Обещанный на час – противник в рукаве

Идёт помучить шанс и гордую тоску,

Внутри его строфа и милые огни

Запустят в город снов – живую идиому.

Он жив и в слове сам, как дорогой уют,

Приличествует тут, не понимая нравов

Он шанс – интеллигент и тонкая игра,

В неё куют до позднего утра.

Свободный дух меж нас и масти приговор

Не хнычет, он погас от мозга для людей,

Но дух в притворный раз – не празднует одну

Морали связь и тьму, приличествуя глаз.

Поник сквозь мысль во мне – тлетворный идеал,

Был дорог сам и мне – он выручал вдвойне,

Когда искал войну и там в её глазах -

Был призраком за страх и меченый полёт.

Так видит идиот, что живо в смерти нам

Судьбы прямая драма и солнце во сто крат,

Вложившее печаль в особую примету,

То бытие из глаз, увенчанной звезды.

Почётом смотришь вдаль и в городе твоём

Противник на огне – не мучает, он ждёт,

Что сам в тлетворной мгле – забыл на этот раз,

Как жить ему, в том думая, что в сердце он погас?

Испил свою войну и вышел зверем – в том

Красивый, как модель и верный в свет звезды,

Но укоризна шлёт им – новый пересказ

Той мысли без тебя, где был немой рассказ.

Он вышит в рукаве над плахой городской,

А сон – его покой, что чудится сквозь тьму,

Бежать ли к одному, кто жив ещё сейчас

Или уйти ко дну – моральной топи завтра?

В философе сошлись – те тени близкой тьмы,

Они нашли следы, что выедены нам,

Как робкий слепок ран и толща от воды,

Где живы, будто сам – ты выманил мечты.

Собрав в один комок – испачканных надежд

Ты вышел в дорогом костюме из невежды,

Но посох был во тьме – искусством недалёк,

Он вылепил урок – живого чванства прежде,

Чем ты его сломал в природной былине

И робкой, словно шарм окутал здесь порой,

Где снова человек живой, уже едва,

Но дорого за два – тащить ему в покой

Ту участь между стен, ту властную игру,

Где живы были мы и памяти следы -

Вращались между нас, что форма бытия

Былого зверя в фарсе и жадности взаймы.

Берёшь тот склеп внутри, ему отмечен глаз,

Берёшь внутри войны – излишки от ума

И в том ты жив на свет – из времени и гроз,

Где сам тащил вопрос, что дорог нам внутри.

Пролетая над мухами – век в декабре

Источает искусство, приятное с виду,

Он разученный подвиг в упитанной роли,

На сегодня выходит блуждать – по утру.

Ты не видишь за чёрной основой – своей

Приближается муха и тает свеча

От такого искусства, что горе внутри

Не бывает историей формы – в печали.

Через несколько лет, улетая в печи -

Эти мухи, как светлые прозы из слов

Пребывают внутри утончённых миров

И гнетут преисподнее чучело нам.

Потому мы не знаем, кто здесь виноват,

Только прозу напишем о тонком уме,

Что сегодня внушает свой мир – идеал,

Он завидует праву над манией – сам.

Деревянные створки под письмами – в ад

Ты пропишешь и будешь на этом не рад,

Что раскрученный возраст – обратно во тьму

Ты захочешь поставить, как ветер из нас.

Он плюёт с небосвода для мнимой игры,

Он завидует миру для сферы умов,

Только мухи не помнят об этой игре -

Им уже незаметен твой склад – по добру.

Раскрутило растерянный возраст – оно

В авангардном приличие – сферу из нас,

Только думать не можем, как истина в глаз

Постоянно рисует свой век – монолит.

Он не помнит от мух, про какую игру -

Ты писал, чтоб напиться и выжить внутри

От придирчивой ясности – снова оставить

Идеальное поле, чтоб жить им, как мы.

Преднамеренный подвиг из немого окна

Открывает по мухам – угнетённый раздор,

Чтобы вечности плаха разнимала укор

Между видом напротив и счастьем взаймы.

Где не видно искусство – до этой войны,

Только каторга ищет беспросветные тени,

От которых ты стал им – вернее внутри

И усидчиво ловишь тот воздух сомнений.

Пропустила вечером долгая тьма

Удивление нового счастья без лиц,

Но устало ведёт к разобщению сна -

Потревоженной мухи – идеальный восторг.

Он прекрасен для мысли и таит в глубине

Отношение возраста, нужное мне,

Чтобы снова заставить свой верный полёт

Обходить по искусству на том – удивление.

Ты не можешь учесть эту новость – внутри,

Не имеешь за счастьем – былого пари,

Чтобы мучить назло эту долгую тьму,

С ней и мух понемногу, в искусстве к уму.

За городом таило смертью – там

Обещанное общество для зла,

Искало вверх смотрящей белизны

И тонкой формы лебедя в руках.

О прошлом душ не понимало – им

Прохлады дым, под стелющейся тьмой

И верной чередой там был один -

Родник культуры времени с тобой.

Он своды открывал в пустой главе,

За взглядами из прежнего – вокруг,

Что воздух человеческой гордыни

Искал им время в пропасти души.

Её продать ты смыслам не хотел,

Но выученный страх парил – за ними

И шёл прохладный ливень по губам

За тонкой впадиной умильного лица.

За городом стояло обнищание,

Им вверено пройти свой век и бел

Ты смотришь от заклятья этих стрел,

Куда – то вдаль – от мирного истца.

Где ворон обнимает мудреца,

Всё всматриваясь между стёртых линий,

Внутри он будет думать про юнца,

Который стал для душ – пороком стен.

Прорыл свой ветхий ужас и погас

Внутри – остаток скорбного луча,

За мир без нас он выл, как сердце слёз

И сам парил в безудержной тиши.

Где серый вальс – рисует стены в нас

И утончённый визг глаголет по уму,

Как долго мы входили в эту тьму,

Которой стали – между белых глаз

Искать свободу в проданной душе,

За честь её нести – из жизни этой

И снова находить под верный шаг

Искусства слова в признанных глазах.

Как только свет кармической болезни

Исчез и ровной смертью суждено

Мне взять – одно студёное окно

Из прежних лет – таким же безвозмездным

Мечом искусства в малой пустоте,

Другого шага к ясности – в природе,

Где свет бессилен в смерти, а везде

Ты сам ожил внутри основы глаз.

Под уровнем планеты, как топаз