И жизнью утомлённой проведу -

Один сюжет на призраках забытых,

Им сорок лет мучения и слёз

Заранее из слепленного яда -

Ты не пронёс и в тождестве ума -

Настало бытие другого взгляда.

Ему пророки задают вопрос:

«Что делать нам, когда и жизни нет,

А тот портрет стоит внутри лицом,

Повёрнутым над обществом – потом?»

На сером постоянстве нет идей

И формы авангарда спели рядом,

Где думали одни потёртым ладаном,

Через искусство сожаления последнего.

Оно – богатый к нежности маньяк,

Лежит и охраняет сердце лени,

Им тешит отрок мужество подряд,

Чтобы понять, как жить без утомления,

Но твой пророк души – устало спит

И скромный голос, говорящий правильно

Не отражает сердце, сквозь гранит,

Не ищет пользы блага над прямой.

Задев её ты строишь мир земной,

Окольной честью ближе к именам,

Их слепит рай и доблестный стоит -

Манер успокоения, как блик,

Ему спросило нужным – обаяние.

Нет смерти думать к праву и уму,

Настало равенство, пока идёт борьба,

Но срыв покрова – малая судьба,

Ещё не спетой ценности на свете,

За ней присмотрит слово мудреца,

Оставит часть покоя от Вселенной

Над смыслом отношения им стать,

Пока свобода думает опять

И охраняет мысли судеб – непреклонно.

Одна стоишь и тает на восток

Природа чувства к спелому взрослению,

Ей философский почерк, как исток -

Твоя надежда к лирике из роз,

Над чёрной негой спаянной души -

Одни расстались думать во Вселенной,

Ушли и не оставили нам след,

Пока на звёздной каторге – рассвет

Уходит в поклонение им – думать.

Но что же делать в разуме пути,

Когда нет места слову в бытие,

Оно рассталось притчей на лице

И мудро тешит звон прямой тоски,

Когда нет места праву – предлагать

Ту роскошь боли в длинной суете

Из жизни этой в сказанном – летать

По поднебесной чувства к малой высоте?

И рок не остановит мысли вспять,

Он думал также честью на уме,

Как слон, блуждая в этой темноте

По нужному условию – быть квантом,

Приобретая сложный час судьбы -

Ты роль его в культуре – над душой,

Опальной роскошью идти ему – вослед,

Как слово неприкаянное – думать.

Тефлоновой мечты не затворить

Судьбу от тех советов посторонних,

Когда под одиночеством ходить

Ты стал – в наличном своде лет.

Над нимфой в обездоленный совет

Искал ты пищи к личному уму,

Где твой источник – видит ли вину

По сотням разметавшихся страниц?

Отдашь им слово в личности своей

Внутри от нарочитых дней печали,

По смерти ли – прийти опять к твоей

Судьбе готического слова на лице?

Что будущий – ты ищешь за умом,

Сложённый вид проторённой дороги,

Ей открываешь солнце день за днём

И пашет твой тефлоновый проём,

Там где один устал – уму сомнением

Внутри обычной роли за мечтой,

Там были ложь и юмор на лице -

Таком же лишнем – в праве отнимать.

Искал ли счастье в одиноком сне,

Но город нищих в памяти растратил

Свою добычу страха для двоих

И одинокий склеп – под миром бытия.

Ты осуждал тот ветер верениц,

Искал у птиц затерянное счастье,

Но всех их выбил в юморе – под стих,

Что одиноко пишешь на Неве.

В почтамт – там относя ему углы

Вопроса мести к равному начальному,

Истории – доступному лицу

И без него – тот вымысел прощая.

Ты сам прошёл обратно к наглецу

Испить кровавый полдень на дозоре,

Где совесть ищет прах и это горе

Внутри растраты мифа о добре.

Ему тефлоновый замер сквозь идеал

Сегодня прав – он думает, что воля

Твоя – простору мысленная гладь,

Где одинокий ветер будет думать.

Искать морали верные шаги

И ей просить обдумать – это счастье,

На долгом берегу по той Неве -

Напрасно ли, но лучшему по мне.

Минутный шум в потерянных ушах

Застыл – под правом смерти на тебе,

Чтоб думать в этом мифе – о любви,

Держа скульптуру счастья и погибели.

Ты – старый вал из низменной гряды,

В тебе пребудет слава – сквозь ходы

Моральных граней пищи от Богов

И тёртой формы времени до нас.

Чтоб думали мы этим – по любви,

Но шаг искали в счастье бытия

За этим ли притворством и свободой,

Когда осилит почерк – дрожь свою?

Почём ты стал на фатуме – идти,

Предчувствуя моральные забвения,

Как глаз элегии – доподлинно найти

Сегодня интеграл от слов любви?

Ты обаятелен и смерти и себе,

Сквозь чёрный мир – опально видит там

Твой дух слезы и почерком у сна -

Свои шаги – до безобразия холит.

Под чёрный крест нарезан идеал,

Под шагом мира, ниспадая светит

Твой ветер о подземные ходы -

Он этим видит формы от беды.

Почуяв обаятельный восторг,

Взлетев от солнца прошлого, взрослея

Ты стал не уготованной игрой,

Под свод своих желаний им – лететь.

Погода точной былью на тебе -

Сегодня лечит век внутри сомнения

И каждый сон всё думает – о нас,

Предчувствуя свой чёрный монолог.

Не стал он нерадивой былиной,

Не этим сводом о бездонный дух,

Но ищет впалый миф – от этих рук

За вдохом пользы – мысли от любви.

Ты будешь идеальным от разлук

В модели монолога – ждать сегодня

Того, который видимостью сна

Не стал по силе – обаять свой век.

Он сам устал и смотрит на любовь,

Что жила словом – в чувствах у беды,

Но чёрный взгляд предчувствия воды

Всё тешит самость личного устоя.

Что жив твой нерадивый элемент

Внутри – очеловеченной природы тела,

Не знает он, что будущему враг -

Ты стал себе и в этом описал

Под уникальным светом бытия -

Простор моральной формы идеалов,

Но свет для обаятельной звезды -

Не форма страха – в сумраке ночном.

На вид – по нерадивой пелене

Случайности из игр подобной тени -

Ты ищешь славу – в собственной беде,

А сам таращишь подлинный рассвет.

Внутри огромных ран – у этой льдины,

Что вторит городу – обратные года,

Но знает чёрный мир, как иногда