– А еще грязи меньше видно! – заметил я, глядя на свою майку, чистота которой была на уровень выше по сравнению с исходившим от нее запахом.

– Ага. А бывает, что и безопаснее к себе внимание не привлекать. Так что все, как всегда, – относительно!

Вокруг нас жужжал шмелями, щебетал по-птичьи и благоухал ароматами белой акации поздний май. Мы с Сашей вот уже третий день как были в походе. Доехав электричкой из Ростова до поселка Усть-Донецкий, мы направились пешком к устью реки Северский Донец. А уже оттуда без особой спешки устремились вдоль правого берега Дона, вниз по течению. Погода на дворе уже стояла совсем летняя, 28—30 градусов. За вчерашний день на открытых участках пути, когда приходилось много идти по песчаным берегам или срезать дорогу полями, мы и вовсе сварились, как раки.

– Знаешь, что я сделаю, если нам попадется еще один родничок? – спросил Саша.

– Повторишь наш ритуал опускания головы в воду? – предположил я, уже зная ответ.

– Ага.

– И я тоже. Это прям обязательно!

После очередной казачьей станицы мы попали в зеленое царство. С одной стороны – пойменные леса с лежащими тут и там огромными трухлявыми стволами, с другой – зеленые холмы с кустами цветущего шиповника и ромашковыми полянками. Но сейчас мы уже почти не останавливались и не любовались всем этим. Ведь даже густота здешних зарослей не давала прохлады, а лишь духоту. К счастью, когда мозги уже стали потихонечку закипать, мы снова услышали желанный шум.

– Ура! Где-то рядом родник! – обрадовался я.

Мы свернули с тропинки и вскоре обнаружили торчащую из склона трубу, из которой мощным потоком на камни лилась вода. Побросали рюкзаки. Саша мгновенно принял страусиную позу, сунул голову под струю и начал издавать звуки примата, выражающие крайнюю степень удовлетворения происходящим.

– Водичка – огонь! – вынес вердикт он, высунув голову обратно. – Холодненькая! Давай ты!

Мне не нужно было особого приглашения, и через пару секунд я тоже пошел на поклон живительной стихии.

– А-а-а, супер!

Я отряхнулся, вытерся футболкой и оглядел обстановку вокруг новым свежим взглядом. Ощущение было такое, как будто в голове кто-то снова включил свет. Ориентироваться в мыслях сразу стало легче.

– Опа, нет, ну ты только глянь на него! – сказал я, заметив рядом молчаливого наблюдателя.

В нескольких метрах от нас почти в человеческой позе и чуть откинувшись назад, неподвижно сидел черно-рыжевато-белый барбос и внимательно наблюдал за происходящим. Это был еще пес-подросток, но уже с таким серьезным и вопросительным выражением морды, что, глядя на него, просто нельзя было не улыбнуться.

– Эй, ты что, брат? – расплылся в улыбке Саша и издалека поводил ему рукой, словно загипнотизированному.

Щенок очнулся, тут же начал скубаться и покусывать себя за бок, чем, очевидно, и занимался до нашего прихода.

– У меня такое ощущение, что все это время он наблюдал, как мы опускаем голову в воду, и не врубался, а что это они такое творят, – заметил я.

С неменьшим наслаждением мы пополнили родниковой водой бутылки и вдоволь напились. Настроение заметно поднялось.

– Слушай, надо бы через часик устроить привал на обед! – предложил я. – С шести утра ведь идем без перерыва как проклятые!

– Ага. Сейчас на свежачка еще пройдем, а потом будем место искать. Желательно где-нибудь у реки.

Чтобы продлить ощущение прохлады, мы по нашей традиции снова окунули в воду головные уборы, а Саша опять намочил свое головное полотенце. Но даже такая подзарядка действовала недолго, и уже через минут десять все опять высохло.

«Но все не так плохо, как могло бы быть, – думал я, пока шел. – Да, жарковато. Да, какие-то колючки застряли в носках. А еще – спина потеет, стопы чуть сопрели в ботинках, и плечо левое побаливает, но все это нисколько не критично».

Наоборот, мне даже нравилось испытывать чувство здорового пофигизма, которого мне не хватает в городе. В походе оно всегда появляется незаметно. Вот вчера, например, вместо того чтобы пойти в обход вдоль одной речушки, мы разделись, подняли рюкзаки над головами и прошли ее вброд. А позавчера, срезая дорогу ячменным полем, насобирали на себя столько росы, что трусы, носки и кроссовки пришлось весь вечер сушить у костра. Намокшие вещи мы развесили на палки, а те повтыкали в землю вокруг костра. Пока сушилась одежда, мы бегали между палок в одних плавках и пытались тем временем пожарить сосиски. Представляю, как дико это могло выглядеть со стороны. Как будто на привал остановилось племя «древопитеков», где-то по пути захватив в плен заблудших туристов, обобрав их до нитки, а теперь доедая остатки.

Когда же на вчерашнем привале у нас неожиданно закончилась питьевая вода, никакой паники и даже растерянности уже не было. Пока Саша возился с готовкой еды, я просто отправился налегке в соседнюю станицу. По пути я обнаружил, что даже не прихватил с собой деньги, но, чтобы не тратить силы, возвращаться обратно за ними не стал. Вместо этого, я вспомнил, что у меня вообще-то есть способность разговаривать. А на деле попросить воды у добродушных и открытых жителей станицы Раздорской оказалось гораздо проще, чем я думал, и совсем не так страшно.

«А дома ведь все себя как-то жалеешь, – рассуждал я. – И то тебе лень, и то ты не можешь, и вообще убеждаешь и утешаешь себя, что ты слишком скромный, не очень-то общительный или какой-то не такой. Все – ложь, все – отговорки!»

Вдруг мои мысли прервала новая картинка: на смену полузаброшенным и заросшим дачам впереди возникло девятиэтажное серое здание. Вместо окон и дверей на фасад его выходили пустующие черные дыры-проемы.

Саша посмотрел на меня. По его взгляду я сразу понял, что именно он собирается спросить.

– Это что, тот самый санаторий? Ну который мы видели в походе в том году с другой стороны Дона?

– Да, его недостроенный корпус.

– Я так и думал.

– Говорят, вьетнамцы, когда его помогали строить, всех улиток в округе пожрали! – вспомнил я вычитанный где-то факт.

– Ты знаешь, я отлично понимаю этих вьетнамцев, – заметил Саша. – Я бы сейчас сам, наверное, сожрал бы гору улиток.

Мы подошли поближе. Из-за обилия поросли и диких кустарников эта серая махина казалась здесь, в буйстве природы, совсем неуместной. Мы не стали пытаться проникнуть внутрь, а скорее спустились с холма и углубились в тенистую часть бывшего санатория.

Увядающая красота его была прекрасна в своей тиши. Ни одного человека не было видно вокруг. Клумбы и газоны соседствовали с разбитым асфальтом. На территории нас встретил памятник Ленину, а также здание с элементами классической архитектуры. Колонны с капителями, террасы и карнизы в нем контрастировали с пожелтевшими кондиционерами в окнах, облупившейся краской и штукатуркой на стенах. Судя по развешенному возле дома белью, здание еще функционировало, но самих жителей или постояльцев видно не было.

Увидев Дон, мы решили устроиться на привал поближе к берегу. Спуск к нему представлял собой каскад с несколькими зелеными террасами. По периметру территорию обрамляли деревья, иногда попадались среди них сосны и голубые ели, а также кусты туи. Внизу зеленела лужайка с футбольным полем, а за ними располагался песчаный пляж. За рекой же красовалось лесистое левобережье, где мы с Сашей как-то застряли в терновнике.