монреаль. Вместо этого Лига пяти племен в конце XVII в. потерпела серьезную неудачу. Она утратила контроль над южной частью побережья озера Онтарио, который ирокезы отняли у гуронов и других истребленных племен. Это произошло в результате войны, в которой друг с другом сражались только индейцы и которую европейцы почти не заметили и не сообщали о ней, но в индейской устной традиции сохранились рассказы о многих битвах, повествующие и о нападениях из засады на караваны с грузами, и о штурмах обнесенных частоколами селений. Как ирокезы, так и их северные противники могли выставлять по тысяче и более воинов. И теперь с обеих сторон использовались не только луки и томагавки, но и европейские мушкеты. Исход войны, которая велась по берегам рек и озер от селения Су-Сент-Мари и далее к югу до озера Эри, оказался очевиден: ирокезам пришлось вернуться на свои исконные земли, находившиеся южнее озера Онтарио. К 1700 г. племя миссиссога переселилось с северного берега озера Гурон на южное побережье озера Онтарио. И хотя миссиссога никогда не были столь же многочисленны, как ирокезские племена, населявшие районы к югу от Онтарио до начала Ирокезских войн середины XVII в., их претензии на южное побережье Онтарио в начале XVIII в. остались неоспоримыми.

Война вступила в новую стадию в 1689 г., когда английский король Вильгельм III Оранский и король Франции Людовик XIV объявили друг другу войну135. Получив твердую поддержку со стороны английской колонии Нью-Йорк, ирокезы стали нападать на густонаселенную центральную часть Новой Франции. 5 августа 1689 г. в Лашине – месте, откуда вояжёры оправлялись из Монреаля на запад, – французы поняли, как будет проходить эта военная кампания. Полторы тысячи ирокезских воинов на рассвете напали на Лашин, сожгли 50 из 80 домов, убили 24 человека и увели с собой около 90 пленников. Это было началом очередной кампании против земледельческих поселений Новой Франции, и в течение нескольких лет отряды ирокезских воинов убивали абитанов и их домашний скот, поджигали строения и посевы. Раз за разом их атаки заставляли колонистов прятаться в укрепленных убежищах, которые вновь стали необходимой частью каждой общины. В 1691 г. было убито свыше ста поселенцев. Во время налета на Вершер в 1692 г. возникла одна из героинь Новой Франции. Дочь местного сеньора, пятнадцатилетняя Мари-Мадлен Жарре де Вершер, вместе со своей семьей защищала укрепление, до тех пор пока не подоспела помощь из Монреаля. Так родилась легенда, которая будет сохранять образы сражающихся абитанов.